И мой “личный” наставник Кьестен де Торн отлично в этом помог — заставив с первых же минут забыть обо всем, кроме самой практики.
— Давай, я знаю, на что ты способна. К демонам лень, ну-ка, держи спину.
Он заставил повторить меня все движения утренней разминки начиная с приветствия солнцу и заканчивая позой воина, в которой я должна была сохранять баланс, равновесие, держать руки вытянутыми параллельно земле, следить за тем, как колено находиться над босой стопой, взгляд направлен вперед к солнцу, встающему над горизонтом, а вес тела смещен к центру. При всём этом мне следовало не забывать следить за дыханием, вдохом и выдохом, и чувствовать каждую частицу тела: от кончиков волос до пальцев, удерживая границы замкнутыми и не позволяя никому их нарушить.
Поза воина дарила силу и гибкость телу, и я с радостью чувствовала, как злость превращается в энергию, что теперь жглась в крови. Мне казалось, что никто, даже сам Кьестен, не способен поколебать эту растущую уверенность, но хватило одного лёгкого касания плеча, чтобы мой хрупкий баланс пошатнулся. Я споткнулась, едва не рухнув на сухую землю, но в последний момент упёрлась кончиками пальцев, удерживая равновесие.
— Ещё, — его голос был бесстрастным, но не терпящим возражений.
Я стиснула зубы и вернулась в позу, восстанавливая контроль над собой.
— Не удивляйся, что с тебя больше спрос, — скупо добавил Кьестен, наблюдая за мной с лёгкой тенью усмешки. — Огонь — величайшая сила. Но если ты не научишься держать себя, а затем его в узде, он сожрёт тебя первой.
Я молчала, сквозь стиснутые зубы контролируя дыхание.
— Для этого нужен контроль тела, — продолжал он, обойдя меня по кругу, словно оценивая хрупкость моей уверенности. — Всегда. В каждое мгновение твоей прежде бесцельной жизни.
Я резко подняла на него взгляд, но он даже не взглянул в ответ, словно произнёс это невзначай.
— Теперь у тебя есть, как минимум, одно стремление, — заключил он холодно. — Отточить контроль до совершенства. Или же придется наблюдать, как твоя сила разносит тебя на куски. Ясно?
Я сглотнула, но ничего не сказала. Видел ли он вчера, как едва не вспыхнули светильники? Или же просто знает?
— Ойренахата покажет все твои сильные и слабые места, и теперь ты должна работать на команду. Если другим поможет покровительство Метта или Кими, то твоя задача — искать помощи у Ойгона. Только чувствуя свое тело в каждый момент времени, ты сможешь спасти себя от разрушения. Ну и всех нас заодно.
Он сделал медленный шаг, а потом остановился, смерив меня взглядом, в котором не было ни капли сочувствия.
— Увы, с вами, стихийниками, всегда сложнее, — проговорил он. — Не разбираете, где ваше, а где нет. Огонь или воздух — для вас это нечто естественное, да? Вы сливаетесь с этим, забывая, что у вас ещё есть тело и человеческое сознание.
Я продолжала молчать и возвращать себя в тело, удерживая сложную позицию и пытаясь переварить его слова, но учитель уже продолжал:
— Одно дело — схватить чужую мысль, эмоцию, слиться с кем-то из людей, присвоить себе часть другого. Это понятно, человеческое. Но совсем другое — отдать себя стихии, которой ты принадлежишь.
Он помолчал, давая мне возможность осознать его речь.
— Кстати, знаешь, где больше всего случаев помешательства? — его голос стал почти ленивым, как будто он говорил о чём-то скучном, но глаза изучали меня внимательно. — Среди таких, как ты.
Хотелось бросить язвительно в ответ, что может, мне надо другого учителя — того, кто хоть немного чувствует мир так, как я? Но Кьестен де Торн только пнул меня носком по стопе, заставляя выровняться в одну линию, и я плотнее сжала губы, не желая поддаваться на провокацию. Сделала вдох и застыла, скользя вниманием по дрожащим от напряжения мышцам и отдаваясь этой легкой боли — всё, что угодно, было лучше, чем вслушиваться в слова жестокого наставника.
С этого дня время поползло со скоростью улитки. Всё смешалось в единое мутное полотно: ранние подъемы, утренние практики, как в тумане — кажется, я снова пропускала часть из них — и снова и снова отдельные занятия с дарханом де Торном, чье непроницаемое лицо с тусклым взглядом, морщинами и жёстким непримиримым выражением начало мне сниться день за днём.
Казалось, он висит надо мной в воздухе, как угрожающий упасть на голову камень. Весь день меня преследовали его незримые замечания: “Стой ровно. Держи контроль. Спина. Ровнее. Выше голову, чтобы все Четверо богов видели твою макушку. Колени прямые. Выше. Ещё выше!" — и, конечно, неизбежное: "Где твоё внимание, ди Мори?!"
На пятый или шестой день я поймала себя на том, что судорожно отслеживаю “присутствие в теле” в каждое мгновение. Стоило мне отвлечься хоть на секунду, как я тут же встряхивалась и возвращалась в тотальное ощущение границ своего тела. Где кончаются мои руки? Мои ноги? Где проходит грань между мной и окружающим миром?
Я не могла думать ни о чём другом. Но вместо силы я чувствовала страх. Если потеряю дыхание хоть на миг — меня ждёт наказание. Изматывающее, беспощадное. Поза планки на вытянутых руках, пока не начнёт дрожать каждая мышца. Стояние в позе, пока не сведёт икры. Огонь в мышцах, переходящий в боль, а потом — в онемение, когда тело отказывается повиноваться.
В один из дней, когда Мэй подошла ко мне, что-то говоря, я вдруг осознала, что её слова не доходят — даже не слышу их. Только замечаю, как она тянется к моему плечу.
Прикосновение.
Как удар, как очередная проверка Кьестена.
Я резко отшатнулась, как будто меня пробило молнией.
Хранительница библиотеки сента де Инес говорила, что я должна принимать мир, чтобы он ответил мне взаимностью — но у меня, похоже, ничего не получалось!
— Прости, — бросила я тут же, видя, как неприятная тень пробегает по её лицу. — Я просто… — Я перевела дыхание, чувствуя, как перехватывает горло. — Ужасно устала. Я ни о чём не могу думать.
Кроме того, как дышать. Как держаться. Как не дать этому страху победить меня.
— Он слишком жесток, это все знают, но император его ценит, — сочувствующе заглянула Мэй мне в лицо, а я поняла, что теперь не смогу быть с ней откровенной. Хотя она была единственной здесь, кого я могла назвать своей подругой, но…
Друг она или враг?
Если тоже против императора и существующих порядков, захочет ли вмешать и меня в заговор? Или предаст, если я откажусь идти с ними на государственную измену?
— Да, — коротко выдохнула я и мимолетно взглянула в её лицо. — Как и многие из дарханов. Мы должны подчиняться императору и Четырём богам, чтобы стать на ступень выше к Великому Духу.
Мэй поджала губы, будто пытаясь удержать рвущиеся с языка слова. “Стань одной из нас, чтобы изменить всё это”. Так ведь?
— Как я могу тебе помочь? — Мэй украдкой разглядывала мои дрожащие от напряжения пальцы, которыми я завязывала пояс на талии.
— Ну, пожалуй, вижу только два варианта: или убить де Торна, или лишить меня дара, чтобы я стала свободной, — я хмыкнула, чувствуя, как привычный сарказм брата начал просачиваться и в мою речь.
А я раньше думала, что это прерогатива мальчиков, но оказывается, у нас это семейное. Вспомнив Тавиана и его обращение “кроха” на нашем последнем совместном ужине, я даже почувствовала, как защипало в глазах.
Кажется, в следующий раз, когда я встречу брата, то посмотрю на него совсем другими глазами.
Мэй взглянула на меня в упор, но ответить не успела: меня позвали на следующее занятие по глубоким медитациям, которые я, признаться, выносила с трудом: уж лучше зубрить даори и выводить раз за разом хитрые символы, чем проводить часы в молчании. Удав в этот раз оказался мне не менее жёстким, чем де Торн. Но теперь я шла на практику с мрачной решимостью: кто знает, вдруг меня настигнет вселенское спокойствие и ясное понимание, зачем я здесь.
На следующее утро была назначена очередная личная практика с де Торном, и я ждала её с обреченностью. Полуголые тела учеников уже не казались мне вызывающими: за время, проведенное в монастыре, я смирилась с тем, что нас учат не только контролировать свое тело, но и намеренно размывать границы личности — именно это происходило утром, когда Кьестен заставлял нас сбрасывать всё лишнее, включая одежду.
Вдох через нос, выдох через рот, почувствовать, как расширяется грудная клетка, как расходятся в стороны рёбра. Как ветер гуляет по оголенной коже, как чувство прохлады уходит, когда ты перестаешь чувствовать свои пределы, соединяясь с миром.
И даже тренировка в паре способствовала тому, чтобы ощутить другого как самого себя и тем самым проникнуть в глубь таинства человеческого сознания и живой магии, царящей вокруг нас.
Почувствовать дыхание Великого Духа, пронзающего бытие.
Снова вдох через нос, медленный выдох через рот.
— Мы больше, чем наши тела — мы бессмертные души, заключенные в телах для проживания нового опыта, — звучал в голове голос Удава сентара Иллиана ди Вира. — Почувствуйте это на кончиках пальцев, вдохните жизнь и выдыхайте все ложные установки, которые вас ограничивают… Будьте свободным потоком…
Иногда чувство слияния с течением энергии мне действительно нравилось. И этим утром я пыталась его воспроизвести — вернуться в момент практики, когда на время переставала быть собой и когда даже огонь не казался мне опасным: нельзя обжечь того, кто не имеет тела.
Даже огонь будто стал лучше подчиняться мне, и я в какой-то момент решила, что надо заявить, что мне достаточно уроков с наставником. Что я уже научилась контролировать себя достаточно, чтобы не срываться на мелочах.
Но Кьестен де Торн, будто нарочно почувствовав во мне изменения, подверг очередной проверке, заставив выйти вперед и повторить то, что мы делали с ним в личной практике. И на сей раз был ещё более жесток, даже не пытаясь защитить от насмешек.
Я думала, Бьёрн — мое личное испытание.
Я была не права.
Боги, как же я была не права!
— Зажги огонь, — приказал он вдруг, оставив в покое мои силовые навыки и контроль тела. — Проверим, на что ты на самом деле способна.