— Ваше величество… — начал было глава императорской стражи с гладкой и блестящей на солнце головой, — я…
Император остановил его жестом, развел обе руки в стороны и сделал медленный вдох. Такой, что всем в едином порыве захотелось замолчать и повторить.
Я подняла взгляд и начала искать бородатого, с холодными глазами, с голосом, от которого кровь стыла в жилах в подземелье. Хотя бы силуэт, хотя бы тень или намёк, но там, где он стоял раньше, теперь была только ткань чужих плащей, и замершие лица — обычные, равнодушные, или притворно взволнованные.
Глава заговорщиков растворился в толпе, как будто знал, когда именно нужно исчезнуть — когда слова о заговоре будут произнесены вслух и станет ясно, что для него игра только началась. Но это не победа, только следующее движение, от которого противно стынет в груди. И в этот раз ставки будут выше.
— Ветер меняется, господа. — Сиркх медленно обернулся, оглядывая всю толпу перед ним, чуть щурясь от яркого света, отчего казался живым и человечным. Тем отшельником, которым он когда-то был — пока не стал наместником Скадо на земле. — Я чувствую все его порывы. И я хочу, чтобы Игра продолжалась. Сегодня многие из вас сделали выбор, и это не останется без внимания Четырёх богов. Будьте открыты в своих сердцах — чувствуйте дрожь этого мира, услышьте за ней зов Великого духа, доверьтесь твёрдой опоре ладоней, что протягивают вам наши боги. И продолжайте идти — вверх, к свету, к Истоку. Даже если порывы чужого ветра бьют в лицо и сбивают с пути. Вы — сильнейшие из всех, кто ходит по этой земле. И я благославляю вас…
Сиркх сначала прижал кулак к своей груди, а после соединил руки в защитный магический символ, переплетя пальцы в замок и положив большие поверх.
— Убийца и все, кто затевает заговор, будут найдены и уничтожены, — мягко и тихо, но непреклонно пообещал глава гвардейцев, и по рядам дарханов пронеслось почти ощутимое волнение. — У вас ещё есть возможность сделать верный выбор.
Бородатый должен был быть среди толпы, и император смог бы его найти, я уверена! Ещё на суде я видела заговорщика между наставниками — и вот… исчез. Растворился, будто его никогда и не было. Только дрожь напоминала: он по-прежнему где-то рядом, и если я назову имена — он найдёт меня. Даже под землёй.
И даже если бы я сказала сейчас назвала конкретные имена — кто бы мне поверил? Свидетелей убийства нет. Доказательств нет. Вход в подземелье сокрыт магией, и едва ли я снова найду способ открыть туда проход. Есть только мой страх и обещание заговорщиков, которых слишком много: "Если откроешь рот — умрёшь раньше, чем успеешь договорить."
Суд окончен, пыль осела и судьи разошлись, и я физически — свободна, официально — не виновна. Но на самом деле — по-прежнему в шаге от пропасти, потому что никакой приговор не отменяет плетущихся теней заговорщиков, которые сужались смертельной петлей.
И каждый взгляд в мою сторону — как будто на меня пытаются примерить новую маску: жертва, заговорщица, выжившая, подозреваемая, любимица одного из дарханов… Кем я теперь стала?
Настоятель Эльханан отпустил меня без торжественных речей, без благословений, как будто я просто прогуляла пару занятий и теперь снова могу вернуться к обычным занятиям. А может, именно это и есть настоящий дар милости — не делать из меня героиню, просто оставить в живых. Дыши, девочка, живи, как умеешь, а мы посмотрим, на что ты на самом деле способна.
Мне освободили руки, и я ждала момента, когда смогу подойти к Бьёрну.
Он ни слова не сказал, когда все разошлись, только кивнул, как будто между нами давно уже была тишина, которую нельзя было нарушать — иначе треснет что-то важное. Больше всего на свете хотелось оказаться с ним рядом, снова по-простому сидеть на его веранде под перестук деревянных украшений, есть, обжигая рот, горячий острый суп и думать, что самое страшное — это то, что он не относится ко мне всерьёз.
Сейчас я была в шаге от гибели и волей судьбы вовлечена в заговор — но до смерти боялась и заикнуться об этом. Пока император говорил, я расправила плечи, но вскоре всё стихло, и я осознала, что всё равно останусь одна — уязвимая — перед заговорщиками, которых едва ли не сотня, если верить голосованию.
Наконец мне дали подойти к Бьёрну, но не оставили наедине, вокруг нас стояла стража.
— Спасибо, что вступился, — пересохшими губами сказала я, глядя ему в глаза и пытаясь передать всю тревогу и боль, что бушевали внутри. — Могу я с тобой поговорить?
Бьёрн покачал головой с сожалением во взгляде, и казалось, будто он сдерживал бурю ради меня.
— Император хочет, чтобы новая игра началась сразу. Тебе даже не дадут времени на отдых. Он считает, что Четверо богов покажут, кто из участников на стороне тьмы.
— Если я рухну на поле, это будет очень показательно… — Я горько усмехнулась, чувствуя себя выжатой до дна. — Но мне надо сказать тебе кое-что…
— Не бойся, — тихо выдохнул он. — На этот раз я среди судей, — Бьёрн говорил медленно и отчетливо, будто хотел поделиться со мной хоть крупицей своей силы. — Мне позволили следить за ходом событий.
Он взглянул на меня так, как только он умел — внимательно, мягко, но предупреждающе. И я поняла: не сейчас. Вопросы — потом. Здесь, среди стражи и чужих ушей, слишком опасно говорить и полуслово.
Я напряженно кивнула. Надеюсь, присутствия Бьёрна будет достаточно, чтобы никто из заговорщиков не сделал ничего опасного во время игры.
Гонг без всякой жалости возвестил начало новой игры. Я двинулась к своей команде медленно, как будто во сне, с трудом ощущая землю под ногами, и замерла, оглядывая знакомые лица. Упрямое лицо Ильхаса, сжатые губы, напряжённая челюсть. Взгляд Тьяры — недоверчивый, но в нём было то, что я особенно ценила сейчас: беспокойство. Арден кивнул с чуть поднятой бровью — подбадривающе, по-дружески, как будто мы готовились не к войне, а к сцене в спектакле.
Равенс и Аиша держались немного в стороне. В их жестах, лицах, не было ни тени воспоминания о нашей недавней встрече в подземелье. Они были просто игроками. Просто членами команды. Просто… слишком хорошими лжецами.
Серьезно?.. Типичное испытание дарханов в этом монастыре. Император превратил игру в поле сражения, где мы должны доказать, что достойны доверия, и Ойренахта перестала быть игрой. Особенно теперь, сразу после суда, будто так и должно быть — никакого времени на восстановление, на размышления, на дыхание. Только новый этап, и на нём я лишь одна из фигур, которую двигали по игровому полю Четверо богов.
Они сохранили мне жизнь и свободу — но на что обменяли? Не стал ли этот ход способом заманить “короля”— императора — в ловушку и захватить, как захватывают зелёный камень в тафле, окружая его чёрными-тенями с четырёх сторон. Словно невидимые пальцы со знамёнами Покровителя уже скользят по полю, расставляя сеть тонких, почти незаметных, но смертельных капканов.
Действительность расплывалась. После бессонной ночи, дурманящей встречи с бородатым, суда, речи Сиркха, всего этого света, грома и тишины — я чувствовала себя, как героиня чужого сна.
— После… гибели Кьестена, — напряженно начал Ильхас, — я остаюсь капитаном и главой нашей команды. И я хочу, чтобы каждый из вас это понял: это перестало быть просто игрой. Ни шуточек, ни безопасных ходов. Каждый из нас должен идти до конца. Мы не имеем права проиграть — не после всего. Мы задолжали эту победу Кьестену де Торну. Да и император хочет увидеть сильнейших из магов!
Он говорил без привычного задора — ровно, тяжело, как человек, взваливший на себя больше, чем рассчитывал. Тот Ильхас, которого я знала до этого, мог фыркнуть, вставить шпильку или сделать вид, что всё происходящее — лишь очередная проверка дарханов. Но этот был другим, серьёзным до дрожи, говорил твёрдо, почти жёстко, и будто всё ещё не хотел верить, что Кьестена больше нет.
— Я хочу быть одним из защитников, — предложил Равенс, разминая плечи.
Хочет прижать меня к стене?
— Может быть я могу пойти в тени? — тут же произнесла я. — Я не справляюсь с задачей защищать базу. Плохо вижу соперников.
Удивительно, но мысль быть рядом с Ильхасом и Тьярой сейчас казалась почти спасением. Эти двое, несмотря ни на что, точно стояли на стороне императора. А значит, хотя бы в этой партии никто из «своих» не воткнёт нож в спину. Хотя едва ли это сильно поможет в игре, где проверка границ и внедрение на территорию противника — основная задача!
Но вмешался Арден:
— Я буду защищать и базу, и тебя. Тем более, — он бросил взгляд куда-то вверх, в сторону, где за деревьями угадывались наблюдатели, — теперь обещали отследить каждое нарушение. Мы все под надзором.
Ильхас коротко кивнул и, ни у кого больше не спрашивая, расставил всё по местам:
— Равенс заменит Эрина в защитниках, Эрин, пойдешь в тенях рядом со мной, если что — просто помешай противникам пробежать мимо, благо ты у нас для этого достаточно внушительный. — В лёгкой поддёвке Ильхаса не было идевательства, и в этой шутке он даже умудрился заставить целителя фыркнуть. — Остальные по местам.
Голос нашего капитана звенел от напряжения, хоть он был и одним из лучших на практиках по управлению словом. Но сейчас ставки были так высоки, что это чувствовали все. И играть в команде с той, которая едва доказала свою невиновность…
Ильхас заметил мой взгляд и, подойдя ближе, схватил в объятия и многообещающе прошептал:
— А после игры ты мне всё расскажешь — что случилось с Кьестеном и почему.
От него пахло жаром и потом, но не противно, а от тепла его тела шла живая, буйная энергия, которой я так и не научилась пользоваться. Я замерла, не зная, как дышать.
И ведь пыталась рассказать все ещё Бьёрну! Но упрямые дарханы, к которым он принадлежал, похоже, считали, что им не нужны мои пустые слова и они разберутся со всем сами. Что ж, посмотрим. Вдруг я их недооцениваю?..
Не посмеет же Равенс сделать что-то прямо во время игры?
— Хорошо, — пробормотала я, чувствуя себя в объятиях Ильхаса так, словно он больше не враг.