Я горько усмехнулась сама себе. Как бы меня ни тянуло к Бьёрну, он казался с каждым мгновением всё более недосягаемым. Словно пропасть между нами ширилась, и раскол, вбитый кодексом дарханов, их дурацкими правилами, откинул друг от друга.
А Ильхас — дерзкий, самоуверенный, но настоящий и упрямый, и как будто готов на большее ради меня, от которой едва не отвернулся весь Сеттеръянг.
Может быть, даже Бьёрну так было бы лучше?! Чтобы я оставила его в покое и не ломала судьбу, заставляя раз за разом спасать и преступать границу, которую нам очертили.
— Я обязательно всё расскажу, если останусь жива, — прошептала я Ильхасу едва слышно, чувствуя, как подкрадывается смертельная усталость. Можно ли ему верить?! Хоть кому-то сейчас можно?.. Я уже ни во что не верила. — Просто давай выиграем.
Мы разошлись по полю, и я цеплялась к Ардену, надеясь, что его хмурое молчание и тяжёлое дыхание — это лучшее укрытие от разговоров, которых я не хотела. Было страшно остаться с Равенсом наедине.
Обсудили, кто и где будет защищаться от врагов, проникающих на новую базу — на сей раз Искра тихо мерцала в расщелине между скал, а мы распластались за двумя валунами неподалёку.
Вскоре Арден исчез, отгоняя и отвлекая на себя внимание первых разведчиков, а я сползла в низину под камнем, молясь, чтобы никто меня просто не заметил и не нашёл. Ни свои, ни чужие. В горле пересохло, сердце колотилось снова.
И вдруг парадоксально захотелось выиграть. К демонам их всех!
И в этот момент, когда даже ветер стих, — я услышала, как кто-то двинулся сбоку, слишком тихо для врага, слишком уверенно для наблюдателя. Я обернулась — и, конечно же, это был он.
Равенс.
Он склонился ко мне слишком близко, так, будто хотел пошептать что-то, что никто не должен был услышать, даже сами боги.
— Ты знаешь, Кейсара, ты ведь могла бы выжить, — тихо сказал он, едва шевеля губами. — Не вот так, как сейчас — прячешься за спинами, боишься каждого взгляда. Ты ведь сильнее этого, ты могла бы быть с нами.
Я молчала и попыталась отползти или найти рядом Ардена, вглядываясь в узкий проход между скалами. Сердце колотилось слишком быстро, и не от страха — от осознания, что это и есть тот момент, когда всё решается.
— Сейчас сюда придут, — зло прошептала я, сжимая пальцы в кулаки.
И действительно, разведчики и группа захвата уже скользили между валунов и обломков скал, и мы бросились им наперерез, дотрагиваясь, чтобы вынудить отправить в темницу. Арден был рядом и какое-то время мы отбивались плечом к плечу.
— Жива?
— Угу, — кивнула я, выдыхая.
Показалось, что где-то рядом я увидела тень Бьёрна и воспряла духом.
Но спустя время мы снова очутились с Равенсом неподалёку друг от друга: я сидела за стволом дерева у расщелины, прячась от новых разведчиков, а мой опасный напарник замер у камня через проход, продолжая оглядываться в поисках врагов.
Я поймала двоих, он — троих, и где-то недалеко орали наши, пытаясь захватить чужую Искру. Жажда победы и жажда отомстить всем, кто мне угрожает, кипятили кровь, и я с трудом удерживала бушующий внутри огонь.
— Ты умна, Кейсара, — заговорил Равенс, тяжело дыша. Он повернул ко мне голову, не выпуская из виду, и рыжие пряди сейчас сливались с бронзовыми узорами валуна за его спиной. — Ты чувствуешь, как шатается основа. Даже Сиркх не вечен. Империя разломится, и лучше быть среди тех, кто это использует, чем среди тех, кого это раздавит. Ты могла бы стать одной из нас.
Я бросила на него взгляд. Он был слишком близко, казался спокойным, но что-то в его поведении выдавало панику: ведь я видела его среди предателей и в любой момент выдам их всех, если он не заставит меня замолчать!
— Империя рушится, боги молчат. Кто выживет — тот и будет прав. Ты всё ещё можешь выбрать… На суде ты видела, сколько людей уже на нашей стороне.
Я медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза. Серые, почти светлые, как у Бьёрна, но в них не было ни глубины, ни боли, ни даже злости. Только интерес, как у мальчишки, что уже решил, куда воткнёт палку в муравейник, но пока смотрит, не помешает ли кто.
— Нет, — прошептала я резко. — Я не с вами.
Он вздохнул — коротко, как будто ждал этого.
— Ты нас предашь… — прошипел он.
Я отпрянула, ударилась плечом о камень, скользнула вбок, и только этот случайный поворот спас меня — что-то просвистело в волосах, ударившись о ствол дерева, и рассыпалось искрами. Я вскрикнула — не от боли, от злости, от того, как близко он был, и как легко он готов был убить!
Следующий удар был снова без предупреждения. Хищный, быстрый, точный — рука скользнула к моему горлу, и мы покатились по земле к обрыву. Я отпрянула, споткнулась о камень, и всё вокруг расплылось — голос крови застучал в ушах, воздух вырвался из груди. Он был силен! Намного сильнее, чем я думала. Но я была бы дурой, если бы не ожидала этого — хватило бы сил выжить и позвать на помощь!
Всё смешалось — скользкие камни, воздух, насквозь пропитанный пылью, и жар собственного дыхания. Мы сцепились — он быстрее, я злее. Он точнее, но я уже не думала. Только выжить. Только продержаться. Только не дать себе упасть.
Горло сдавило, и я не могла издать ни звука.
Где-то за валуном кричали, судя по голосу, Аиша.
— На помощь! — звенел её крик, и туда бросились наблюдатели.
Наверняка они сговорились, и она отвлекает на себя внимание всех судей! А Равенс до этого делал вид, что мы с ним заодно — и просто переговариваемся, оборонясь от врагов!
Я едва не сорвалась с обрыва, рядом бежали захватчики, и события мелькали одно за другим так, что не разберешь — кто с кем сцепился и кто на кого охотится. Равенс сделал всё, чтобы я просто упала в пропасть, а он сказал бы, что это случайность.
Однако его крепкое плечо ткнуло меня так, что я потеряла равновесие.
Каким-то чудом я ухватилась за ближайший куст, рывком уперлась ногой в скалу и застыла на мгновение. Взгляд Равенса — хитрый и безжалостный — обещал расправу, когда он замер напротив, делая вид, что хочет помочь. Но рядом не было огня, который можно было бы призвать на помощь!
Подожги эту ветку, — приказывал мне Кьестен недавно.
Лицо тренера как воочию возникло перед глазами. Не то, мёртвое, что бессильно смотрит в небо, а живое, с въедливым взглядом и по-стариковски поджатыми губами, будто он удерживал очередную насмешку.
Ну давай. Покажи нам свою стихийную магию, если она у тебя есть.
Я не могу зажечь огонь, если его нет рядом!
Можешь. Просто представь, как загорается эта ветка. Ну же. Ты ведь хотела бы, чтобы я обжёгся, Кейсара ди Мори. Теперь ты вправе мне отомстить.
Грудь ходила часто, а пальцы, вцепившиеся в сучковатый край куста, дрожали от напряжения. Равенс поднялся — его тень нависла, и всё внутри сжалось в одну мысль: сейчас.
Он хотел убедиться, что я упаду, но похоже, что-то увидел в моих глазах. И ему стало страшно! Потому что я не подчиняюсь так живой магии, как другие. Потому что он знал, на что я способна!
Запах сухой травы под ладонью. Шероховатость ветки. Едва уловимая жара — не изнутри, а из самого воздуха, словно в нём притаился жаркий дух. Он был везде: в ладонях, в коже, в дыхании. В пульсе. И где-то на самой грани восприятия — легчайшее потрескивание. Как будто кто-то щёлкнул пальцами рядом с ухом.
Я вздохнула — в грудь ворвался перегретый воздух.
И пламя проснулось.
Ветки под моими руками разгорелись в резкий, ослепляющий факел, и Равенс отшатнулся, зашипел сквозь зубы, заслоняя лицо. Его рука задела пламя, и он отпрыгнул назад, споткнувшись о камень, — а я с трудом рванула и наконец обрела опору.
— Идут сюда! — заорал Арден, призывая нас на помощь. — Быстро!
Заметив рядом с Искрой троих захватчиков, я резко присела на землю и позволила огню вспыхнуть ярче и стремительно рвануть к нашей половине артефакта.
Огонь понёсся вперёд, точно послушный хозяину зверь. Я касалась пальцами сухой травы и кустарника и с наслаждением давала себе волю — разжигая пламя всё сильнее и заставляя врагов отступить. Словно внутри что-то проснулось — не ярость, не злоба, а… ясность. Та самая, которую Кьестен всегда от меня требовал.
Равенс отшатнулся и бросил на меня убийственный взгляд.
— Беги, — прошептала я ему, приподняв голову, взглянула исподлобья и оскалилась.
Пламя рвануло к нему, догоняя и цепляясь за край его штанов, как живое, точно оно тоже ненавидело предательство и жаждало справедливости.
За Искру началась настоящая борьба, но поднятое мной пламя не давало подойти врагам, и я удерживала их, позволяя огню гореть с тех сторон, откуда пытался проникнуть соперник. Кажется, впервые за долгие дни я не защищалась, не пряталась, не молила о спасении — я действовала.
Другие захватчики возникли в поле зрения, и я резко повернула голову, готовая броситься в новую схватку, но замерла. Это был Ильхас. Рядом — Тьяра. Оба — в ссадинах, с порванной одеждой, запыхавшиеся и довольные, но живые.
И с ними — Искра… Чужая Искра! Две части артефакта, одна из которых всё это время мерцала в расщелине у нас, наконец соединились — и засветились ярче, чем когда-либо. Линии, выжженные в поверхности древнего камня, сошлись, как нити судьбы, и вспыхнули, образуя сверкающий узор.
— Да!! Мы это сделали! — заорал Ильхас, не сдерживая ликования, и вместе с Джаном поднял Искру над головой, высоко, чтобы все видели. Чтобы все — и друзья, и враги, и наблюдатели, и, возможно, даже сами Четверо — знали: победа за нами.
Мои волосы растрепались, руки жгло, как после ожога, но я едва ли это ощущала. Я просто дышала — жадно, будто вернулась из-под воды, на поверхность.
Равенс замер поодаль, будто не придумал, как выкрутиться, и в его взгляде мелькнула паника. Но в это мгновение за ним проскользнула тень — Бьёрн схватил его сзади, резко, точно, хладнокровно — и за секунду скрутил Равенсу руки так, что тот застонал. Без лишней жестокости, но и без тени колебания. Он действовал как дархан, как судья, как тот, кто видел всё.