Мир померк, подёрнулся глухой туманной завесой, Арнеина почувствовала, что её связь с Императором тянет силы так, что она задыхается, что сердце сжимается в кулак, а воли и сопротивления, чтобы сохранить свои границы, не остаётся вовсе.
Беззвучный крик рвался изнутри, но она не издавала ни звука, силуэт Сиркха стал больше, шире, потемнел, занял всё пространство, до куда мог дотянуться взгляд.
Арнеина упала на землю, опершись руками и почувствовав вдруг такое облегчение от того, что соприкоснулась с этой твердью — и та забрала её боль.
Глава 6. В которой я теряю и нахожу спокойствие
Обед был отвратительным.
Вжик-вжик, — скрипели от качки доски с завидной мелодичностью. В полумраке нижней палубы мерно качались фонари. Жестяная миска на массивном, обитом железом столе, тянущемся вдоль длинных сидений, так и норовила присоединиться к всеобщему танцу предметов — под бесконечное переваливание корабля с одного бока на другой.
За соседним длинным столом поглощал свою порцию какой-то мужчина в засаленном платье, но ел так медленно и равнодушно, будто ему всё равно, что поглощать.
Овощная похлёбка с плавающими в жиже кусочками жилистого мяса не пробуждала аппетит, и даже утверждение Бьёрна, что мне станет лучше, не помогало.
— Я не могу это есть, — призналась я в конце концов.
Моя прическа окончательно растрепалась. Прежде я не очень любила открывать чуть оттопыренные уши (над которыми, конечно, не мог не пошутить Тавиан), но внутри было темно и душно, кудри противно липли к спине — было не до того, чтобы производить на кого-то впечатление. Наскоро пересобрав длинные волосы и стянув их в высокий хвост с помощью броши, я отстранилась и следила, чтобы они не попали в миску и не провоняли этим луково-приторным запахом с привкусом подгорелой хлебной корки.
— Как пожелаете, — пожал плечами сидевший напротив сероглазый и ловко поймал миску, которая принялась скользить дальше. — Не пропадёт. Простые смертные, а не королевские особы, съедят за вас и ещё попросят. Но не могу обещать, что буду ловить вас каждый раз, когда вы будете падать в голодный обморок.
— Буду падать на кого-то ещё. Помягче, — мрачно буркнула я. — А вот если меня стошнит от этого изысканного блюда прямо здесь — лучше точно никому не станет.
Бьёрн хмыкнул, потянулся — звякнули колечки в паре скрученных жгутов волос — и отдал миску проходящему мимо матросу. Тот явно направлялся на камбуз — маленькую местную кухоньку, откуда раздавался звон жестяной посуды и отборная ругань. Жаль, умением сворачивать уши в трубочку магов не одарили.
Я тряхнула рукой, отбрасывая золотые браслеты подальше от нужного места на запястье, надавила на пульсирующую точку и снова уставилась на моего сопровождающего.
Бьёрн в ответ сложил ладони в кулаки и оперся на них подбородком, глядя на меня. В полумраке его глаза перестали быть вызывающе-светлыми, а скорее загадочно темнели, не выдавая то, о чём он думает. Но дархан не спешил бежать, и я решила воспользоваться моментом, даже смягчила голос:
— Сентар де Ларс, — проговорила я с вкрадчивой улыбкой, почувствовав, как уходит тошнота. — Что там на самом деле происходит? Скажите честно. Зачем им нужна я? Настолько, чтобы красть из родного дома.
— Ну, положим, из родного дома вы сбежали сами, ваша светлость. Я лишь направил ваше желание пройти обучение магии в нужное русло: вам нужен кто-то посильнее ведуний. А так, как вы знаете, власть императора сильна, но расширение империи на север требует больше людей и сил. Однако, самый тёмный момент ночи — перед рассветом.
Я нахмурилась и подалась вперед.
— Перед рассветом?! Что ты имеешь ввиду?
Бьёрн широко улыбнулся.
— Ваша привычка обращаться “на ты” к слугам не дает вам покоя? Так что: кирия ди Мори или просто Кейсара?
— Ты старше меня всего на несколько лет, — вспыхнула я снова от его тона от того, что он подловил, как я сбилась со своей же выбранной траектории.
— Возраст — понятие такое относительное… — снова ушёл от прямого ответа Бьёрн, и я заметила след улыбки в уголках его губ за сложенными в замок пальцами.
— Хорошо, Бьёрн де Ларс, прошу прощения за фамильярность. Так что вы имели ввиду под “темнотой перед рассветом”?
— Только то, что император нуждается в верных и преданных людях сейчас. И что одаренные способностью прикасаться к неживому сейчас особенно важны, — безэмоционально проговорил дархан.
— Что-то не чувствую себя важной.
— Не знаете историю императора? — Бьёрн опустил руки на стол, оставив их сцепленными, и они оказались совсем рядом с моими раскрытыми пальцами: я всё ещё сжимала запястье, уже больше по привычке и опаске, чем от действительной дурноты. — Он не из тех, кто держится за формальности и порядки. Ему всегда важнее суть. А суть сейчас в том, чтобы собрать под своим началом самую могущественную армию мира.
— Мой брат отслужил в его армии, — бросила я, дёрнув уголком рта. — Мне хватило видеть его после этих пары лет. Его бросили в пекло, и до сих пор он не восстановился до конца, хотя у нас бывали лучшие лекари со всех Корсакийских островов и даже из столицы Энарии. Я надеюсь, это звучит как достаточная причина не желать участвовать в “самой могущественной армии мира”? И я не просто капризная “принцесса Юга”, сентар де Ларс, у меня есть все основания поступать так, как я поступила.
— Я хорошо знаю вашего брата, кирия ди Мори, — проговорил Бьёрн.
— Вот как?! — я не удержалась от восклицания, впиваясь ногтями в ладони.
Этот тип был знаком с Тавианом — и они оба ничего мне не сказали?! Так вот кто подстроил мое “похищение”. Тавиан! Злость снова брала верх.
Бьёрн склонил голову набок, не торопясь объяснять и глядя на меня. Вокруг то и дело сновали матросы. Один из них, проходя мимо, похлопал Бьёрна по плечу, зазывая с собой на палубу, но он ответил им на чужом языке:
— Este manet kirah.
— Bjern dehs mven, — фыркнул матрос, но дархан и глазом не повел.
Он кивнул мне и серьёзно произнес:
— Тавиан пострадал случайно. Никто не мог предвидеть. Но есть долг…
Он смотрел на меня, будто пытался уловить истинные мысли, но я знала, что для этого ему нужно прикоснуться и нарушить мои границы. Снова.
Несколько мгновений я подбирала слова, думая выспросить у него все подробности, но поняла, что сейчас не тот момент, когда этот упрямый дархан пожелает говорить откровенно. А может, и не хотела знать подробности, раз даже Тавиан пожелал оставить их при себе.
По-хорошему, лучше остыть, прежде чем разговаривать с этим… Бьёрном, иначе выдам много лишнего про брата, его обучение с Ароном и мою связь с его же учителем. Хотя стоит предположить, что Бьёрн и про это в курсе, а значит, уже поэтому может вести себя так со мной — насмешливо и издевательски, зная, как я была влюблена в учителя брата, в Арона, и чем это закончилось.
Жаркий стыд от этой мысли окатил щеки, и я резко встала, тут же покачнувшись на волне.
— Что же, сентар де Ларс. Тогда тем более вы должны понимать мое нежелание пострадать “случайно”! Не хочу стать калекой, каким стал мой брат, — почувствовав подступающие слёзы, я резко отвернулась, прижав пальцы к векам и ожидая, что он хоть попробует успокоить, а может, снизойдет до милости… подскажет, как избежать службы?
Ясно ведь видно, что я — не солдат и не с моим самообладанием идти воевать!
Но безразличные слова Бьёрна только добили:
— Да, кирия ди Мори, я прекрасно вас понимаю, — вкрадчиво раздался его голос. — Ваши чувства написаны у вас на лице. И вы охотно ими делитесь через касания. Никаких тайн.
Он смеялся надо мной, хоть и беззвучно. Никаких тайн, значит? Думает, что я настолько избалованная и поверхностная девица?!
Я вспыхнула, сжав кулаки.
— Что же, — снова повторила я, теряя самоконтроль. — Смейтесь. Если вам весело смотреть, как ломаются судьбы по прихоти Императора! Я покину монастырь и всех вас при первой же возможности. — Я добавила злым, срывающимся шёпотом, посмотрев ему в глаза, не боясь, что меня услышат: — И мне плевать на долг и службу стране, слышите?..
Тошнота подступила к горлу, и я плохо понимала, тошнит меня от беспрестанной выматывающей душу качки или от того, что я говорю и что думаю про всё это. Или — что вернее! — от слишком долгого лицезрения Бьёрна — равнодушного, насмешливого, недалекого типа, который только и умеет, что исполнять чужие приказы и издеваться!
Развернувшись, я быстро выбралась на верхнюю палубу, перестав сдерживать дурноту, и там меня всё-таки вывернуло прямо за борт. Зато стало так безразлично, что подумают матросы, Бьёрн, другие пассажиры или кто угодно. Я повисла вниз головой, сплевывая привкус желчи, впиваясь пальцами во влажный борт корабля, падающего то вверх, то вниз. На несколько мгновений даже испытала облегчение, откинула кудри и подставила лицо, склоненное к борту, солнечным лучам и ветру, не думая больше ни о чём.
Я всё равно выберусь оттуда. И если без помощи этого дархана — так даже лучше!
Весь вечер я провела в каюте, обдумывая разговор и брошенные Бьёрном фразы, но тот намек, что мне почудился, теперь казался просто игрой воображения. Пока он делает всё, чтобы сломить мое сопротивление, доставить в монастырь и сдать властям как безвольную фигурку в самой могущественной армии мира. И никак не высказывает ни сочувствие, ни интерес, только играет моими чувствами.
Ночь прошла на удивление спокойно: видимо, я настолько вымоталась физически и морально, что даже урчащий от голода желудок и похрапывания остальных путешественников за плотными шторами разделенной на “комнаты” каюты не помешали заснуть.
Утром разбудил удар в гонг. С непривычки я вздрогнула и едва не врезалась макушкой в низкую полку над головой. У нас на Корсакийских не были в ходу гонги, смесь веры в Четверых богов и местных традиций привела к сочетанию мелодичных молитв под звуки наших привычных на Юге инструментов — струнных и бубнов.