– Солнце почти взошло, – сказала Нэнси прямо у него над ухом, заставив его вздрогнуть. Эта женщина двигалась совершенно беззвучно, как паук.
– Не подкрадывайся ко мне! Думаешь, я сам не вижу, что солнце всходит? О, Богиня, как ты меня напугала. – Он заметил, что она сняла ботинки и погрузила ноги в черный песок, шевеля пальцами. Доу поразмыслил, не предупредить ли ее о скорпионах, но решил, что не стоит.
– Я хочу выдвигаться, Доу. Сегодня мы должны найти гробницу, если только ты мне не солгал.
Доу встал, стряхнул с себя налипшие песчинки и принялся сворачивать одеяло, давая сердцу время вернуться к нормальному ритму, прежде чем он решился ответить.
– Я сделаю все возможное, Нэнси, как я уже сказал прошлой ночью. Я предложил тебе половину того, что мы найдем, и это более чем справедливо. Я также предложил тебе забрать мою вьючную лошадь в счет твоей доли. Если ты не решила забрать у меня еще и пальто с башмаками, то можешь считать, что я отнесся к тебе с уважением. Как насчет того, чтобы немного помолчать, пока мы преодолеваем последние мили, а?
Нэнси пожала плечами, а потом сделала вид, будто что-то изображает мимикой и жестами. Он молча смотрел на нее, а она подошла к вьючной лошади и швырнула Доу сверток с вяленым мясом и луком. Она и в самом деле невыносима.
– А я уже решила, что сделаю со своей долей, – сказала Нэнси.
Доу закатил глаза.
– Сколько секунд ты продержалась? Успела хоть воздуха-то в грудь набрать? И почему нам обязательно нужно портить этот чудесный рассвет твоей непрерывной болтовней? – С этими словами он поднял с песка седло и подошел к лошади, которая мерно пожевывала зерно.
– Я найму крепких ребят, – сказала она у него за спиной. – Вроде Баскера.
По ее голосу Трифолд понял, что Нэнси не шутит, и обернулся, едва начав закреплять ремень на животе лошади.
– И тебя тут же убьют, – сказал он. – Таких, как Баскер, ты не найдешь. Их не купишь ни за какие деньги. Или ты имела в виду бандитов из тех мест, где выросла? Они украдут все, что у тебя есть, и бросят подыхать в канаве, или их поймают, и тогда ты вместе с ними будешь болтаться на веревке. Нет, я в твои дела, разумеется, не лезу. Это всего лишь совет, тебе не обязательно ему следовать.
– А я и не собиралась, – дерзко ответила она. – Хотя я могла бы попросить Баскера, чтобы он свел меня с надежными людьми. Если он поручится за них, я ему доверюсь.
Трифолд вздохнул.
– Ну ладно, принцесса, я все-таки спрошу. Тебе выпал единственный шанс разбогатеть и жить припеваючи, единственная возможность выбраться из болота распутства, воровства и чем ты там еще занимаешься. Так почему ты хочешь лишиться этого шанса, потратив все на наемных убийц?
– Я вовсе не шлюха, – возразила она. – Я ведь не просила у тебя денег, разве не так?
– Ты обшаривала мою сумку.
– Это не то же самое. Забудь, ты все равно ничего не поймешь. А ты что сделаешь со своей долей?
– Нет, не забуду. Вряд ли ты хочешь нанять солдат, чтобы они вскопали тебе огород, верно? У тебя есть кто-то на примете. Отец? Бывший ухажер? Кто?
Нэнси долго молчала, глядя на него. Лошадь Трифолда потихоньку добралась до дна железной миски, и он натянул поводья и привязал их к седлу.
– Главный судья, – сказала Нэнси. – Только не смейся.
Трифолд вздохнул и покачал головой.
– Я и не думал. Как-то раз, а то и два меня посещали подобные же мысли. Я видел его, когда наблюдал за повешением троих приговоренных на площади Саллет. Лорд Альбус тогда вырядился и прихорашивался, пока люди ждали оглашения приговора. Палач весь так и сиял, словно явился не на казнь, а на праздник. А трое парней тем временем стояли молча, они еще надеялись, что их помилуют. Не помиловали ни одного. Я понимаю, Нэнси. Эти чертовы знатные семьи плевать на всех нас хотели, мы для них и не люди вовсе. Ты хоть раз видела, чтобы повесили кого-нибудь из них? Вот то-то. Вешают только воров. – Он на секунду умолк, охваченный мрачными воспоминаниями. – А ведь никому не пришлось бы воровать, если бы не зверские налоги, из-за которых человек не может заработать и гроша, не поделившись с очередным королевским бастардом, который уже стоит над тобой и тянет руку: давай, мол, сюда половину.
Нэнси кивнула. Злость Доу подстегнула ее, и слова хлынули быстрым потоком.
– А если ты не можешь заплатить, как мой отец, они выкидывают тебя на улицу и продают твой дом за долги. Но и продают-то за бесценок. Выставляют на аукцион вместе с дюжиной других домов, а покупает его в итоге кто-нибудь из их богатеньких друзей за гроши, хотя кругом другие покупатели размахивают табличками.
На мгновение их взгляды встретились и задержались друг на друге. В тот момент они почувствовали себя близкими друг другу по духу, близкими настолько, что ни один из них никогда бы в этом не признался.
– Что стало с твоим отцом? – спросил Трифолд.
Нэнси пожала плечами, но глаза ее горели, когда она повернулась к вьючной лошади.
– Он пытался достучаться до лорда Альбуса, хотел попросить, чтобы тот дал ему побольше времени. Дотронулся рукой до его плеча. Тогда один из стражей избил его. Отец слег с лихорадкой и вскоре умер. – Она сделала медленный вдох и выдох, прежде чем продолжила: – Он сделал все что мог, я это знаю. Без него жизнь стала гораздо труднее. Так что, если сегодня я разбогатею, Доу Трифолд, я использую свое богатство, чтобы всадить нож в проклятого лорда Альбуса, королевского судью. Хотя бы ради того, чтобы почтить память отца и успокоить его душу.
Трифолд оседлал лошадь. К этой идее он отнесся со всей серьезностью. До гробницы еще было далеко, так что пусть уж Нэнси лучше изливает душу, чем продолжает торговаться.
– Все это совершенно не твое, Нэнси, не из твоего мира, ты понимаешь?
– Скорее уж как раз мое, а не твое! Где ты там вырос, говоришь? На Тисовой улице. Деревья в рядочек и все такое. Ты даже не знаешь, как выглядит мой мир.
– Я знаю, что злые люди, которые убивают за золото, будут счастливы попросту украсть его. Это куда проще, чем ты думаешь. Они не станут рисковать, если есть более простой путь. – Он покачал головой, ему хотелось отговорить ее от этой затеи, ведь иначе ей перережут горло. – Слушай. Мечники Двенадцати Семей патрулируют дома своих хозяев день и ночь.
И это не какие-то уличные воришки из бандитов, а настоящие тренированные солдаты, за плечами которых годы службы в Легионе. И они станут для тебя проблемой. Лорд Альбус приходится королю дядей, и он знает, что люди его не любят. Он на улицу и носа не высунет без своей личной армии. Каждый день он выходит из дома и идет в королевский суд или во дворец, где проходят праздники, чтобы просто постоять на балконе и помахать рукой тем, кто его ненавидит. Думаешь, тебе будет достаточно нанять парочку громил для такой работы? Да они и на милю к нему не подойдут. Нет, тебе стоило бы найти того лорда, что выкупил дом твоего отца. Точно! Это куда лучше, Нэнси. Пусть к нему явятся ночью и изобьют до смерти. Не благодари за совет!
Трифолд посмотрел на девушку, когда та поравнялась с ним. Нэнси не улыбалась, и выражение его лица тоже стало серьезным.
– Это всего лишь мечта, Доу, – сказала она. – Тебе, мне, таким, как мы, никогда не добиться справедливости. Мы не сможем отомстить. Это для благородных семей, которые всегда получают что хотят. Стоит нам поднять на них руку, как нас повесят на глазах у друзей и родных и отнимут все, что у нас есть. По-другому не бывает. Я знаю, что не смогу добраться до Альбуса, и, честно говоря, знаю, что могла бы нанять сотню убийц, а они отняли бы у меня все. Я не настолько глупа, Доу Трифолд. Мир – это жестокое, холодное место, и доброты в нем не так уж много. Ты это знаешь, я это знаю. Понимаешь? Так что, если мне хочется помечтать немного о собственной армии наемников, которая прогонит жирного лорда Альбуса по улицам прямиком к виселице, я буду мечтать.
– Голышом, – пробормотал Трифолд.
– Разумеется, голышом! В этом ведь и смысл: унизить его. Иначе я бы просто помечтала о том, как он умирает во сне.
Трифолд рассмеялся с искренним удовольствием, посмотрел на Нэнси и увидел, что она тоже улыбается. Впервые с тех пор, как они покинули город, Доу подумал, что она раздражает его чуть меньше.
Теллиус увидел Артура Квика: тот сидел на мраморной скамье в тренировочном дворе возле дворца. Двор был такого же размера, как в школе Мастера Аврелиуса, только укрытый крышей и освещенный фонарями вдоль стен, так что внутри было почти так же светло, как снаружи.
Король с д’Эстейном согласились не вмешиваться и позволили Теллиусу подойти к Артуру в одиночестве. Это единственное преимущество: никто больше не знал, как следует обращаться с големом. Теллиус понимал, что сейчас разыгрывает свою самую сильную карту: он может пойти на блеф и перехитрить противников, если найдет правильный способ сделать это.
В любом случае сбежать не вышло бы ни у него, ни у мальчишки – только не отсюда. Тренировочный двор оцепила дворцовая стража, а по пути сюда они миновали столько поворотов, что он даже не знал, сможет ли теперь найти выход самостоятельно.
Теллиус шел к Артуру, и его шаги эхом отдавались от пустых балконов, окружавших двор со всех сторон.
Король слыл известным любителем фехтования, и Теллиус предположил, что в определенные дни балконы заполняются членами Семей и те смотрят, как мастера – не такие умелые, конечно, как Аврелиус, демонстрируют свое искусство. Он фыркнул себе под нос. Мастер украл знания, старик был в этом уверен. Теллиус представил, как истинный мастер Мазеровых шагов проделает путь в девять тысяч миль с востока на запад и покажет всем, на что способен настоящий воин. Представив это, он улыбнулся и принялся разглядывать балконы. Рядом с одним из учителей его юности все эти подражатели казались бы неуклюжими и медлительными. Движения даже лучших из них походили бы на копошение человека, упавшего в бочку с медом.
Артур поднял голову, когда Теллиус остановился перед ним. Старик в очередной раз удивился тому, насколько этот мальчик похож на обычных дариенских беспризорников. Когда Теллиус сел, Артур утер нос рукавом куртки, оставив на нем серебристый след. Должно быть, для его создания потребовалось все богатство империи, подумал Теллиус в изумлении. И все же ни за какое золото невозможно было купить мастерство, с которым его сотворили, только не в нынешнем веке. Искусство магии давно утеряно, даже само слово «голем» перекочевало в легенды. Этот ребенок… это создание было великолепно.