Стивен Келлнер на удивление прохладно относится к моим академическим успехам. Всегда говорит, что хочет, чтобы я старался изо всех сил и не боялся получить плохую оценку, мол, это все часть учебного процесса.
Это хорошо, потому что у меня практически всегда выходила тройка по математике, но по истории и английскому обычно были пятерки, так что средний балл поддерживался на стабильном уровне, и поэтому я мог регулярно рассчитывать на челоу-кебаб.
Когда мы делали его дома, мама отвечала за «челоу» (то есть рис) – она знает секрет идеального тах дига. Папа же нес ответственность за кебаб.
Мастерство приготовления мяса – существенная составляющая образа Тевтонского Сверхчеловека.
Мама, должно быть, уже упоминала сверхъестественный талант отца к приготовлению кебабов, потому что Маму поручила ему нанизывать фарш на шампуры.
Папа прилаживал фарш вокруг широких металлических вертелов, прищипывая его указательным и средним пальцем вдоль всей длины, чтобы закрепить, а мама помогала бабушке кубиками нарезать куриные грудки при помощи кухонного топорика, огромного, как из мультфильма.
Я не сомневался, что все закончится кровопролитием и тела жертв сложат в кучу высотой до небес, как после битвы на Пелленорских полях[27].
Когда меня подпускали, я мыл посуду, с наслаждением вдыхал запах готовящегося кебаба и ждал сигнала военных рожков.
– Дариуш, помоги мне, пожалуйста.
Бабу позвал меня в сад.
– Нужно поставить здесь столы.
Я уж было подумал, что Бабу вытащит стол для пинг-понга, как в саду у Резаи, но вместо этого он достал из сарая в углу три карточных столика с тканевым верхом. Я разложил их и помог деду поставить в ряд под покровом из фиговых листьев.
Бабу мычал и кивал мне, но по большому счету со мной не разговаривал. Когда мы пошли к сараю за складными стульями из темного дерева, я заметил, что он сутулится и очень медленно передвигает ноги.
Я вспомнил слова мамы о том, каким он был сильным, когда нес ее домой из парка на руках.
Подумал, не тот ли это парк, в котором сидели на крыше мы с Сухрабом и наблюдали закат над Королевством Цвета Хаки.
Интересно, носил ли Бабу на закорках кого-нибудь из моих двоюродных братьев или сестер?
Интересно, сколько еще всего я упустил? И сколько мне еще предстоит упустить?
Я не понимал Бабу, даже не уверен, что он мне нравился, честно говоря, но я не хотел, чтобы он умирал.
Скоро еще одним Бахрами станет меньше.
– Дариуш-джан, сходи к ханум Резаи и попроси ее захватить с собой побольше зелени, когда они с Сухрабом к нам пойдут.
– Хорошо.
Госпожа Резаи открыла дверь даже раньше, чем я позвонил. Она убрала волосы от лица и накрутила их на бигуди. Теперь, когда был открыт лоб и брови немного приподнялись из-за натяжения волос, она еще больше напоминала мне клингонского воина, готовящегося к битве.
– Алла-у Абха, Дариуш-джан, – сказала она и пригласила меня в дом. – Заходи. Сухраб там на заднем дворе.
– Э… Алла-у Абха. – Улыбка госпожи Резаи стала еще шире, и я обрадовался, что решился поздороваться привычным ей способом, несмотря на то что не принадлежал к бахаи. – Бабу попросил вас взять с собой побольше зелени. Если возможно.
– Да, разумеется. Твоя бабушка готовит лучший в мире челоу-кебаб.
Я надеялся, ее не оскорбит, что на этот раз к приготовлению челоу-кебаба приложил руку Стивен Келлнер. Клингонцы печально известны своей привередливостью во всем, что связано с едой.
Пока госпожа Резаи разбиралась, какую зелень взять с собой, я пошел к Сухрабу на задний двор.
Он пинал мяч для игры в соккер/неамериканский футбол, босиком и без футболки. Пот проступал на висках возле коротко подстриженных волос и на загривке. Он махнул мне, когда я появился в дверях, и сложил руки на голове в «кобре проигрыша». Его плоская грудь поднималась и опускалась вновь и вновь, и мышцы на животе напрягались в такт дыханию.
Я знал, что, если подойду ближе, мощная волна термального излучения спалит меня дотла.
– Привет, Дариуш, – сказал он и сощурился, хотя сам еле дышал.
– Привет. Что делаешь?
– Отжимаюсь. Приседаю. Бегаю с ускорением. Делаю зарядку.
– Ого.
Как я недооценивал преданность Сухраба соккеру/неамериканскому футболу.
Возможно, и мне нужно было тренироваться.
Сухраб дышал и щурился, щурился и дышал.
Я чихнул.
– Бабу попросил меня напомнить твоей маме принести сегодня зелени. К челоу-кебабу.
– Маму готовит лучший челоу-кебаб! Я всегда просто объедаюсь.
– Я тоже, – отозвался я. – Ну, то есть когда мама с папой его готовят.
Сухраб прижал правую ступню к левой и почесал ее тыльную сторону большим пальцем. Тишина повисала между нами душным грузом. У меня начали разогреваться уши, предвещая скорую повышенную боевую готовность.
Сухраб сглотнул. Небольшая ямка на ключице темнела на фоне его сияющей кожи.
– Хочешь немного поиграть?
Он прекрасно знал, как прервать это молчание.
– Да.
Все говорили чистую правду: Фариба Бахрами действительно готовит лучший челоу-кебаб на свете.
А может быть, даже во всем Альфа-квадранте.
Мы ужинали в тени фиговых деревьев Бабу, столпившись вокруг карточных столов или присев на выступы вазонов для дедушкиных трав. В отличие от сада семьи Резаи сад Бабу не зарос свежей мятой, но это был только вопрос времени.
Сопротивление бессмысленно.
На каждом столе стояли корзины зелени: петрушка, водяной кресс, тархун, базилик и мята, перья зеленого лука, свежий редис, чьи плоды были вырезаны в форме цветов. Здесь же лежали дольки лимона, чтобы выдавливать сок на мясо, и стояли маленькие блюдца, до краев наполненные рубиновым сумахом, которым можно было посыпать буквально все.
Предполагается, что сумах помогает переваривать пищу, и это прекрасно, потому что я не знаю ни одного Перса, Частичного или нет, кто бы не переедал, когда на стол подавали челоу-кебаб.
– Я же говорил, – сказал Сухраб и ударил меня по плечу. – У твоей бабушки получается лучше всех.
– Да.
Ложкой я отломал небольшой кусочек кебаба. Из всех персидских блюд кебаб, возможно, выглядит самым подозрительным образом, даже подозрительнее, чем фесенджан. Каждый кебаб имеет форму мягкого коричневого бревнышка, которое блестит от масла и жира и имеет ямки в тех местах, где папа прищипывал фарш, чтобы он держался на вертеле.
Глубокий намек на кое-что непристойное.
Моя двоюродная сестра Назгол, которая на самом деле была Призраком Кольца, сидела в тот день рядом со мной, наблюдая, как Лале резала кебаб и подкладывала себе в рис помидоры, жаренные на гриле. Назгол повернулась ко мне и положила в рот лепесток цветка, вырезанного из редиса.
– Хочешь?
– Нет, спасибо.
– Это же полезно. Вот. – Она попыталась просунуть кусочек редиса между моих губ, но я рассмеялся и отвернулся.
– Не надо, Назгол-ханум, – сказал Сухраб. – Оставь его в покое.
Назгол пожала плечами и предложила редиску Лале, которая быстро закинула ее в рот и вся сморщилась.
Сухраб наблюдал за тем, как давится Лале. Он поймал мой взгляд и усмехнулся.
– Спасибо, – сказал я. – Я пойду еще возьму. Хочешь?
– Мерси, Дариуш. – Он снова сощурился, а потом сказал: – Может, чуть-чуть.
– Ладно.
Я взял обе наши тарелки в кухню, где все доступные поверхности были заставлены блюдами с кебабами и рисом. Когда ужин закончится, стопки тарелок будут еще выше, чем гора, которую мы с мамой перемыли после Навруза.
Вечеринка с челоу-кебабом – довольно-таки дерзкая затея.
Пока я зачерпывал себе риса с шафраном, папа накладывал в свою тарелку еще одну порцию овощей. На этот раз он никак не прокомментировал мой выбор еды, хотя вторая порция риса – это классический изъян рациона. Он был слишком занят выслушиванием советов и критики в отношении приготовления кебабов от всех мужчин семьи Бахрами.
– Нужно подгадать количество соли. Это очень важно, – сказал дядя Джамшид.
– Прищипывай лучше, а то с шампура упадут, – сказал дядя Сохейл.
– Проверь, чтобы гриль был достаточно горячим, – сказал Бабу. – Но не слишком раскаленным.
Мне было почти жаль папу.
Почти.
Я ловил его взгляд, чтобы понять, нужна ли ему моя помощь.
Но папа улыбнулся мне и повернулся к Бабу.
– Мне нравится обмазывать пальцы растительным маслом, а не водой, – сказал папа. – Фарш не так сильно прилипает. Хотя пятен, конечно, больше.
Мужчины семьи Бахрами кивнули в знак одобрения.
Я ему не завидовал.
Честно.
Место моего отца тоже пустовало.
Возможно, он уже понял, как его заполнить.
Такое вполне возможно.
Сверхскопление Девы
Когда столько персов собираются в одном месте, их количество неизбежно достигает критической массы, и они начинают играть в «Грача».
На этот раз Бабу играл в одной команде с дядей Сохейлом, а папа – с дядей Джамшидом.
Я не мог понять, как можно играть в «Грача» столько, сколько играл Ардешир Бахрами.
Иногда я замечал, что он играет даже в постели, с самим собой: раскладывает карты на одеяле и придумывает ходы и ответные ходы воображаемых оппонентов и воображаемых товарищей по команде.
Я нашел местечко в уголке и наблюдал, как мужчины семейства Бахрами – и Стивен Келлнер – начинают делать ставки.
Как ему это удавалось?
Как он мог так легко и просто к ним присоединиться?
– Дариуш, – сказал Сухраб. – Ты подвис?
– А?
– Ты говоришь, что тебя иногда заклинивает. И ты думаешь о чем-то грустном.
– А. – Я сглотнул и потянул за завязки на толстовке. – Ничего особенного.
– Эй, слушай. – Сухраб поднял меня на ноги. – Я больше не позволю тебе подвисать. – Он повел меня к столу, за которым сидели Парвиз и Навид, сыновья дяди Сохейла. Парвизу было двадцать три, Навиду – двадцать один, и по возрасту они были мне ближе всех, если не считать Назгол, девятнадцатилетней назгул.