В глазах Лэндона засияли искорки.
– Мне нравится радовать твою семью.
– Спасибо, – снова сказал я и поцеловал его.
На губах Лэндона еще остался вкус бекона, но мне даже нравилось.
Затем мы устроились у меня на кровати – Лэндон прижался к моей груди. Я снова обнял его, поцеловал в щеку, в подбородок, в шею, а потом просто прислонил свою голову к его и закрыл глаза.
Мне нравилось обниматься с Лэндоном.
Но уютные обнимашки рано или поздно перерастали в поцелуи.
И на этот раз сценарий не изменился: через пару минут Лэндон зашевелился и потянулся губами к моим. Он не торопился, но действовал решительно и нежно: зарывался пальцами в мои волосы, скользил губами, прижимался лбом к моему.
Я таял под его прикосновениями.
Когда Лэндон отодвинулся, его щеки раскраснелись, губы припухли, а глаза были как у кошки. Он улыбнулся, взял меня за руку и потянул к своему животу, чтобы залезть под футболку. Волоски на его коже щекотали мне ладонь.
У меня сбилось дыхание.
– Все хорошо? – спросил он.
– Не знаю, – прошептал я.
– Хочешь, я сделаю это для тебя?
Я покачал головой.
Лэндон вздохнул и отпустил мою руку. Я выпрямился и сел.
– Я что-то делаю не так? – спросил он. – Или наоборот, не делаю?
– Нет. Я… Это сложно.
– Да вроде нет, – хихикнул Лэндон.
– Я не в том смысле. Сложно объяснить.
– Ты мне очень нравишься, Дарий.
– И ты мне очень нравишься.
Лэндон убрал волосы у меня со лба.
И я снова начал таять.
– Я не хочу на тебя давить. Но буду честен: секс для меня очень важен. Как часть отношений.
– Прости. Я пока не готов.
– Чего тебе не хватает?
– Не знаю.
Мне хотелось плакать.
– Я не знаю, – повторил я.
Лэндон потянул мою руку, чтобы вытащить ее из-под меня. Потом поцеловал ладонь и смахнул слезу у меня со щеки.
– Ладно. – Он обнял меня, прижался головой к моей груди и тихо вздохнул.
Когда Лэндон уехал и все разбрелись по комнатам, я заварил себе чашку Бай Мудань – белого чая с нежным умиротворяющим вкусом – и тоже пошел укладываться.
В моей комнате чуть слышно пахло одеколоном Лэндона. Вдохнув этот запах, я ощутил липкую тревогу.
Вообще-то я собирался «выпустить пар» перед сном.
Но субботний вечер в Портленде равнялся воскресному утру в Иране, а значит, Сухраб уже проснулся.
И ответил на звонок всего через пару гудков.
– Привет, Дариуш! Chetori?
– У меня все хорошо. А у тебя? Чем сегодня занимался?
– Мама приготовила куку сабзи[11], и мы пошли в гости к Маму.
– Как она?
– Нормально. У них дома очень тихо. Бабу все время спит. Маму говорит, он почти ничего не ест.
Грудь сдавило, а в голове промелькнула ужасная мысль, что ожидание куда хуже смерти.
И всем станет легче, когда Бабу тихо скончается.
Я ненавидел себя за такие мысли.
Мне было очень стыдно.
– Что случилось, Дариуш?
Я помотал головой и прикусил губу, чтобы не расплакаться.
Что за человек будет так думать о своем дедушке?
– Дариуш?
– Извини. – Я прочистил горло. – Меня посетила очень нехорошая мысль.
Несколько секунд Сухраб молча сверлил меня взглядом.
– Со мной иногда тоже такое случается.
– Ага. – Я шмыгнул носом. – А как в школе?
Сухраб вздохнул.
– Маман не хочет, чтобы я туда ходил.
– Но почему?
– Дядю Ашкана в последнее время донимает полиция. Маман беспокоится, что ко мне тоже привяжутся.
У дяди Сухраба был свой магазин в Йезде.
– Но что им нужно?
– Не знаю, Дариуш. Иногда они просто делают что хотят. Чтобы напомнить людям о своей власти. Или потому что люди несчастны и можно всю вину свалить на бахаи.
– Мне очень жаль, – сказал я, а потом добавил: – Я бы хотел, чтобы ты был здесь.
Сухраб грустно улыбнулся.
– Иногда я тоже об этом мечтаю.
– Правда?
– Да. В Иране бахаи очень сложно поступить в университет. Обеспечить себе достойное будущее. И еще нас призывают на военную службу. – Сухраб пожевал губу.
Мы с ним уже обсуждали иранскую призывную армию. И мне было невыносимо думать, что военная служба дамокловым мечом висит на Сухрабом.
И что ему приходится беспокоиться за свое будущее.
По сравнению с его проблемами мои казались мелкими и незначительными.
– Сестра моей мамы покинула Иран. Ее зовут Хале Сафа. Они с семьей уехали в Пакистан и получили статус беженцев. Сейчас они живут в Торонто.
– Ничего себе.
– Папа никогда не понимал, зачем кому-то уезжать из Ирана. И я с ним соглашался. Но теперь я часто думаю о Хале Сафа.
– Ты тоже хочешь уехать?
– Не знаю. Но я бы хотел поступить в университет в США.
– Я бы тоже хотел, чтобы ты здесь учился.
Сухраб снова покусал губу.
– Ну хватит о грустном. Как там Лэндон?
У меня закололо в затылке.
– У него все хорошо.
Судя по взгляду Сухраба, он понял, что я недоговариваю.
Сухраб всегда чувствовал, когда я что-то скрываю.
– Мы с ним поговорили. Кое о чем.
Он продолжал выжидательно на меня смотреть.
– О сексе.
Глаза Сухраба на миг распахнулись, и он смущенно кашлянул.
– О… – Камера у него на компьютере было не слишком мощной, и я не мог сказать наверняка, покраснел Сухраб или нет, но голос у него определенно изменился. – Так вы…
Он не решился закончить предложение.
– Нет. Пока мы просто поговорили. Лэндон… хочет этого.
– А ты?
– Я не знаю.
Сухраб отвел глаза и заерзал на стуле.
Я видел, что ему неловко.
У Сухраба в душе было мало стен, но одна из них отгораживала все, что касалось секса. Он нервничал всякий раз, когда мы затрагивали эту тему.
Мне стало стыдно, что я опять ее поднял.
Так что я сказал:
– Я хочу, чтобы Лэндон был счастлив.
– А я хочу, чтобы ты был счастлив, Дариуш, – сказал Сухраб.
– Спасибо.
Между нами повисло молчание, отягощенное всеми словами, которые мы не могли произнести вслух.
Я сглотнул.
– Я еще не говорил Маму и Бабу.
– Знаю.
– Не представляю, как им сказать.
– Я понимаю.
Зеркальная Вселенная
Следующий матч у нас был выездным, против школы Поплар Гроув в Салеме.
После уроков мы похватали сумки с вещами и сели в автобус, который ждал нас на парковке для учеников. Мне досталось место посередине, Чипу – через проход. Тренер Бентли встала возле кабины водителя и откашлялась.
– Это ваша первая выездная игра, джентльмены. Не буду утомлять вас, напоминая о Правилах поведения. Вы и так знаете, чего все от вас ждут. Так что давайте покажем им, на что мы способны!
Мы дружно заорали. Зашипели тормоза, хлопнула дверь, и автобус тронулся, но тренер Бентли осталась стоять. Она лишь покачнулась, когда автобус подпрыгнул на лежачих полицейских у выезда с парковки.
– Некоторые из вас спрашивали о рекрутерах. – Тренер пробежалась взглядом по рядам и задержалась на Гейбе. Он был, эмпирически выражаясь, нашим лучшим игроком и имел все шансы получить заветное предложение. – Подозреваю, что они будут на сегодняшнем матче. И знаю, что бесполезно просить вас не волноваться. Но хочу напомнить, что сегодняшняя игра не единственный шанс показать себя. Будут другие матчи, другие рекрутеры и другие возможности добиться желаемого. Так что выходите на поле, выкладывайтесь на полную и наслаждайтесь игрой. Вперед, Громилы!
– Вперед, Громилы! – заорали мы в ответ.
Подскочив на ухабе, автобус вырулил на шоссе. Ребята сидели, развалившись в креслах, играли в телефонах и болтали, иногда перекрикиваясь из одного конца салона в другой.
Гейб и Джейден передо мной вслух рассуждали о том, какие колледжи зашлют своих рекрутов на матч с Поплар Гроув.
– Орегонский и университет Вашингтона точно будут, – сказал Джейден. – Может, еще Айдахо?
Гейб хохотнул.
– А в Айдахо есть университет?
– Понятия не имею. Эй, Дарий!
– Чего?
– Как думаешь, чьи рекрутеры будут на игре?
– Даже не знаю, – ответил я.
Мне до выпускного класса оставался еще целый год, и к тому же я был защитником. А на защитников никто не обращает внимания. Плюс, как я уже говорил, я сильно сомневался, что мне стоит идти в колледж. Точнее, мама с папой этого бы хотели, а вот я не был уверен, что колледж сделает меня счастливым.
Чип, сидевший через проход, бросил взгляд на телефон, нахмурился и принялся что-то печатать, вдавливая пальцы в экран. Потом фыркнул, скрестил руки на груди и уставился в окно.
Несколько секунд я смотрел на Чипа, затем повернулся к своему окну. Стоял один из тех кристально ясных осенних дней, когда на востоке можно разглядеть гору Маунт-Худ. И я решил не упускать такую возможность, пусть перед глазами у меня все время мелькали билборды, хотя покалывание в затылке несколько отвлекало.
Чип снова фыркнул, потом вздохнул.
Я перегнулся через ряд.
– Все в порядке?
– Да, – сказал он, продолжая сидеть нахохлившись. А потом вдруг спросил: – У тебя же есть сестра?
– Да. Лале.
– Она никогда не вытворяла что-нибудь такое, что тебе хотелось ее прибить?
– Нет. Ей всего девять.
– А. Тогда ладно. – Чип надул щеки и шумно выдохнул. – Мой брат должен был присмотреть сегодня за Эви, потому что Ана с Джейсоном оба на занятиях. Но теперь он заявляет, что заболел, и хочет, чтобы я его подменил. Как будто я могу развернуть автобус. Как будто у нас на холодильнике не висит расписание матчей.
– Отстой, – согласился я. А потом спросил: – Кто такой Джейсон?
– Джейсон Болджер? Отец Эви.
Мой мозг болезненно заскрипел, меняя направление мышления.
– Родственник Трента?
– Да, его брат. Закончил школу, когда мы перешли в старшую.
У меня был миллион вопросов.
И ни один из них я не мог задать.
Так что просто сказал: