– Все в порядке, я не против.
Положив голову мне на локоть, малышка пила сок, пока я сражался с мнимыми числами.
Смысл существования которых от меня упорно ускользал.
– Стало гораздо лучше. – Чип пробежал глазами мое решение и кивнул. – Кажется, ты все понял.
Я покачал головой.
– Осталось только повторить это на тесте.
– Не волнуйся, у тебя все получится.
– Не уверен.
Проблема Чипа заключалась в том, что ему все давалось легко. И он никак не мог взять в толк, что у других может быть иначе.
Что некоторые пытаются снова и снова – и все равно терпят поражение.
Эви у меня на коленях заерзала, и я спросил:
– Хочешь слезть?
Малышка кивнула, я отнес ее подальше от стола и отпустил. Эви бросила сок на пол и снова убежала.
Чип покачал головой, подобрал поильник, посмотрел на меня и улыбнулся уголком губ.
Я моргнул и начал разглядывать свои руки.
– Наверное, мне пора домой.
– Посиди еще. – Он хлопнул меня по колену. – Кстати. Какие у тебя планы на школьный бал?
– Ну… – Я почувствовал, как заливаюсь краской. – Я пригласил Лэндона пойти со мной.
– Круто.
– А ты с кем пойдешь?
– Кажется, я упустил свой шанс. – Чип пожал плечами. – Сам виноват, слишком долго собирался.
– О… Мне жаль.
– Ага. Грустно, когда тебе кто-то нравится, а ты – нет.
– Будучи геем, я, разумеется, понятия не имею, каково это. В жизни не влюблялся в гетеро.
Чип фыркнул.
– У Трента тоже нет пары, так что мы пойдем группой парней. Не хотите с Лэндоном к нам присоединиться?
– Думаю, не стоит, – ответил я.
Чип нахмурился.
– Ты чего?
– В смысле?
– У тебя сейчас такое лицо было.
– Нормальное у меня лицо.
– Вот и нет!
Откровенно говоря, статистическая вероятность того, что при упоминании Трента Болджера меня перекосило, была не равна нулю.
– Вот опять! – воскликнул Чип.
– Что опять?
– Это выражение лица! – Чип ткнул пальцем мне между бровей.
Я отшатнулся.
– Не надо.
– Прости. Но в чем дело?
Я вздохнул и сказал:
– Не понимаю, почему ты хочешь, чтобы я с вами тусил? Ты же знаешь, что он меня терпеть не может.
– Это не так.
– Ну он определенно от меня не в восторге и не скрывает этого. Почему вы вообще с ним дружите?
Едва я произнес эти слова, как тут же о них пожалел.
Нельзя такое говорить. Никого не касается, с кем ты дружишь.
Но меня уже было не остановить.
– Тебе приходится общаться с ним из-за Эви, но…
Чип покачал головой.
– Не в этом дело. Мы подружились еще в детском саду. Помнишь?
– Я помню, как вы с Трентом обзывали меня Дурием.
Чип опустил глаза.
– Прости.
– Ничего. Мы были детьми. Но теперь…
– Что теперь?
– Ты изменился. – Я сглотнул. – После того как я вернулся из Ирана, ты стал по-другому ко мне относиться. А Трент… по-прежнему надо мной издевается.
– Ты плохо его знаешь, вот и все. У него такое чувство юмора. Он просто шутит.
– Знаешь, для меня это никогда не было «просто шутками», – ответил я.
Чип моргнул, а я снова посмотрел на руки. Кожа вокруг ногтей огрубела – возможно, потому что я обкусывал ее всякий раз, когда думал о квадратном корне из минус одного.
– Я не это имел в виду, – тихо сказал Чип. – Прости, если я тебя обидел.
– Спасибо.
– Я ведь обижал тебя раньше?
Я пожал плечами.
– Иногда.
Чип медленно выдохнул.
– Понятно.
– Ага.
Мы сидели, погруженные в Болезненное Молчание Двенадцатого Уровня.
Я думал о том, что все усложнил.
Но потом в комнату вбежала Эви, размахивая ножницами, которые умудрилась где-то раздобыть.
Чип подскочил и погнался за племяшкой с криком:
– Эви, это не игрушка!
И неловкость ушла.
Вертикально одаренные люди
В среду утром я сунул в мини-печку пару вишневых штруделей для тостера: хотел порадовать Лале в ее первый день в окружном Инновационном центре.
(Обычного тостера у нас дома не было, только мини-печка. Персы предпочитают поджаривать большие куски лепешки, поэтому тостеры нам не подходят.)
Бабушка сидела за кухонным столом, пила кофе и решала судоку.
– Что ты готовишь? – спросила она.
– Завтрак для Лале. У нее сегодня первый день в программе для одаренных.
Бабушка хихикнула.
– Да уж, роскошное угощение. Давай-ка лучше я.
Я и глазом моргнуть не успел, как бабушка вытащила из шкафчика муку, из холодильника – пару яиц и сняла с полки миску.
– Вот блины – это то, что нужно.
Печка звякнула, сообщая, что штрудели готовы, но я не спешил их вынимать: зрелище Мелани Келлнер, готовящей блины, заворожило меня не хуже метеоритного дождя. Только когда на кухне потянуло запахом горелой выпечки, я спохватился и кинулся спасать штрудели.
Мы услышали, как Лале с топотом спускается со второго этажа, и вот она уже прискакала на кухню прямо в пижаме.
– Привет, – сказал я.
– Доброе утро, – повернулась к ней бабушка. – На завтрак блины.
Лале заинтересованно повела носом. Бабушка поставила тарелку с блинами на стол, сопроводив ее бутылочкой кленового сиропа.
Я смотрел, как Лале уплетает блины, а бабушка рядом решает судоку, тихо улыбаясь своим мыслям.
Что происходит?
Такое чувство, что на краткий миг луна сошла с орбиты и счастливая Мелани Келлнер затмила Мелани Келлнер, которую я знал.
Но, как и в случае с обычным затмением, все быстро вернулось на круги своя.
Странно все это.
Я собрал вещи и поцеловал на прощание Лале и бабушку.
– Хорошего дня, – пожелал я сестре.
Она подняла голову от тарелки и одарила меня зубастой улыбкой.
– Спасибо.
На велосипедной стоянке я столкнулся с Чипом.
– Привет, – сказал он, но, против обыкновения, не улыбнулся.
С прошлой субботы между нами что-то изменилось.
Я жалел о том, что разоткровенничался.
Хотя нет. Я ведь сказал правду.
Но прежде я не думал, что правда может быть так опасна.
– Привет.
– Миссис Альбертсон уже выложила оценки?
– Да, вчера вечером.
Я почти улыбнулся.
Почти.
– Я получил четверку!
Губы Чипа наконец растянулись в ухмылке.
– Круто.
– Еще раз спасибо за помощь.
– Не вопрос. – Улыбка надолго не задержалась, и на смену ей снова пришло напряженное выражение лица. – Увидимся на тренировке?
Я сглотнул.
– Ага.
Когда я вернулся домой, на миг мне почудилось, что я оказался на Голопалубе.
Слишком уж нереальной была открывшаяся моим глазам сцена.
Лале с бабушками сидели вокруг кухонного стола перед мисками с теплой водой. Рядом белела стопка полотенец, на которой лежали пилочки для ногтей и кусачки, и стояла корзинка с пузырьками лака.
– Мы делаем маникюр! – объявила Лале и помахала ладошками, на которых от воды уже сморщилась кожа.
– Здорово. – Я подошел поцеловать ее в макушку, а бабушку и бабулю – в щеку. – Как дела в школе?
– Хорошо. Мисс Шах такая классная. Представляешь, ее семья из Индии!
– Ничего себе.
– И она сразу правильно произнесла мое имя!
Лале разве что не искрилась от счастья.
– Ты голоден? – спросила бабуля. – Мы сейчас все уберем.
– Не надо.
Лале посмотрела на меня.
– Хочешь, мы и тебе маникюр сделаем.
– Хм, – задумался я.
Теперь на меня смотрели и бабушка с бабулей. А я бросил взгляд на свои пальцы с обкусанной кожей вокруг ногтей. Раньше я никогда не делал маникюр.
– Звучит неплохо.
Бабуля выдвинула для меня стул.
– Садись, принесу тебе миску.
Она капнула в воду пару капель масла чайного дерева – эфирного масла с самым обманчивым названием, поскольку его добывают из растения, которое не имеет никакого отношения к camelia sinensis[16].
Я отмачивал руки, а Лале рассказывала, как прошел ее день: о том, что они читали, о таксономии Блума и «задачах по алгебре».
Я слушал и улыбался. Мне очень хотелось верить, что у Лале с алгеброй не будет проблем, в отличие от меня.
Бабуля взяла мою правую руку и начала приподнимать кутикулу у основания ногтей.
– Прекращай ее обкусывать, – сказала она.
– Прости.
– Ты становишься нервным. Совсем как Стивен.
Я кивнул.
– Ну как, нравится?
– Да, очень приятно.
– Когда я была в твоем возрасте, парни даже не думали делать маникюр.
– Некоторые и сейчас не делают.
– Патриархат во всей красе, – фыркнула бабушка и продолжила красить средний палец Лале в восхитительно яркий оттенок розового.
Закончив приводить мои ногти в порядок, бабуля спросила:
– Хочешь, накрасим, как Лале?
– Пожалуй, нет, – ответил я. И потом вдруг сказал: – А голубой лак у вас есть?
У бабули загорелись глаза. А бабушка достала из корзинки лак симпатичного бирюзового цвета.
– Держи. Ты когда-нибудь красил ногти?
Наконец лак высох, и мои ногти стали чудесного оттенка голубого, который навевал мысли о Йезде и сверкающих на солнце бирюзовых минаретах мечети Джами.
А еще о том, как мы с Сухрабом сидели на крыше душевой в парке, где играли в соккер или иранский футбол.
И о том, как мы с Маму и Бабу пили чай в уютной тишине.
Бабушка настояла на том, что сама помоет посуду, а мы с Лале пошли в гостиную – помочь бабуле собирать пазл.
– Есть кто дома? – неожиданно донесся с кухни мамин голос.
Я даже не слышал, как хлопнула гаражная дверь.
– Привет. – Я кинулся забирать у нее пакеты с продуктами из «Таргета». Поставив их на стол, я пошел достать остальные из багажника.
Когда с пакетами было покончено, я обнял маму, а она поцеловала меня в лоб.
– Подожди.
Мама схватила меня за руки и развернула ладони тыльной стороной вверх.
У меня загорелись уши.
– Нравится? – шепотом спросил я. – Это бабуля накрасила. Мы сегодня вместе делали маникюр.