Вот мама – все время. Но папа никогда.
А сейчас он все закручивал три завитка у меня на макушке. И вдруг спросил едва слышно:
– Скажи, ты не чувствуешь себя хуже рядом со мной, когда я в депрессии?
– Да нет, – ответил я.
Папины пальцы замерли.
– Точно? Это не усугубляет твою депрессию?
– Точно. А почему ты спрашиваешь?
Папины пальцы снова пришли в движение. Он долго молчал.
Я проглотил зевок.
– Порой в обществе твоих бабушек я… Не знаю. Мне будто снова тринадцать, я лежу в постели, и в голове крутятся тяжелые мысли. А их депрессия облаком висит над домом.
– Я не знал, что у бабушки с бабулей тоже была депрессия.
– Они не любят об этом вспоминать. И к врачам они не обращались, поэтому официально диагноз никто не ставил. Я всегда думал, что у них может быть биполярное расстройство.
– О… – Я снова подавил зевок. – Из-за них тебе было сложнее просить о помощи?
Папа уткнулся подбородком мне в макушку.
– Иногда. Они хотели, чтобы я справлялся сам.
– Мне жаль.
– Не стоит.
Веки словно налились свинцом, и я отчаянно моргал, чтобы не уснуть.
– Они поэтому почти никогда к нам не приезжали?
– Нет. Наверное. – Папа вздохнул, и его дыхание пошевелило мне волосы. – Не знаю.
– Понятно.
– Я думал, если они поживут здесь какое-то время… В общем, я хотел, чтобы у вас с Лале с бабушками отношения были лучше, чем у меня.
Если честно, я сомневался, что папин план сработает.
Но ему об этом знать было необязательно.
Я зевнул.
Папа хмыкнул.
– Ладно. – Он поцеловал меня в висок. – Иди ложись.
– Я не сплю, – упрямо ответил я, хотя глаза у меня закрывались сами собой.
– Ну как скажешь.
Мы посидели еще: папа обнимал меня, я обнимал его.
– Не волнуйся, – прошептал он. – Со мной все будет в порядке.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Электромагнитное излучение
– Дарий, вынесешь мусор? – спросила Полли.
– Конечно.
Бóльшая часть отходов «Роуз Сити» шла на компост для соседнего ресторана, работавшего в формате «с фермы на стол»: там его перерабатывали в удобрения для сада. Но сперва мусор нужно было рассортировать, потому что иногда люди забрасывали в наши баки посторонний хлам: пластиковые упаковки, стеклянные бутылки, банки из-под «Ред Булла».
Я искренне не понимал, зачем пить «Ред Булл».
Перебрав мусор, я вытряхнул пищевые отходы в контейнер для компоста и побежал в туалет, чтобы помыть руки и убедиться, что я не испачкался.
– Простите, – обратился ко мне парень лет двадцати в шапке-бини и с туннелями в ушах, едва я вернулся в торговый зал.
– Вам помочь?
– Я ищу подарок для своей девушки.
– Понятно. А что ей нравится?
– Она не любит кофеин, – сказал он.
Тогда я повел Парня в Бини к стеллажу с травяными чаями. Я как раз рассказывал ему о ройбушах, фруктовых чаях и синем чае из лепестков клитории, попутно снимая с полок банки с образцами, чтобы он оценил аромат, когда стоявшая за прилавком Кэрри крикнула:
– Дарий, нам нужен азот!
Затылок запекло.
– Простите. Вы тут разберетесь? Я должен…
– Конечно, – кивнул Парень в Бини.
– Если вам понадобится помощь, спрашивайте, не стесняйтесь.
– Спасибо.
– Сейчас начнется дегустация, – сказал мистер Эдвардс, когда я вернулся со склада с баллонами азота. – Только что получили новую партию дарджилингов.
– Супер.
Я пошел было за ним, но тут в зале кто-то вскрикнул, потом раздался звон и плеск. Один из клиентов опрокинул целый графин темно-фиолетового гибискуса со льдом. Мы добавляли в него нектар агавы, и я знал, что, если липкую лужу не вытереть сразу, потом избавиться от нее будет сложно.
– Дарий? – помахала мне Полли.
– Я разберусь, – ответил я и повернулся к мистеру Эдвардсу: – Сейчас подойду.
Я вытер пролитый чай, потом помог сложить коробки для переработки и уже направился в дегустационный зал, как меня окликнула Кэрри:
– Дарий, мне нужны Ува и Нью Витанаканда.
– В жестянках?
– Нет, в пачках.
– Хорошо.
– Подождите минутку, – сказала Кэрри ожидавшему у кассы высокому бородатому мужчине в сетчатой бейсболке.
Если честно, он был последним человеком в нашем квадранте Вселенной, кого я мог заподозрить в любви к изысканным чаям из Шри-Ланки.
– Спасибо, – кивнула Кэрри, когда я принес пачки.
– Без проблем. Если не возражаешь, я пойду на дегустацию.
– Повеселись там.
Когда я постучал в дверь дегустационного зала, мистер Эдвардс с Лэндоном уже заварили четыре чашки дарджилинга и как раз опускали ложки в третью.
– Ты как раз вовремя, – посмотрел на меня мистер Эдвардс. – Хватай ложку.
Я сел рядом с Лэндоном и зачерпнул из первой чашки.
– М-м. Вкусно.
– Первый или второй сбор? – спросил мистер Эдвардс.
– Хм.
Я понюхал чай, изучил настой, сделал еще глоток. Вкус был легким и нежным.
– Первый?
– Правильно. Что еще скажешь?
– Цветочный.
– Хм. – Мистер Эдвардс на миг поджал губы. – Скорее пряный, чем цветочный. Кардамон.
– Понятно.
На мой взгляд, кардамоном тут и не пахло, а ведь я все время пил чай с кардамоном.
Я попробовал чай из второй чашки.
– М-м. Тропические фрукты?
– Да, гуава и маракуйя. Выражайся конкретнее.
Жжение в груди вернулось: это было странное, тревожное чувство, будто где-то в глубине моего существа вращался пульсар, периодически выплескивавший в пространство волны электромагнитного излучения.
Лэндон что-то быстро писал в блокноте.
Мистер Эдвардс откашлялся.
– А что скажешь о третьем образце?
– Ореховый вкус? Миндаль?
– Уже лучше. А как тебе четвертый?
Я будто снова очутился на уроке продвинутой алгебры. Только здесь не было Чипа, который мог меня выручить.
Я понюхал, сделал глоток, поразмыслил.
– Фруктовый.
– Грейпфрут, – добавил Лэндон.
– Точно. Тебе следует получше распробовать этот вкус, Дарий.
Пульсар завращался быстрее, а меня опять посетило нелепое чувство, и на этот раз оно было сильным, как никогда.
Чувство, что мне больше не нравится здесь работать.
Ведь рано или поздно чай станет очередным тестом, который я провалю.
– Ну что ж, давайте-ка здесь приберемся. Вы хорошо поработали.
– Ты тут сам справишься? – спросил Лэндон. – Мне нужно на склад.
Я прочистил горло.
– Не вопрос.
Выплеснув остатки чая в раковину, я убрал чашки в посудомойку, протер стол и сказал себе, что все хорошо.
Правда.
После работы я собирался поехать домой, но Лэндон позвал меня к себе.
Он почти никогда не приглашал меня в гости. Мы почему-то все время тусили у нас дома.
И потому, когда он предложил зайти, я понял, что не могу отказаться.
Лэндон с отцом жили в кондоминиуме в центре города, всего в паре трамвайных остановок от «Роуз Сити Тиз». Их квартира располагалась на восьмом этаже перестроенного офисного здания в стиле ар-деко. Лэндон набрал код на парадной двери и направился к лифту. На двери его квартиры белело уведомление; Лэндон убрал его, и мы вошли.
Попадая к Лэндону домой, я всякий раз испытывал восхищение. Огромные окна гостиной выходили на центр города – при достаточном росте, например как у меня, из них можно было разглядеть даже «Роуз Сити». Все вокруг было белым, хромированным и блестящим.
Лэндон подвел меня к обтянутому черной кожей угловому дивану.
– Хочешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо.
Он сел и положил голову мне на плечо.
– Ты в порядке? Ты сегодня какой-то тихий.
– Не знаю. Просто… – Я потеребил край футболки. – Не знаю.
Лэндон завел руку мне за спину, чтобы обнять за талию.
– Поговори со мной.
Но я не знал, как сказать, что я жутко устал вечно ошибаться на дегустациях.
Что я просто хочу пить чай и делиться им с людьми.
Что в «Роуз Сити» мне плохо.
Я не знал, как сказать об этом вслух.
Меня хватило лишь на:
– Наверное, я просто волнуюсь за папу.
– Он по-прежнему в депрессии?
– Да. И еще я грущу из-за дедушки.
– Понимаю.
– Бабу любил чай. И теперь каждый раз, когда я завариваю или пью чай, я вспоминаю… Что у меня больше нет дедушки.
– Сочувствую.
Я поймал его свободную руку и переплел пальцы вместе.
– Все хорошо.
Лэндон поцеловал меня в плечо.
Я вздохнул.
А он улыбнулся и потянулся ко мне, чтобы прижать свои губы – теплые, мягкие, неторопливые – к моим.
Поцелуй был нежным и приятным. Рука Лэндона скользнула с талии на шею, чуть замешкалась на линии волос, и наконец он зарылся пальцами в кудри на макушке.
Я задрожал, и Лэндон отстранился. Его губы были красными и чуть потрескавшимися в уголках. Он лизнул языком трещинку.
– Все хорошо?
– Ага, – выдохнул я, потому что во время поцелуя можно было молчать. И не думать.
Когда мы целовались, я забывал про пульсар.
Лэндон подвигался все ближе и ближе, пока не забрался ко мне на колени, и снова меня поцеловал. Он ткнулся языком в мои зубы, и я чуть приоткрыл рот, чтобы впустить его. А потом Лэндон втянул щеки и засосал мой язык.
У меня перехватило дыхание. Ничего подобного я раньше не испытывал.
Это было необычно и восхитительно.
В конце концов мне пришлось прервать поцелуй, чтобы отдышаться. Щеки Лэндона горели, глаза сияли.
– Кто-то возбудился, – прошептал он и ткнул пальцем на бугорок на моих джинсах.
– Это не то, что ты подумал, – прошептал я в ответ, и Лэндон захихикал.
На самом деле член у меня действительно встал, но он был прижат к моему левому бедру.
Лэндон провел большим пальцем по моим губам. Я поцеловал подушечку, но потом он запихнул палец мне в рот и потерся о внутреннюю поверхность щеки.
Такого рода штуки можно увидеть в порно.
(Если быть до конца честным, именно в порно я это и видел.)