– Правда? – хрипло спросил я.
– Правда. Все в порядке.
И я почувствовал, что снова могу дышать.
– Спасибо.
– Не за что. Хотя мне будет тебя не хватать.
– Я все равно буду приходить к вам за чаем. Мне нравится «Роуз Сити».
Мистер Эдвардс просиял.
Он улыбался совсем как Лэндон.
– Рад это слышать. Я хотел, чтобы мой магазин был особенным местом для тех, кто любит чай. – Тут его улыбка чуть померкла. – Ты сам скажешь Лэндону или мне сказать?
Я прикусил губу.
– Лучше я сам.
– Я что-то сделал не так? – спросил Лэндон.
– Нет.
– Значит, кто-то другой?
– Нет, правда. – Я вытащил сумку из шкафчика. – Все дело во мне. Я просто больше не могу.
– Но почему?
– Сложно объяснить.
Лэндон стоял, опустив голову. Я взял его за руку и начал рисовать большим пальцем маленькие круги на тыльной стороне ладони.
Наконец он спросил:
– Ты на меня злишься?
– Конечно, нет.
– Ладно.
Я поцеловал его в нос. Лэндон хихикнул.
– Эй.
– Чего?
– Я взял билеты на школьный бал.
Выражение его лица смягчилось.
– Правда?
– Ага.
– А в чем ты пойдешь? Мы должны одеться в одном стиле?
– На выходных мы с мамой пойдем по магазинам.
– Тогда скажи, какой у тебя любимый цвет.
– О… – Не знаю, почему меня так удивил его вопрос. – Синий.
– Это просто.
– Уж проще, чем оранжевый.
Оранжевый был любимым цветом Лэндона.
Он фыркнул.
– Если придем в оранжевом, нас точно заметят. Но у меня есть серый костюм, который мне до сих пор как раз.
В сером Лэндон Эдвардс смотрелся просто сногсшибательно.
Он подчеркивал цвет его глаз.
– А после… бала? – неожиданно спросил он.
– После?
– Ну да. Пойдем куда-нибудь?
– Эм…
– Знаю, это клише, но… – Улыбка на его лице уступила место румянцу, который стремительно поднимался от нижней челюсти к щекам. – Иногда пары, ну, ты знаешь. Занимаются сексом. После танцев.
Лицо Лэндона стало ярко-красным.
– Понятно, – сказал я, чувствуя, как сжимается желудок.
Я не представлял, что ему ответить.
И внутри снова заворочалось мерзкое ощущение.
Будто Лэндону от меня нужен только секс.
Я знал, что это несправедливо. Я действительно был ему небезразличен. Но ничего не мог с собой поделать.
Это же нормально.
Правда?
– Обещай, что подумаешь об этом. – Лэндон поцеловал меня в плечо.
– Хорошо.
В золотом свете
– Нервничаешь из-за школьного бала? – спросила мама, заворачивая на парковку.
– М-м?
Она заглушила двигатель и посмотрела на меня.
– Над тобой в школе издеваются?
– Что? Нет.
Я не мог признаться маме, что последний разговор с Лэндоном никак не выходит у меня из головы.
Он ведь решил, что после бала у нас будет секс.
И меньше всего на свете мне хотелось обсуждать гейский секс с Ширин Келлнер.
– Хм, – недоверчиво хмыкнула мама, но я отстегнул ремень и вылез из машины прежде, чем она успела что-то сказать.
Комиссионный магазин-бутик «Дракон и феникс» (название скорее подошло бы какому-нибудь улуну) располагался в углу торгового центра в Бивертоне. В просторном зале было светло как днем благодаря эклектичной коллекции потолочных ламп; от навязчивого запаха благовоний хотелось чихнуть.
– Ты знаешь, что мы ищем?
– Если честно, нет.
Я показал маме фотографию костюма, которую прислал Лэндон, – серого, с тонкими блестящими лацканами.
– Симпатичный, – оценила она.
– Ага.
– Ладно. Поглядим, что у них есть.
Мама бродила по залу, придирчиво осматривая чуть ли не каждый костюм, который попадался ей на пути, а я направился прямиком в секцию для крупных и высоких. Прошелся мимо вешалок, задевая пальцами рукава. Почти все костюмы были черными, или коричневыми, или сшитыми для парней повыше и постройнее меня.
А потом я повернул за угол и увидел его.
Идеальный костюм.
Светло-голубой, не пастельный, но близко к этому. И он сверкал, как будто в ткань добавили металлические нити.
Я в жизни ничего подобного не носил.
– Нашел что-то? – спросила мама.
Я показал ей костюм.
– Мне нравится.
– Правда? – странным голосом уточнила она. – Думаешь, подойдет для школьного бала?
– Да. – Костюм был ярким и блестящим, но я чувствовал, что именно такой мне и нужен.
Мама взялась за рукав, чтобы посмотреть цену.
– Уверен, что готов столько заплатить?
– Да. – Я понимал, что на костюм уйдет вся моя последняя зарплата, но мне было все равно. – Я же и потом смогу его носить.
Мама подняла рукав к свету, чтобы поглядеть, как он переливается.
– В самом деле?
– А что? Он выглядит слишком по-гейски?
Мама моргнула.
– Нет. – Она снова моргнула и отпустила рукав. – Нет.
Интересно, что в понимании Ширин Келлнер выглядело «слишком по-гейски»?
И почему я об этом подумал?
Довольно-таки гадкая мысль.
– В этом костюме ты будешь отлично смотреться, – сказала мама. – Давай-ка примерим, а то вдруг его нужно подшить.
– Эй! – окликнул меня Чип, когда мы шли на велосипедную стоянку после тренировки в среду. – Что сейчас делать собираешься?
– Домой поеду.
– Да?
– Ага. Лэндон занят. А я уволился.
– Серьезно?
– Да. Ты был прав. Я должен найти то, что сделает меня счастливым. Надеюсь, долго искать не придется.
– Круто. – Чип провел рукой по волосам. – Хочешь, пойдем ко мне делать домашку? Мама готовит эмпанадас[19].
– Спасибо, но я сегодня сижу с Лале.
Чип опустил руку.
– Понятно.
Мне стало не по себе от того, что я ему отказал.
Особенно если учесть, что он даже не упомянул Трента.
– А хочешь, пойдем ко мне? – просил я.
Чип улыбнулся.
– Да.
Пока мы ехали на велосипедах к моему дому, бледное осеннее солнце выглянуло из-за туч – и мокрые от дождя улицы засверкали. Чип со смехом прокатился по луже.
И глядя на него, я тоже рассмеялся, сам не знаю почему.
Циприан Кузумано потрясающе выглядел в золотистом солнечном свете.
И я изо всех сил старался этого не замечать.
Когда мы приехали, Лале уже вскипятила воду и засыпала в чайник заварку.
– Лале, помнишь Чипа? – просил я.
– Привет, – сказал Чип.
Она оглянулась на него и покраснела.
– Привет, – пробормотала Лале и отвернулась к столу. – Поможешь мне растолочь hel?
Чип озадаченно посмотрел на меня.
– Кардамон, – объяснил я. – Чтобы добавить в чай.
– А. Конечно.
Теперь румянец заливал не только щеки, но и уши Лале. Тем не менее она аккуратно разложила пять стручков кардамона на бумажном полотенце и сложила его пополам.
– Проще всего толочь донышком чайника.
– Что нужно делать?
– Стучать по стручкам, пока они не раскроются. Но вообще стучи сколько хочешь.
Чип ухмыльнулся, и Лале ответила ему щербатой улыбкой.
– Эй! – Я присел на корточки и внимательно посмотрел на сестру. – У тебя наконец-то выпал зуб!
– Ага. За обедом. – Она просунула кончик языка в дырочку, оставшуюся на месте клыка.
Чип тем временем старательно перекатывал чайник по стручкам кардамона.
– Надо сильнее стучать, – сказала Лале. – Давай покажу.
Чип передал ей чайник, и Лале принялась колотить им по столу: Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Я поморщился от грохота.
Сам я обычно раскрывал стручки пальцами. Но Лале нравилось разбивать кардамон чуть ли не в пыль.
Чип посмотрел на меня широко распахнутыми глазами.
Я хихикнул и спросил у Лале:
– Налить в чайник кипятка?
– Конечно.
Когда чай заварился, мы втроем устроились за столом, разложив перед собой домашнюю работу.
– Что делаешь? – спросил я Лале, которая сосредоточенно пыхтела над неоконченным рисунком.
– Задание про космос.
– Круто.
В обычной школе у нас такого не было.
А я бы, наверное, справился, учитывая, сколько лет я смотрю «Звездный путь».
– Мне нравился этот урок, – сказал Чип и перегнулся через стол, чтобы посмотреть на рисунок Лале. – В нем же нужно придумывать созвездия?
Лале кивнула. Листок перед ней был покрыт точками и линиями, которые складывались в фигуры, повинуясь фантазии Лале.
– Выглядит здорово, – похвалил я.
– Еще нужно сочинить про них историю.
– Какую?
– Что-нибудь про семью.
– Расскажешь, как мы ездили в Иран?
– Не знаю, – вздохнула Лале. – Вдруг надо мной будут смеяться?
– Почему? – спросил Чип.
– Потому что она персиянка, – ответил я и повернулся к Лале. – Готов поспорить, мисс Шах им не позволит. И ты вроде говорила, что среди твоих одноклассников есть Частичные американцы.
– Вроде да.
– Ее правда могут начать дразнить? – нахмурился Чип.
– Ну… меня же дразнили.
Я не стал уточнять, что занимались этим Трент и сам Чип. Они изводили меня так же, как Мика, Эмили и другие Бездушные Мини-Последователи Ортодоксальных Взглядов изводили Лале.
Но Чип и так понял, о чем я.
Лицо его посерьезнело, и он кивнул. А потом повернулся к Лале.
– Твой брат прав. Тебе следует рассказать об Иране, чтобы твои одноклассники получше тебя узнали. – Он сглотнул. – Именно так и заводят друзей.
Лале перевела взгляд с Чипа на меня, потом посмотрела на рисунок.
– Хорошо. А ты мне поможешь?
– Конечно. – Я придвинулся ближе.
– Ты тоже, – сказала она Чипу и снова покраснела.
Он улыбнулся.
– Хорошо.
Лале ткнула пальцем в созвездие, похожее на человечка с усами.
– Это будет Бабу.
Настоящая персидская мать
В субботу утром я снова набрал Сухраба.
Он по-прежнему не отвечал.
Я подумал было позвонить Маму, но отказался от этой идеи: нельзя же звонить ей всякий раз, когда Сухраб молчит.