На лице Лотты проступило облегчение.
– Я все равно не уверена, что от меня был бы толк. По дороге я пыталась вызвать птиц, и ничего не вышло. В Злобных скалах птицы вообще не водятся – они, кажется, прилетали ко мне через тот ход, по которому можно выйти куда угодно. Простите, я знаю, что от меня никакой другой пользы нет, но я не понимаю, как сделать так, чтобы они пришли. Я вас подожду.
Эдвард ни за что не расстался бы со своими прекрасными волосами, так что его Генри даже спрашивать не стал и просто шагнул вслед за отцом под свод пещеры.
– Подожди секунду, – вдруг сказал Эдвард, и Генри нехотя остановился. – Я не знаю, что делать: рваться за вами или остаться тут. И мне нужна твоя помощь.
Отец потянул Генри дальше, но тот не сдвинулся с места.
– Слушай, Генри, – Эдвард заговорил быстрее, – ты не самый приятный человек на свете, но у тебя поразительное чутье. Я все думаю: может, Барс поэтому тебя и выбрал? Мне всегда надо лет сто подумать, чтобы решить, как правильно поступить. А ты просто знаешь. Говорят, мудрецы могли доставать ответ на любой вопрос прямо из мира волшебства, и мне иногда кажется, что ты делаешь то же самое. Но в этот раз ты не сосредоточился, я по лицу видел. А мне нужно, чтобы ты точно сказал нам с Лоттой: ждать здесь или пойти с вами? Я хочу быть уверен.
Генри поднял брови. Он бы в жизни не поверил, что Эдвард такого высокого мнения о его способностях.
– Ты меня послушаешься, что бы я ни сказал? – уточнил он.
– Да, – с достоинством ответил Эдвард, наклонив голову.
Генри никогда не задумывался о том, как именно принимает решения, но сейчас честно попытался сделать то, о чем говорил Эдвард: не думать, просто знать. Как ни странно, это место отлично для такого подходило: гладкий воздух успокаивал, и, несмотря на близость Зверя, здесь легко было сосредоточиться. Не думать, просто знать. Генри закрыл глаза и вдруг почувствовал, что Эдвард прав. Что-то глубоко внутри него знало, как надо поступить.
– Идите с нами, – через силу проговорил он, стараясь не думать о том, что, если с ними в пещере что-нибудь случится, это будет целиком и полностью его вина.
Эдвард криво улыбнулся и провел рукой по волосам.
– Надеюсь, ты сказал это не для того, чтобы лишить меня прически.
А потом шагнул к одной из обезьян и опустился на колени.
– Я буду тебе нравиться без волос? – тихо спросила Лотта.
– Конечно, – кивнул Генри. – Волосы тут вообще ни при чем.
Она несмело улыбнулась ему и села на землю рядом с другой обезьяной. Быстро защелкали две пары ножниц. Генри неподвижно смотрел, как ветер подхватывает длинные кудри Лотты и золотые волосы Эдварда.
– Мне сказали, что у членов королевской семьи всегда светлые волосы, – тихо сказал он отцу, застывшему рядом. – А у тебя черные. Почему?
– У королей принято выбирать себе жен такой же светлой масти, как они сами, но мой папаша с невероятной силой полюбил женщину с волосами темными, как ночь. Мою мать, – негромко ответил отец. – Она была не похожа на всех этих дворцовых куколок. Сильная, независимая. Единственный человек, которого я когда-нибудь слушался. Умерла, когда мне было двенадцать.
– А моя мать? Какие у нее были волосы? – спросил Генри.
Отец вздохнул и сделал вид, что всматривается в непроглядную темноту пещеры.
– Никогда еще не убивал чудовищ, – сказал он. – Прямо вспоминаю свои детские мечты.
Щелканье ножниц затихло. Лотта, вытирая нос, повернулась к Генри, и он снова подумал о том, что без волос люди, кажется, становятся больше похожи на самих себя, будто в них проступает из глубины что-то настоящее, как если бы он увидел Лотту без одежды. В этой мысли не было ничего особенного – люди ведь носят одежду просто для тепла, потому что у них нет шерсти, как у животных, – но Генри вдруг почувствовал приятное, незнакомое беспокойство. Объяснить его Лотте он бы не смог, но та все равно как-то поняла, что не перестала нравиться ему, и улыбнулась. Как хорошо, что людям для общения не всегда нужны слова.
Генри с трудом выбросил из головы ненужные мысли и повернулся к Эдварду. Без своих локонов он выглядел сильнее и старше, и в то же время каким-то непостижимым образом в нем теперь было видно то, что Генри замечал всегда: страх, скрытность и неуверенность, будто он вечно ждал, что на него вот-вот обвалится ближайшая стена, но скорее умер бы, чем признался в этом. И еще Эдвард внезапно напомнил ему кого-то другого: не то виденную где-то картинку, не то живого человека, но кого именно – Генри так и не смог понять.
– Что бы там ни случилось, мы пришли все вместе и уйдем все вместе, – хрипло сказал Генри и протянул Эдварду его меч, а Лотте – ее куртку. – Ничего не бойтесь. Скоро отпразднуем победу среди кучи сокровищ.
Сработало: как только он произнес это вслух, то и сам почти поверил, что так оно и будет.
– Есть одна традиция – возможно, она даже описана в «Легендах великого прошлого», – вдруг проговорил отец, напряженно глядя на него. – Древние воины перед битвой с чудовищами вслух объявляли, зачем они в это ввязались. Они верили, что так можно отогнать страх. Начнете, юная леди?
Голос у него был такой странный, что никто не стал спорить.
– Я иду, чтобы отомстить за свою деревню. И потому, что ты идешь, – сказала Лотта, тронув Генри за рукав. – Я еще никогда не делала ничего такого… такого храброго.
– Мне надо впечатлить короля, – неразборчиво пробормотал Эдвард.
Генри едва не сказал: «Мне нужен цветок памяти», но вовремя сдержался – нельзя, чтобы отец это узнал. Да и другая причина была – не менее сильная.
– У меня дар огня. Никто не станет терпеть такого, как я, если я не буду делать что-нибудь полезное.
– А я иду, потому что действительно хочу помириться со своим сыном. У нас были небольшие… сложности. Но я хочу доказать ему, что он может на меня положиться. Собираюсь вроде как начать новую жизнь. Старая все равно не принесла мне ничего хорошего. Ну все, вперед, – сказал отец и, резко отвернувшись, вошел в пещеру.
Генри шагнул за ним, остальные потянулись следом. Дорога уходила вниз, свет за спиной постепенно исчезал, пока все вокруг окончательно не погрузилось во тьму.
Глава 13Кровь и золото
Судя по лихорадочному дыханию Эдварда и Лотты, в этом угрюмом подземном ходе было по-настоящему страшно, но Генри чувствовал только спокойную, приятную легкость. Все лишние мысли, все вопросы и сомнения исчезли. Сейчас он делал то же, что делал всю свою жизнь: шел с отцом на охоту. Их добыча все еще ранена и обессилена, и Генри уже почти слышал звук, с которым отец вгонит меч в уродливое чешуйчатое тело, – разом и тошнотворный, и победный звук смертельного удара.
Какое-то время они двигались на ощупь, потом впереди забрезжил тусклый свет, и отец неспешно, без суеты вытащил из ножен меч. Вскоре тесный ход раздался, они вышли на открытое пространство, – и Генри подавился воздухом. Когда он представлял себе сокровища Зверя, фантазии ему хватало на ящик, набитый монетами, вроде тех, которые отец раздавал своим солдатам. Но все было совсем не так. Лучи, падающие сверху, из невидимых щелей в горной породе, скупо освещали недра подземелья – такие огромные, словно гора изнутри была полой, как гнилой орех. И вся эта пещера была завалена золотом и грудами каких-то вещей. В голове у Генри из той же темной глубины, в которой хранилось все, что он забыл, всплыла картинка: подземные переходы, набитые яркими камнями, шкатулками и мотками ткани, расшитой блестящими нитками. Сказка о бедном юноше, который попал во владения жуткого волшебного существа и нашел там…
За спиной у него раздался оглушительный грохот – Генри дернулся и обернулся. Ход, по которому они только что прошли, скособочился и просел, на земле лежали несколько огромных камней, а рядом, едва различимый в полутьме, сидел Зверь. Увидев, что его заметили, он лениво передвинулся, ударил по каменному своду – и еще несколько обломков посыпались вниз. Генри почувствовал, как пальцы Лотты до боли вдавились ему в плечо, как Эдвард придвинулся ближе, вытаскивая из ножен меч. А Зверь улыбнулся, сделал еще один плавный шаг в сторону, и его темный, почти человеческий кулак врезался в камни снова. И снова. Он бил с такой силой, что содрогалась гора, бил, пока ход наверх не осыпался окончательно – так легко, будто сделан из песка. Генри сглотнул. Страх вливался в него медленно, по капле, – и вспыхнул в полную силу, когда он посмотрел на отца. Даже хищник отступает перед тем, кто крупнее. Злющий северный песец при виде волка удирает, поджав хвост. И сейчас Генри чувствовал, что его отец, великий и непобедимый воин, думает только об одном: есть ли из этого подземелья другой выход, и если есть – насколько быстро они успеют до него добраться.
Зверь не был ранен. Не истекал кровью. Его голова поворачивалась легко и свободно, движения были мягкими и сильными, красные глаза лениво смотрели из-под нависших век. А самое главное – он совершенно не выглядел удивленным. Скорее так, будто капкан, рядом с которым он долго и терпеливо ждал, захлопнулся, и настало время для сытного обеда.
И когда Генри думал, что все не может стать еще хуже, Зверь заговорил:
– Какой почетный гость и какой прекрасный меч! Но разве это умно – приносить в мой дом оружие, которым можно убить тебя самого?
Он в упор посмотрел на отца, и Генри захлестнуло холодным, мучительным ужасом. Никто не знает, как выглядит бессмертный король Освальд без доспехов. Никто не знает про великий меч Тиса. Чудовищу просто негде было это выяснить – и все же оно знало. Генри вдруг понял, что трет ладонью грудь, но не может вспомнить, как поднял руку.
«Вы все умрете здесь, мой милый друг, – пропел огонь. – Ты думал, что вы такие умные? Зверь перехитрил вас – и что же ты теперь будешь делать?»
Генри затряс головой, вцепившись ногтями в куртку на груди. Зверь на секунду перевел взгляд на него – с улыбкой, как на безмозглого дет