Эдвард долго не отвечал, а потом сухим, напряженным голосом произнес:
– Я слышал, что твой отец говорил про моего.
– Извини.
– Он был прав. Я ненавижу Освальда за то, что он сделал с моей семьей, но он прав: мой отец прекрасный человек, пока он и неприятности не оказываются на одной шахматной клетке. И если у нас будут серьезные проблемы, боюсь, что… будет сложно.
Генри кивнул, не зная, что сказать. Эдвард как будто клещами вытягивал из себя слова – привычки к разговорам по душам у него, видимо, не было, как и у самого Генри.
– А ферзь? – спросил тот, когда стало ясно, что Эдвард больше ничего не скажет. – Почему он сильнее других фигур?
– Потому что непредсказуемый. Наносит удар с неожиданной стороны и держит под своим влиянием все, что вокруг него. – Эдвард помолчал. – Мы ведь не обязаны быть такими же, как наши отцы?
– Думаю, нет, – сказал Генри.
От этой мысли ему стало легче.
Глава 15То, что скрывает земля
На кладбище рядом с деревней они нашли инструменты, которые бросила женщина, хоронившая жителей. Эдвард сказал, что надо вырыть яму в земле, и Генри собирался копать один, но Эдвард не стал его слушать и, морщась от боли, воткнул лопату во влажную землю. Копать ни один из них не умел, так что к тому времени, как они закончили, солнце уже почти коснулось дальних гор и заливало землю жарким рыжим сиянием.
Они опустили тело Лотты на дно и засыпали его землей. Потом выбрали из кучи дров около ближайшего дома самый ровный чурбан, положили его сверху, и Генри вырезал ножом: «Лотта. Повелительница птиц». И прибавил дату от Зимнего дня: 22. Закончив, он понял, что над их головами вьются несколько птиц, которые никогда не летают вместе: сойка, голубь, ворон и дикий гусь.
– Покойся с миром, – сказал Эдвард и рукой бросил на могилу горсть земли. – Мы будем тебя помнить.
– Мы будем тебя помнить, – через силу повторил Генри.
От запаха мокрой перекопанной земли он еле дышал. Этот запах был таким же, как в его сне, и он впервые подумал: что он мог закапывать, если не тело? А вдруг его мать погибла из-за него? В мире людей матери не бросают своих детей, и если от нее так долго не было вестей, значит, она давно мертва. И если отец каким-то образом с помощью Джоанны сделал так, что Генри об этом забыл, значит, произошло что-то по-настоящему ужасное.
– Надо отыскать кротовый ход, пока совсем не стемнело, – проговорил Эдвард, глядя на птиц, которые разлетались кто куда, сливаясь с темнеющим небом.
Генри обогнал его и зашагал вперед. Найти дорогу, по которой хоть раз прошел раньше, он мог даже в темноте.
– Расскажешь все так, как было, – сказал он, когда они подошли к знакомому ходу в скале. Ветер, дующий из разлома, на этот раз пах болотом и хвоей. – Во дворце не все такие беспомощные, как считает мой отец. Вы что-нибудь придумаете.
– А ты куда пойдешь? – без выражения спросил Эдвард.
Генри пожал плечами.
– Не знаю. Думаю, вернусь на север, туда, где мы прятались с отцом. Буду жить тихо, никто и не заметит, что я там. С едой проблем не будет – дичи полно. Насчет предела я ничего не знаю и помочь вам ничем не смогу.
– Ты победил лютую тварь. Можешь просить у короля любую награду, – нахмурился Эдвард, и на этом у Генри кончилось терпение.
– Да не нужна мне никакая награда! – крикнул он громче, чем собирался. – До тебя что, не доходит? Все эти ваши сокровища, и деньги, и дурацкие вещи, над которыми вы так трясетесь, – да я даже не знаю, что с ними делать! Я просто хотел… но когда во дворце узнают, что Освальд – мой отец, они все меня возненавидят. Опять. Герой с даром огня и отцом-злодеем – это уже чересчур. Все будут думать: почему же он сразу не сказал про Освальда? А как такое скажешь? Отец прав: ваш мир не для меня, он слишком сложный, а я устал. Я сделал все, что должен был, и с меня хватит. – Он остановился, задыхаясь. – Прощай, Эдвард. Удачи. Ты справишься. И проваливай уже, я ненавижу так долго разговаривать.
– Я одного не понимаю. Действительно. Объясни мне, будь так добр, – начал Эдвард, потирая больную руку. – Почему ты не использовал цветок для себя? Может, твоя мать жива. Может, ты бы ее нашел, если бы вспомнил. От меня тебе никакой выгоды, наоборот. Если бы я остался идиотом, разболтать твою тайну было бы некому.
Генри развел руками. Это было очевидно.
– Ты – будущее. Надо быть полным козлом, чтобы угробить будущее, спасая прошлое.
– Я никогда в жизни не пойму, что происходит у тебя в голове, – устало проговорил Эдвард и сделал приглашающий жест. – Пошли, не стой столбом. Лично я хочу в горячую ванну, есть и спать. Думаю, ты тоже. На тебе столько крови, что хватило бы на новое чудовище.
– Мой отец…
– Как ни странно, я не могу вспомнить, чтобы кто-то был ко мне добрее, чем сын Освальда. Надо быть полным козлом, чтобы не отплатить тебе тактичным молчанием о твоих родственных связях. И запомни: нам помогала только Лотта и ее птицы. Мы не были у твоего отца, не приводили его с собой, а меч нашли сами. Это даже не ложь, это дипломатия.
– Дипломатия?
– Королевская библиотека в твоем распоряжении. Я тебе не нянька, чтобы разжевывать простые слова. Ну, вперед. – Генри не двигался, и Эдвард раздраженно прибавил: – Да тебе что, письменное приглашение нужно?
Почему-то его тон окончательно убедил Генри в том, что Эдвард говорит серьезно. В голове у Генри промелькнули всевозможные неприятности, которые могут свалиться на них из-за того, что они никому не скажут про Освальда, а тот устроит какую-нибудь ужасную катастрофу, – но все разумные мысли о том, почему он не должен соглашаться, меркли по сравнению с ноющей, радостной болью в груди. Генри привык, что мир людей – суровое место, где нельзя ждать подачек, и он каждый раз терялся, когда ему предлагали такие щедрые дары.
– Во дворец, – громко сказал Эдвард и шагнул в разлом.
Генри пошел за ним.
Дворец сиял всеми огнями с такой силой, что Генри сощурился. Они поднялись по белой лестнице, и Эдвард неодобрительно покачал головой. Стражники у входа вели себя так же, как обычно: спали, прислонившись головами к дверям. Эдвард потыкал одного из них ногой, и тот вскочил, издав такой вопль, что разбудил второго.
– Ваше… Ваше высочество! – выпалил стражник, поправляя золотистую куртку. – Мы вас так ждали!
– Я вижу.
Они суетливо распахнули двери и бросились к какой-то штуке, напоминавшей небольшое ведро на железных подпорках. Из центра ведра свисала веревка, стражник начал с силой ее дергать – и раздался гулкий звон.
– Господин Уилфред велел громко предупредить, когда вы вернетесь, вот мы колокол сюда и притащили! – с жаром объяснил второй стражник.
Генри прислонился к стене. Тут было так тепло и чисто, что его немедленно разморило от усталости, но Эдвард взял его за шкирку и поставил прямо.
– Испачкаешь обои – Уилфред такое устроит, что чудовище покажется тебе щеночком.
По лестнице застучали шаги, и Уилфред слетел вниз со скоростью, какой не ожидаешь от человека его возраста и телосложения. При виде Эдварда он прижал руки к груди и затряс головой.
– Ваше высочество, почему вы так одеты? Это же крестьянская одежда! А с волосами что случилось? Умоляю, снимите сапоги! Генри, дитя мое, сколько же крови было в этом куроеде?
– Вы не поверите, – вздохнул Эдвард, послушно стягивая сапоги.
– Приличные люди в таком виде из похода не возвращаются, господа. Извините меня за дерзость, но я надеюсь, что у вас обоих были веские причины постричься. Хотя… – Он подошел ближе, придирчиво оглядывая их головы. – Признаюсь, работа выполнена невероятно умело. Кто вас так постриг?
– Обезьяны, – хором ответили они, и Уилфред жалостливо покачал головой.
– Вам срочно необходим сытный ужин. Но для начала, умоляю, вымойтесь. Его величество приказал не садиться за еду, пока вы не вернетесь. Он был несколько обеспокоен, когда утром мы нашли коней, но без сумок и без вас. Спасибо, что хотя бы оставили записку.
– Записку? – нахмурился Эдвард.
– Мелом на конюшне, – напомнил Генри, шагая вслед за Уилфредом, которому приходилось непросто: видимо, по уставу нужно все время быть лицом к принцу, что довольно трудно, когда поднимаешься по лестнице.
– Разрешите задать неловкий вопрос: где сумки? – спросил Уилфред с таким видом, будто их судьба волновала его больше, чем исход битвы с чудовищем.
– Нас ограбили, – бросил Эдвард. – Такое случается, если иногда выходить из дома.
Уилфред закатил глаза с таким видом, будто сейчас упадет замертво.
– Как там Снежок и Болдер? – спросил Генри, чтобы его отвлечь.
– Прекрасно, – вздохнул Уилфред, делая героические усилия, чтобы смириться с потерей дворцового имущества. – Я пришлю слуг, они согреют для вас воду. Добро пожаловать домой, господа.
– Здравствуйте, Уилфред, – проговорил Генри, надеясь задобрить его своей вежливостью, но тот только махнул рукой и пошел в другую сторону. – Добро пожаловать домой, – одними губами повторил Генри, чтобы еще раз почувствовать приятное покалывание от этих слов.
Эдвард ушел к себе, а Генри отправился в свою комнату. Какая-то придворная дама, которую он встретил в коридоре, при виде него взвизгнула и, подхватив юбки, помчалась дальше бегом. В комнате Генри заглянул в зеркало и понял ее чувства. Он действительно недооценил количество крови, вылившейся из чудовища при ударе мечом в сердце.
Карл, который вошел в комнату с двумя ведрами воды, тоже был впечатлен.
– Да что ж это такое, – возмутился он, грохнув ведра на пол. – Господин Уилфред мне по секрету сказал, что если вы так с имуществом обращаетесь, пусть в следующий раз кто-нибудь другой едет. А еще сказал, что у вас обоих стадия юношеского бунта, который часто приводит к экзотическим стрижкам. Я ему верю.
– Рад вас видеть, Карл, – поприветствовал его Генри, и на этот раз подействовало: Карл хмыкнул и польщенно улыбнулся.