– А это что? – спросил Сван, ткнув палку с пучком железных спиц, на которые была натянута шуршащая ткань.
«Зонтик», – написала Агата, глядя вокруг так, будто у нее что-то болело.
– Он для чего? – прошептал Сван и погладил ткань.
Агата не ответила. Она подошла к одной из полок и взяла с нее чашку из тонкого белого материала – такие же были в доме Тиса. Потом поставила ее на место и пошла вдоль полок, касаясь рукой лежащих там предметов: книг, искусственных цветов, глиняных фигурок, посуды. Дошла до полки, на которой громоздилась груда старой бумаги, и остановилась.
Когда Генри подошел, она перебирала листы с разноцветными рисунками. На них были невиданные животные и существа, нарисованные яркими красками. Над полкой была надпись: «Защитные рисунки».
– А почему защитные?
«Встретишь ночью существо – защитит его портрет, сделанный ребенком», – написала Агата на одной из своих табличек.
– Так вот почему ночной страж не стал нападать. Джетт сказал, что выцарапал его изображение на гармошке, когда был маленьким. Но это все… это же не дети рисовали? Не может быть. Слишком хорошо сделано.
Агата странно взглянула на один рисунок в пачке и повернула его к Генри. Он изображал женщину с рыбьим хвостом, а под ней круглыми буквами было написано: «Агата Джонсон, 7 лет». И прежде чем Генри успел хоть что-нибудь сказать, Агата пошла дальше.
Генри хотел было пойти за ней, но вдруг увидел в куче вещей на полу зверя из тряпок и вытащил его, взяв за лапу. Человек, кажется, пытался сшить медведя, но никогда не видел настоящего. Этот медведь не казался огромным, злобным и хитрым, какими они и бывают на самом деле. У него даже когтей не было, а четыре длинные лапы, набитые тряпками, безобидно торчали в стороны. Генри сжал его сильнее, что-то неуловимое прошло по краю его памяти, всколыхнулось и исчезло без следа. Осталось только смутное чувство, что он уже видел такого медведя раньше, но не мог вспомнить, где и когда.
Услышав звон, он вскинул голову и бросил медведя в кучу других тряпичных животных. Оказалось, это Сван случайно уронил с полки чашку. Генри подошел к нему. Сван трясся и тер глаза, глядя на осколки, и Генри, вспомнив жест Джетта, нерешительно похлопал его по плечу.
– Поверить не могу, что у предков было столько всего, – сказал Джетт, подходя к ним. – Как они не боялись разбить или испортить все эти шикарные штуки?
– Они всегда могли сделать новые, – негромко сказал Генри. До того как увидеть все эти вещи, он даже не понимал, зачем людям дары и почему все так отчаянно хотят их вернуть. – Сван, хватит плакать. Скоро кто-нибудь сможет кучу таких чашек вылепить.
– Я не понимаю, почему такая красивая вещица лежит на полке «Козы и коровы», – буркнул Хью.
В руке он держал ремешок, к которому был привязан шарик из тонкого железа. При каждом движении внутри шарика что-то дребезжало.
Генри еще раз с тоской оглядел полки: большие картины, разноцветная одежда, стеклянные флаконы, – а потом заметил в углу тень. Она скользнула по стене и исчезла.
– Он здесь, – напряженно проговорил Генри.
– Я бы на его месте тоже отсюда не вылезал, – рассеянно бросил Джетт.
– Так и знал, что кто-то это делал еще до меня, – тихо сказал Сван. Он уже забыл про чашку и листал книгу «Сиятельные строки осени». – Вы послушайте: «Амура пожелав воспеть, я стих расставил, словно сеть, а он вскричал: «О нет, клянусь, к поэту в сеть не попадусь!» Я не знаю, кто такой этот амур, зверь какой-то, наверное, но это же… прекрасно. А я бездарность, я… я только сейчас понял. Мы все бездарности.
Генри на секунду перестал высматривать в углах тень, а в кучах вещей – оружие и взглянул на Свана. У того на лице было такое серьезное, потрясенное выражение, что он впервые выглядел на свой возраст, а не на десять лет младше.
Агата погладила Свана по плечу, а Джетт проворчал:
– Я тоже бездарность. Меня, значит, не надо утешить? Но даже если Сердце вернется, боюсь, с моим везением мне достанется дар вроде умения лучше всех чистить сапо…
Серое существо прыгнуло с невероятной скоростью, повалив Джетта на пол. Агата схватила с полки горшок из толстого стекла и треснула пилильщика по спине, тот защелкал зубами с такой слепой яростью, что Генри едва успел дернуть Джетта себе за спину. В воздухе запахло пылью, а пилильщик развернулся к нему.
Он оказался ростом почти с человека – несуразное, отталкивающее чудище, слепленное из пыли, – без глаз, с круглым ртом, полным острых зубов, вместо передних лап пилы из намертво слежавшейся пыли.
Огненные и ледяные твари были похожи на настоящих зверей, но этот был просто сгустком бессмысленной злобы. Прежде чем он успел прыгнуть снова, Генри метнул в него нож. Любому зверю он задел бы шейную артерию, но сквозь этого нож просто пролетел и упал на пол. Существо молниеносно развернулось к ножу и начало грызть его зубами, пилить лапами. Железо не поддавалось, и пилильщик злобно бросился на Свана. Тот зажмурился, но пилильщик его не тронул; он схватил зубами книгу «Сиятельные строки осени» и мгновенно перемолол ее на куски. Сван вскрикнул и начал хватать с полок вещи и швырять в пилильщика с такой яростью, что тот заметался, пару раз стукнул зубами и скрылся.
Генри вытер лоб. Он много на кого охотился, но никогда еще не чувствовал такого отвращения.
– Удар вазой – это было неплохо, – слабым голосом сказал Джетт. – Я уж думал, ты меня вместе с этим симпатягой хочешь прихлопнуть.
Агата закатила глаза и бережно поставила вазу на место.
– Я за книжку его убью, – сообщил бледный, взмокший Сван. – Только у меня от страха живот болит.
– Бояться нам некогда, – твердо сказал Генри. – Надо подумать, что делать. Кидать в него вещи – не поможет. От оружия тоже проку нет. Как-то ведь таких, как он, победили и Сивард, и те, кто приходил до него.
– Если предки и знали способ, нам не рассказали. – Джетт начал трясущимися руками отряхиваться от пыли. – А может, у кого-то из них просто был дар уборки и борьбы со злобной пылью.
– Вот что. Надо устроить ловушку, – предложил Генри. – Ловушка – это когда ты даешь существу то, что оно хочет, но кладешь туда, где оно попадется и будет обездвижено. Это можно устроить. Но что с ним делать потом?
– Ну, у нас же есть оружие, которое может убить что угодно, – странным голосом сказал Джетт, подходя к Генри и глядя на его руки.
В последние дни Генри так старался не думать об этом, что сейчас самое простое решение ему даже в голову не пришло. Он сжал руки и почувствовал такое мучительное желание снять перчатки, что пересохло во рту. Ему вдруг захотелось сказать: «Нет, не стоит этого делать». Только он уже знал, что другого выхода нет.
– Мне придется снять перчатки заранее, чтобы действовать быстро. И я иногда… повреждаю то, что вокруг, – неловко сказал он.
– Ничего. Сколько бы ты ни сжег, эта тварь уже покромсала больше. Я, кстати, даже не видел ни разу, как ты это делаешь, – сказал Джетт таким тоном, будто дар Генри – обычное дело, хотя Генри отлично знал, что это не так.
Генри зажмурился – солнце вдруг проглянуло из-за туч, ударило в лицо красным закатным лучом. Надо было торопиться, начинало темнеть. Он принялся перебирать вещи на ближайших полках, стараясь ни на что не засматриваться, думать только о деле.
– Что делаешь? – поинтересовался Джетт.
– Нужны деревянные вещи. Скриплеры сказали, что он их любит, так что, думаю, их не хранят на виду.
– Да уж, это все равно что сервировать ему обед из трех блюд. Только зачем ты занимаешься этим сам? – усмехнулся Джетт. – А мы на что?
Генри дернул плечом. Мысль, что кто-то может что-то сделать за него, вдруг странно его успокоила.
Пока все искали деревянные предметы, Генри занялся ловушкой. Выбрал два самых громоздких предмета, какие попались: огромный, на вид золотой, стул и что-то вроде лампы на высокой ноге. Вместо перекладины он положил между ними палку с набалдашником в виде птичьей головы, тревожно оглядываясь на углы – то тут, то там раздавался угрожающий шорох. Генри нашел длинную ярко-красную ленту – хуже, чем веревка, но сойдет, – закинул на перекладину, привязал к одному концу тяжеленный предмет с полки под названием «Утюги», а на втором конце сделал петлю и разложил на полу. На маскировку времени можно было не тратить – пилильщик слепой, как червь, целится только по звукам.
– Кладите все, что найдете, в центр петли, только сами не наступите, – сказал он, и остальные начали бросать туда деревянные миски, гребни, ложки.
Переломанных стульев в зале было полно, а вот до мелких вещей пилильщик, кажется, еще не добрался. Генри стянул перчатки и убрал в карман. Пошевелил пальцами – как же приятно…
– Держись от нас подальше, а то мне как-то не по себе, – натянуто проговорил Хью.
Сван, кажется, вообще едва понимал, что происходит, он без остановки шевелил губами, глядя в одну точку: повторял строчки из уничтоженной книги.
– Прячемся вон за той штукой. Я вас не трону, можете не бояться, – тихо сказал Генри, указывая на большой, громоздкий ящик из блестящего черного дерева; он стоял на трех ногах, а посередине шел ряд черных и белых полосок, похожих на зубы.
– Даже не хочу знать, что это, и, главное, как они протащили это между корней деревьев, – буркнул Хью и сел так, чтобы между ним и Генри оказался Сван.
Агата с любопытством покосилась на руки Генри, но на первый взгляд они были обычными, и она отвела взгляд. Свет, льющийся через окна, становился все бледнее.
Пилильщик вылез из угла и бесшумно заскользил в сторону ловушки, может, чувствовал, что в одном месте скопилось много деревянных вещей. Он подкрался, повел головой, но не услышал ни звука и начал пилить расписной кусок дерева, который Джетт принес с полки «Гладильные доски».
В следующую секунду петля затянулась, и на пилильщика упал утюг. Тяжеленный кусок железа пролетел сквозь него, и, судя по злобному свисту, пилильщику это не понравилось. Он замахал в воздухе пилами, видимо, решив раскрошить железку на куски, и это хотя бы ненадолго отвлекло его.