Ахрам не мог вымолвить и слова. Девушка посмотрела на юношу и сказала:
— Меня зовут Оруна. Теперь и ты можешь заглянуть в мои глаза, Ахрам.
Снаружи раздалось шипение догорающих дров. Видно, на них попала кипящая вода из котла.
Оспан поглядел сначала на девушку, потом на Ахрама. Юноша и девушка не сводили глаз друг с друга.
— Хорошо, — сказал Оспан. — Мне одному кажется, что котел больше не нужен?
— Нужен, — хрипло ответил Ахрам. — Пригодится для свадебного пира.
И улыбнулся.
Оспан глянул еще раз на девушку и прищурился. Ему померещилось, что одна нога у нее мохнатая, трехпалая и с когтями, похожа на волчью лапу. Оруна улыбнулась старому пастуху и щелкнула изящными пальчиками. Оспан потряс головой. Стройная женская ножка, привидится же ерунда всякая. Это от чрезмерного употребления адылан.
— Ну я, это, поскачу к твоей матушке. Обрадую.
— Давай, дядя Оспан, — сказал Ахрам. — Пусть готовятся.
Подошел к Оруне и взял за руки. Девушка прильнула к юноше. Огромные черные глаза радостно светились в полумраке сарая. Оспан помахал им и выскочил наружу. Сватать девушку у шурале непростое занятие. Надо хорошенько подготовиться.
На следующий год у Ахрама и Оруны родилась дочь. Ее назвали Ормана, Лесная богиня.
Красное-красное небо
Больше всего на свете Лиреа любил взлететь выше облаков, сложить крылья и камнем упасть вниз. Он упивался ощущением полета. Когда ветер свистит в ушах, тело пронзает багровые облака, а ты скользишь в воздухе. И можешь лететь в любую сторону, куда только захочешь.
Вот и сейчас он взлетел в небо так высоко, как никогда еще не поднимался. Облака остались внизу. Светила Та и Ум скоро соединятся в полуденном танце, а затем пойдут в разные стороны.
Лиреа почувствовал, как мерзнут пальцы рук и ног. Здесь, над облаками царил невыносимый холод. Он тяжело дышал, потому что лететь вверх это не ракушки собирать. Считанные единицы из сиру способны взлететь на такую высоту.
Воздуха здесь мало, и Лиреа задыхался. Он приоткрыл клюв, стараясь вдохнуть редкий воздух. Наконец, с усилием вздымая крылья вверх и опуская вниз, он решил, что взлетел достаточно высоко. Выше был только черный купол с яркими желтыми звездочками. А еще ослепительно сверкали белое Та и голубое Ум. Внизу необъятное море из пухлых красных облаков. Он глянул на светила, поклонился им, замер на мгновение в воздухе. А затем сложил крылья, вытянул руки вдоль туловища, и камнем нырнул вниз головой.
Лиреа принадлежал к сиру, расе меднотелых людей-птиц. За спиной у них росли крылья. Тело покрыто красным твердым оперением, вместо носа и рта изогнутые клювы, кривые руки и ноги похожи на лапы грифа. Они жили на отдаленном каменистом острове Рукх на краю мира. Гнезда вили на отвесных скалах. Кораблям людей было трудно причалить к острову из-за вечно бурного моря и испещренных рифами берегов.
На памяти Лиреа варнахи два раза умудрились высадиться на острове. Тогда сиру поднялись в воздух и кружа над людьми, сбрасывали на них твердые и острые, как железо, перья. Варнахи погибли, пронзенные перьями, как стрелами. Затем Лиреа вместе с другими воинами спустился вниз и добил десятки раненых, разорвав когтями глотки и спев победную песню.
Сейчас он летел вниз через облака с неистовой скоростью. Его пьянило падение. Лиреа даже чуть шевелил крыльями, чтобы лететь еще быстрее.
Когда он прорвался сквозь клочья красных облаков, в бок ударил сильный поток ветра. Молодого сиру такой порыв мог сбить и перевернуть в воздухе. Но Лиреа был слишком опытным летуном. Он тут же вытянул крыло, согнул другое, и плавно, как в реку, вошел в струю. Полетел в сторону. А когда пересек воздушный поток, вновь сложил крылья и продолжил падение.
Облака рассеялись и далеко внизу появились темно-зеленые воды безбрежного моря. Вдали на горизонте темные изломанные очертания острова Рукх. Сегодня было пасмурно, лучи светил не могли пробиться сквозь тучи.
Лиреа чуть поворачивал голову, глядел по сторонам. Зрение у него превосходное, сверху он видел косяки рыб, плавающих под водой. Наконец заметил крошечное коричневое пятнышко. На волнах покачивалась лодка. Парус сложен на дне. У руля сидит человек. Лиреа устремился к лодке. Воздух шуршал на его перьях.
Он подлетел очень быстро и остановился только у самой лодки. Крылья задели воду и подняли тучу брызг. Прыгнул на дно, сложил крылья, сел на сиденье, как сова на ветке. Лодка закачалась.
Человек замахал руками, отряхивая лицо от воды, и проворчал:
— Когда-нибудь опрокинешь лодку. Можно ведь подлететь аккуратно.
Он был бородатый и немолодой. Толстый красный нос, густые седые волосы, торчащие во все стороны. Сильные руки и ноги человека, с детства занятого физическим трудом.
— Принес? — спросил Лиреа. Ему трудно давался язык варнахов, поэтому он говорил кратко.
Человек кивнул и полез в карман. Его звали Раки. Он одел грязную двубортную куртку, а под нею полосатый шерстяной жилет. На ногах короткие и широкие штаны, испачканные рыбьими внутренностями. Раки каждый день ловил рыбу и жил за счет моря.
Он вытащил свернутый кусок ткани. Развернул, вытряхнул содержимое. На грубой мозолистой ладони лежали вперемешку желтые и синие жемчужины. На Варнахских островах их можно было недорого обменять за рыбу. Белые и черные попадались реже и стоили намного дороже. Сиру нравились любые жемчужины. Они с удовольствием обменивали их на свои перья. Затем Раки с выгодой продавал перья княжьему кузнецу, он делал из них отличные стрелы.
— Хорошо, — кивнул Лиреа. — Перья вечером.
Раки завернул жемчужины и отдал Лиреа. Пробурчал:
— Опять до темноты ждать. Ветер крепчает.
Лиреа спрятал сверток на поясе, встал и приготовился лететь.
— Ты уж поосторожнее, — предупредил Раки, но Лиреа прыгнул в воздух, чуть не опрокинув лодку, поджал ноги и расправил крылья. Тяжело взлетел.
— Чтоб тебе клюв отбили, — пробормотал рыбак, держась за борта качающейся лодки.
С поздней ночи до полудня Гвильния стояла над яйцом в гнезде, и уговаривала малышку поскорее разбить скорлупу. Птенчик слушала мать и время от времени изнутри стучала в верхушку яйца.
— Ну же, сладость моя, бей сильнее, не бойся, — говорила Гвильния.
Из скорлупы раздавалось осторожное постукивание.
Ракиа, молодой отец, нетерпеливо ходил по гнезду, и то и дело встряхивал длинными треугольными ушами.
— Это оттого, что она девчонка, — сказал он внезапно и остановился. — Мальчик бы давно пробил скорлупу.
Супруги только полгода назад образовали семейную пару и снесли первое совместное яйцо.
Гвильния недовольно глянула на мужа.
— Не пугай малышку своим диким голосом. Иди наружу на скалы. Узнай, кто вылупился у Актании. Мальчик, наверное?
Ракиа опять вперевалочку пошел кругами по гнезду, недовольно щелкая клювом.
— Не хотел тебе говорить. У нее родился мертвый птенец. Он уже давно не подавал признаков жизни. Пришлось сломать скорлупу.
— Бедная Актания, — у Гвильнии от расстройства немного расправились крылья. — А что случилось?
Ракиа пожал плечами.
— Наверное, все дело в желтой болезни, которую она перенесла перед кладкой. Актания перенесла легко. Всю болезнь, оказывается, забрал ребенок. Он весь желтый был.
— Что за ужасы ты рассказываешь? — сказала Гвильния. — Зачем так пугать, ты не видишь, что я и так вся распереживалась?
— Ты сама спросила об Актании, — огрызнулся Ракиа.
У входа в гнездо зашумели крылья. Откинув полог, тяжело переваливаясь, вошла Лиания, местная лекарша, член Совета Острых Клювов. Ее оперение побелело от старости.
— Ну, чем порадуете, молодожены? — спросила она и удивилась, увидев целое яйцо. — До сих пор не вылупился? Что-то долго он у вас лезет.
— Это девочка, досточтимая Лиания, — ответила Гвильния. — Мы и сами уже тревожимся.
Лекарша кивнула.
— Тогда поможем. Это разрешается правилами, если малыш не может долго пробить скорлупу.
Она подошла к яйцу, лежавшему в уютном углублении, уселась перед ним поудобнее. Прицелилась тяжелым клювом.
— Вы уж поосторожнее, досточтимая… — начала Гвильния.
Лиания откинула голову назад, замахиваясь для удара.
И тут верхушка яйца покрылась трещинами, осела чуть внутрь. В ней появилась дыра, через которую показался крошечный клювик.
— Она сама сделала это! — закричала Гвильния, нервно сжимая и разжимая руки и суетясь вокруг яйца. — Наконец-то моя дочка вылупилась!
Мама и лекарша убрали сверху яйца остатки скорлупы. Ракиа стоял поодаль и молча наблюдал за ними. Лиания сказала:
— Дайте я проверю ее, — и вытащила пищащую девочку из яйца. Новорожденная была вся мокрая от жидкости внутри яйца. Она потихоньку расправила маленькие крылышки.
— О, крупненькая, — одобрила Лиания, взвесив девочку на руках. — Зубки в порядке, сердечко тоже бьется отлично. Какие у нас славные крылышки! Ну что же, поздравляю, молодые родители, с первым птенчиком!
Гвильния счастливыми глазами посмотрела на мужа. Ракиа улыбнулся.
Лиания протянула было девочку матери, но вдруг малышка сжалась в комочек, затряслась в судороге.
— Что это с ней? — спросила Гвильния.
Девочка перевернулась на руках лекарши. И внезапно исчезли крылья и перья, выпрямились руки и ноги. Вместо клюва появился нос. На руках Лиании лежало человеческое дитя.
— Не может быть, — Лиания уронила ребенка на пол, и девочка тут же заплакала. — Нет! Только не это!
— Почему вы не держите ее? — закричала Гвильния и хотела поднять дитя, но Лиания схватила женщину за плечо.
— Не трогайте ребенка. Ваше гнездо проклято. У вас родилась туату.
— Но это же просто глупое поверье, — Гвильния попыталась сбросить руку лекарши и взять плачущую дочь.
Но Лиания крепко держала женщину.
— Это не так. Туату рождаются раз в десять лет. Никто не знает, почему они появляются. Но одно я знаю точно, появление туату — это плохой знак для всего народа сиру. Нас ожидают беды и страдания.