Удерживаю готовый сорваться с языка саркастический комментарий о ценности Виталиного мозга. Прекрасные порывы следует не душить, а поощрять.
— Ладно, выезжаем через час. Я пока Лехе звякну, узнаю, что там в полицейских базах есть на покойника.
— Расскажите нам о своем дяде.
— Признаться, мы не были особенно близки, — говорит наследница, интеллигентная дама лет пятидесяти. — Лев Викторович жил достаточно замкнуто. Он ценил одиночество, даже семьи не создал. Наше общение сводилось к тому, что я поздравляла его с праздниками, а он неизменно вежливо благодарил. С другими родственниками он также не поддерживал близких отношений. С Кириллом Викторовичем, это его брат и мой дядя, и вовсе не общался много лет.
— Перед смертью Лев Викторович не пытался с вами связаться, передать какую-то информацию?
— Увы, нет. В последнем разговоре жаловался, что сердце пошаливает. Он почувствовал себя плохо и успел вызвать скорую помощь, но когда она приехала, было уже поздно. Надо ли говорить, что похоронами занимались я и мой супруг, а дядя Кирилл даже не явился, — дама поджала накрашенные неброской помадой губы. — Зато теперь претендует на половину наследства.
Мы беседуем в доме покойного, который, если не считать биткоинов, и был основным его наследством. Каменка еще с советских времен считалась городским районом, однако состояла в основном из частного сектора. Дом добротный, кирпичный, двухэтажный, с асфальтированным подъездом к большому гаражу. Покойник в свои семьдесят лет явно не бедствовал.
— А что еще дядя вам сообщил в последнем телефонном разговоре?
Заказчица с полминуты жует губы, потом тянет:
— Слушайте, да не помню… Это ж первого мая было. Дядя День Труда уважал, я его всегда поздравляла.
С такими случаями я сталкиваюсь регулярно. Мой Дар может вытаскивать из людей не только то, что они пытаются скрыть, но и то, что они добросовестно забыли. На каком-то уровне мы все помним, просто не все можем сознательно воспроизвести. Правда, эксперименты показали, что и тут есть ограничения: слишком уж далекие или развернутые воспоминания мой Дар не оживляет. Если запросить что-то вроде «перечислите последовательно, что вы ели каждый день в детском саду», человек просто теряет сознание от перегрузки. Но на воспроизведение одного телефонного разговора моего Дара как раз хватает. Объясняю все это заказчице и получаю ее согласие на «скажи как есть» под запись.
Женщина слово в слово воспроизводит телефонный разговор. Действительно, ничего особенного: дежурные поздравления с праздником, вопросы о здоровье, общие слова. Типичная беседа двух чужих, по сути, людей, которым надо имитировать внимание друг к другу. И только одна фраза привлекла мое внимание посреди стариковских жалоб на сердце и ревматизм: «утешаюсь только воспоминаниями о местах, где был счастлив».
Где же ты был счастлив, Лев Викторович?
Заказчица заканчивает пересказывать разговор и выходит из транса. Перехожу к обычным расспросам:
— Если вы так мало общались с дядей, то как узнали, что он владеет биткоинами?
— Лев Викторович сообщил об этом давно на семейном ужине, тогда мы их еще проводили. Моя мать, его старшая сестра, отнеслась к виртуальной валюте довольно скептически. Высмеяла, как она выразилась, «покупку воздуха», и стала настаивать, чтобы брат приобрел акции финансовой пирамиды — они, мол, приносят реальные деньги. К сожалению, с тех пор отношение Льва Викторовича к моим родителям сделалось довольно прохладным — он даже на похороны их не приходил. Я приглашала его на свою свадьбу, но он только прислал в подарок вот эти часы. — Дама протянула мне худую руку. — Это Картье, модель называется «Танк».
— Позволите взглянуть?
— Пожалуйста…
Рассматриваю часы с прямоугольным корпусом. На обороте гравировка: «Мы путешествуем во времени». Романтик, похоже, был покойный Лев Викторович… И, действительно, состоятельный человек — вещь недешевая.
— После похорон я вспомнила о цифровой валюте и обратилась к… эксперту по компьютерам. Сама я в этом ничего не понимаю, но он смог найти счет дяди в одном из… как он это называл… блокчейнов. Сетевых хранилищ. Но для доступа необходим пароль в каком-то виде. И есть всего десять попыток ввода, после чего хранилище заблокируется навсегда.
Да, я вроде читал где-то, что от четверти до трети всей существующей криптовалюты не используется в обороте, а просто лежит мертвым грузом. Сколько сокровищ ушло в небытие благодаря таким вот Львам Викторовичам, никому не доверившим пароль? Блокчейны надежны, их не взломать даже одаренному хакеру — вот кого, скорее всего, заказчица стыдливо назвала «специалистом по компьютерам».
— Вы позволите осмотреть дом?
— Да, конечно, я же договор с вами уже подписала. Но ваша барышня сказала, вы не можете найти предмет без фотографии…
— У нас есть и другие методы.
Один из них я применил перед выездом сюда, но впечатляющих результатов он не дал: в полицейских базах не нашлось о покойнике и его родных ничего, что могло бы дать зацепку. Ординарная биография человека, за всю жизнь не имевшего более существенных проблем с законом, чем неправильная парковка. Родился у нас в городе, учился в МГУ, потом вернулся сюда. Из примечательного — до самой смерти работал главным инженером на керамическом заводе. Ничего криминального не нашлось и о нашей заказчице, скромной заведующей районной библиотекой. А вот второй наследник, брат покойного, Кирилл, по молодости дважды привлекался за хулиганство, но всякий раз отделывался штрафами.
Смерть Льва Викторовича была признана совершенно естественной. Конечно, после Одарения ни в чем нельзя быть уверенным до конца, но, судя по медицинскому заключению, для его возраста и состояния здоровья такой исход был более чем ожидаем.
Идем с Виталей осматривать дом. Три комнаты и просторный холл, объединенный с кухней — куда столько одному человеку? За месяц поверхности покрылись пылью, но в остальном здесь безупречный порядок — каждой вещи, вплоть до самой мелкой, отведено ее место. В кабинете — навороченное компьютерное кресло перед тремя огромными мониторами… наверно, если смотреть на них курсы биржевых котировок, будешь чувствовать себя властелином мира. А вот вся остальная обстановка…
Телевизор «Рекорд». Холодильник «Бирюса». Активаторная стиральная машинка «Урал». Винтажные мебельные гарнитуры… чешские, наверно, или польские. Хрустальные люстры со множеством висюлек, тихо позвякивающих, когда проходишь мимо. Ковры на крашеных дощатых полах и оклеенных бумажными обоями стенах. Полки с серией «Библиотека всемирной литературы» — книги расставлены так, чтобы цветные корешки складывались в спектр. Подборки журналов «Наука и жизнь», «Техника — молодежи», «Советский экран».
— Слышь, Сань, а дедок точно богатенький был буратино? — спрашивает незамутненный Виталя. — Тут же одно старье…
— Не старье, а винтаж, дурья твоя башка. Все это в рабочем состоянии, прекрасно отреставрировано и стоит уже сейчас очень некисло, а лет через двадцать и вовсе станет антиквариатом.
— Да я чо, я ничо, — пожимает плечами Виталя.
Однако я не ностальгировать по советским временам сюда пришел — я при СССР-то и не жил, а вот поди ж ты, какое все родное тут — а искать пароль. Компьютер моя клиентка уже увезла и сдавала знакомому «специалисту», который ничего там не нашел. У меня тоже есть одаренные айтишники на связи, они посмотрят, но это небыстро в любом случае. А может ли дать подсказку сам дом?
Вот проигрыватель «Эстония» и впечатляющая коллекция виниловых пластинок. На стене два плаката. На одном — вокально-инструментальный ансамбль Ace of Base; пара парней и столько же девиц с прическами, модными в начале девяностых. Все сильно накрашены, смотрят эдак заносчиво, с видом «мы знаем секрет, а вам не скажем».
На втором плакате — цветная фотография улицы Новый Арбат. Дома в форме раскрытых книжек, свет в окнах складывается в слово «СССР».
Интересно, как это у них работало — часть кабинетов была помечена особым образом, чтобы свет в них никогда не выключали? Вот же не экономили электричество советские люди… Ладно, что-то отвлекся я. А ведь эти два плаката — единственные сугубо декоративные вещи в доме, если не считать ковров. Черт, надеюсь, не придется считывать QR-код с советских ковров. Хотел ли Лев Викторович нечто нам сообщить, вывесив именно эти плакаты? Или они ему просто нравились, а у меня развивается синдром поиска глубинного смысла?
Спрашиваю без особой надежды:
— Виталя, может, удалось хоть что-нибудь унюхать? Флешка, или запись с паролем… такое что-то.
— Да как тут унюхаешь незнамо чего, — Виталя пожимает плечами. — Но знаешь что, Сань… вот этот плинтус — его явно отрывали, а потом ставили на место.
Смотрю туда, куда Виталя указывает. Плинтус как плинтус, такой везде в доме. Однако Виталя легко приподнимает уголок, шарит под ним. Полминуты спустя торжествующе извлекает и отдает мне серебристую флешку.
Подбираю отвисшую челюсть. Я ведь никогда не спрашивал, что конкретно искало дитя подворотни семнадцатого декабря, отчего огребло именно такой Дар. Решил, черт бы с ним, дело прошлое…
— Так что, твой Дар и тайники находить помогает, не только вещи?
— Да ну что ты заладил, Сань, Дар да Дар… — морщится Виталя. — Будто я без Дара прям бревно безглазое. Дома насобачился нычки искать. Что батя, что братаны бухали как не в себя. Деньги как у кого появлялись, он их сразу прятал. Батя — хитрожопый старый козел, пенсию как только не ныкал — и ни разу такого не было, чтобы не нашли и к утру не пропили. Так что глаз у меня наметанный.
От жеж… Никогда больше даже в мыслях не буду называть Виталю «дебила кусок», «тупая башка» и как я еще его чихвостил. У меня тоже были в свое время сложности в семье, но все-таки базу я получил правильную: и книги хорошие в доме были, и в походы мы с отцом ходили, пока он не слег… А Виталя вон из какого дерьмового бэкграунда выбирается сам. Работает, бухает умеренно, одеваться даже стал по-людски.