Из ее положения сложно сказать наверняка, но, казалось, зеленые глаза почернели.
— Какого хуя?
Один едва слышный вопрос, от которого даже ей стало дурно.
Куда уж больше!
Ее тошнило, хотелось умереть на месте от мерзких, поганых ощущений.
— Преподаю отбросу урок послушания, — гоготнул Уоррингтон, не думая отпускать Феликсу.
Она поймала взгляд Дейвила. Умоляя. Прося его помочь. Безмолвно.
Ощутила соленый вкус на губах.
Напуганная, беспомощная.
Маленький феникс, попавший в чужие руки.
Он не видел ничего, кроме ее глаз. Блестящий от слез янтарь с потухшим огнем.
Тот огонь, что всегда питал его, погас от влаги. Страха. Отчаяния.
— Я убью тебя, — выдохнул он, переведя взгляд на Уоррингтона.
— Чего? — хмыкнул он, не видя причин злиться на него.
На ладонь Дейвила упал кристалл, созданный им за секунду.
Кристалл вечной боли, деактивировать который может только его создатель.
Замахнувшись, послал его точно в голову Уоррингтона. Камень распался на кристаллическую сетку, мгновенно опутавшую жирную тушу.
Вопли резаной свиньи раздались моментально. Его отшвырнуло в конвульсиях, освобождая Фоукс.
Она подскочила на дрожащих ногах. Всхлипы все еще вырывались из ее горла. Трясущиеся пальцы не с первого раза застегнули молнию на шортах, с трудом справились с пуговицей.
Ладони судорожно прикрывали грудь под разодранной футболкой.
Уоррингтон корчился на полу, бесконечно вопя.
Фоукс смотрела на него, отступая назад, совершенно не понимая, куда ее ведут подкашивающиеся ноги. Вздрогнула от соприкосновения спиной с Дейвилом.
Отскочила, словно на нее вылили кипяток. Развернулась с диким, неприкрытым ужасом глядя ему в глаза.
Руки сами потянулись к хрупкому, подрагивающему телу. Притянул к себе не раздумывая. Лоб уткнулся в его плечо, и она снова задрожала от несдерживаемых рыданий.
Уоррингтон сорвал глотку от безостановочных криков и теперь хрипел, изгибаясь, корчась, страдая из-за иллюзии пыток. Физически его тело остается целым, но ему кажется, что его режут, рубят, кромсают.
У Дейвила не было к нему ни капли жалости. Только пустота от вида его мучений.
Эта тварь сделала ей больно.
Ей, Фоукс.
Той, кого только он мог доводить, но никогда не переходил черту. Той, что рыдала, зарываясь носом в его футболку.
Запустил пальцы в ее растрепанные волосы, поглаживая, не зная, как ее успокоить. Волосы невесомые, словно шелк. Он мог только представлять, какие они на ощупь, а теперь чувствовал.
Ладонь скользила по спине, убеждая, что все закончилось.
"Блять! А если бы я задержался хоть на пять минут? Пришел позже? И увидел бы ее тут, на полу, с членом Уоррингтона между ее ног".
Рык зародился в груди.
Фоукс замерла, перестала дрожать.
Нет, его гнев направлен не на тебя.
Дейвил усилил действие кристалла, и хриплый крик подпрыгнул на несколько октав.
— Хватит.
Ее глухой голос что-то перевернул в нем. Он будто посмотрел на себя со стороны, не понимая, что происходит.
Он успокаивает отброса.
Он защищает отброса.
И это кажется правильным. Защитить ее. Поэтому с губ срывается ледяное:
— Что?
Оставить толстяка? Объявить амнистию? Да хер там!
— Хватит, пожалуйста. Я больше не могу это слушать.
Она больше не может. Она. И почему для него это должно иметь значение?
Пальцы бездумно перебирали ее волосы, будто делал это каждый день.
Важно. Нужно. Дать ей почувствовать себя спокойно. В безопасности.
— Ладно, — бросил бесцветно и рассеял сетку заклятья.
Уоррингтон ослабевшей тушей лежал ничком, щекой подтирая пол.
Надо убрать его отсюда. Он не скоро придет в себя, а ему не охота видеть эту рожу даже одну гребаную минуту.
Фоукс окончательно расслабилась в его руках. Дыхание выровнялось, она больше не всхлипывала. При мысли отпустить ее когти заскреблись внутри, протестуя, сбивая дыхание.
Он должен.
Он сделал то, что мог. Предотвратил необратимое. Спас от насилия. Все.
Дальше она справится без него.
Сжав хрупкие плечи, отстранил ее от себя.
Янтарь сверкал болью. Внутренней. Которую ничем не замаскировать.
Сцепил зубы, не позволяя себе жалеть ее больше, чем уже позволил.
— Иди к себе, — бесстрастный голос мог бы принести ему Оскар.
Он ждал сопротивления, возмущения, но Фоукс лишь вяло кивнула. Обняла себя руками, скрывая грудь под тонким кружевом, и поплелась к лестнице.
"Черт! Сука".
Смотреть на нее сникшую, подавленную, готовую на ходу сжаться в комок, оказалось невыносимо.
Странное чувство. Незнакомое. Пугающее.
Уоррингтон протяжно простонал, не шевелясь.
"Что ж, дружище, давай побеседуем".
Присел рядом с ним на корточки, борясь с желанием зарядить ботинком по роже. Джеф завопит, это услышит Фоукс, а ему отчего-то не хотелось, чтобы ее снова тревожили вопли Уоррингтона.
— Как попал сюда?
Туша застонала в тщетной попытке перевернуться на спину.
"Не на то ты тратишь силы, Джеффри".
— Не слышу.
Невнятное бормотание, нечленораздельные звуки.
Решил испытать терпение на прочность? Хуевая идея, Уоррингтон.
— Скажешь, что Фоукс сама тебя впустила, и я вырву тебе кадык.
Безразличный голос с не менее равнодушным лицом иногда пугал даже Майлза.
Шам не поверит в тугоумие Фоукс. Он видел ее реакцию на слова Уоррингтона сегодня. Он верит ее глазам с безотчетным страхом. Немой просьбой помочь.
Они снова возникли перед ним, стирая на хер последние капли терпения.
— Анд…
Чего?
"Посмеешь отключиться, и я расхерачу твою мерзкую рожу."
Похлопал по дряблым щекам, контролируя силу удара. Блять, только из-за Фоукс.
"Скажи ей "спасибо", сука, что еще дышишь".
— Ан… де… сон… Андерсон.
Все-таки отключился.
Ладно, поживи пока.
Андерсон, значит. Пополнил список кандидатов на медленную и мучительную.
Путь до гостиной синих подернулся туманом. Перед ним расступались, отпрыгивали в сторону. Он и не думал замедляться, сдвинуться, пропустить вперед. Цель звучала беспрерывно, требуя воплощения. Возмездия. Кары.
Андерсон. Староста синих. Ублюдок дал свой кристалл, иначе в башню не попасть. Он виноват не меньше Уоррингтона. Даже больше. Он гребаный староста потока.
Едва не вышиб дверь в гостиную, выискивая урода. Озадаченные лица направлены на него. Смотрят, недоумевают. Расшаркиваться в объяснениях в планы не входило.
Словив взгляд Андерсона, наклонил голову влево.
"Осознавай, и поживей. Я хочу видеть момент просветления".
И он понял. Вскочил, попятился, разводя руками.
— Я не виноват.
Неправильный ответ.
Кристалл упал на ладонь. Он подкинул его играючи, и запустил в полет.
— Я не… — заорал Андерсон, и кристалл залетел ему в рот.
Сетка активировалась, начиная пытку бесконечной болью.
Студенты испуганно и крайне быстро разбежались по комнатам, под аккомпанемент криков одной страдающей души.
— Что тут за… Шам, блять, какого хера?
Взъерошенный Майлз подошел к нему, показывая на искореженного Андерсона.
— Ты штаны на себя минуту назад натянул, не пытайся читать нотации.
— Я и не собирался. Только объясни, что за хуйню ты устроил? Деактивируй кристалл.
— И не подумаю, — отреагировал холодно. — Не так быстро.
Маккинни запустил пятерню в волосы, и громко выдохнул через рот.
— Я жду.
Пронзительный крик взвился под потолок.
Друг показал на Андерсона с немым вопросом.
— Он дал Уоррингтону кристалл старосты, чтобы тот попал в мою башню.
— И?
— И он практически изнасиловал Фоукс.
Произнести это вслух не так легко, как в мыслях.
Он снова видел перед собой распластанную по полу девушку под толстяком. В порванной одежде, залитую слезами.
— Я хуею с этой школы.
Вопли сменились хрипами. Андерсон корчился, катаясь по полу.
И снова ничего. Ни единой эмоции. Будто происходящее правильно.
— Толстяк жив?
Вопрос можно было счесть за шутку, но Майлз слишком хорошо знал друга и спрашивал на полном серьезе.
Кивнул, рассеивая кристаллическую сетку. Тело расслабилось, испуская болезненные стоны.
Он заслужил.
— А Фоукс?
Щека дернулась от недовольства. Маккинни поднял брови в настойчивом ожидании.
— В порядке. Не считая шока и испуга.
— Молодец. Если б Пумба на меня залез, я бы обосрался. Что с этим делать? — носок кеда слегка задел безвольную руку Андерсона.
— Пока не решил. В моей гостиной валяется Уоррингтон, а он мне там на хер не нужен.
Майлз еще раз посмотрел на Андерсона, кивнул и, вероятно, пошел одеваться.
Эпизод 16. Отчаянный
Стены душили. Сжимались до размеров спичечного коробка. Давили.
Хотелось сбежать. Из комнаты, из башни… из школы. Чтобы не слышать болезненных стонов снизу, чтобы не ощущать себя… так.
Погано. Паршиво.
Грязной. Униженной. Оскорбленной.
Свернувшись клубком на кровати, Феликса смотрела в одну точку на стене. Будь там шедевр мирового искусства, она бы его не увидела.
Неизвестно сколько прошло времени, пока она не услышала шум, доносящийся из гостиной.
Не хотелось думать, с чем он связан. Она не хочет знать.
Дейвил сам разберется. В это легко верится, как ни странно.
Звуки стихли, пропали голоса, погружая в болезненную тишину. Ту, в которой воспоминания последних часов вспыхивают ярким пламенем. Тишину, из которой необходимо выбраться, иначе сойдешь с ума.
Бездумными, полуавтоматическими движениями она залезла под горячие струи воды.
Отмыться. От липких прикосновений. От потных рук.
Стереть мерзкие следы.
Пусть их не видно, но она чувствовала их на лице, на груди, на животе, на спине.
Везде. Повсюду.