Поднявшись в комнату, первым делом стянула с себя топ.
В зале душно, она чувствовала, как тонкая ткань прилипает к телу и хотела поскорее отделаться от неприятного ощущения.
Прохлада обласкала голую грудь, плечи, спину, шею. Феликса потянулась за халатом, оставленным утром на кровати, и вскрикнула от глухого удара двери. Рефлекторно прижала к себе махровую ткань, прикрывая грудь, с ужасом смотря в злые, покрывшиеся льдом зеленые глаза.
— Кто разрешил тебе врываться ко мне?!
"Не только ты умеешь злиться, Шам Дейвил".
Он обводил взглядом комнату, будто ищет кого-то.
Совесть свою, вероятно.
— Если ты что-то потерял, этого точно здесь нет. Выметайся!
Его взгляд метнулся к ней. Обжигающе холодный, заставляющий вздрагивать. Зацепился за халат и голые плечи.
Ей было жарко? Больше нет!
Дейвил прислонился спиной к двери, засунув руки в карманы брюк. Поза гребаного победителя по жизни.
От его пристального взгляда бросало из крайности в крайность: накатывал жар и в ту же секунду лютая стужа опускалась на плечи. А он стоял, не говоря за чем пришел, и не собираясь уходить.
Пальцы смяли ткань, подтягивая выше, к шее, до подбородка, чтобы он не касался кожи. А он касался. Не физически. Только взглядом.
Дыхание участилось.
Это что, проверка на прочность? Сколько пройдет времени до начала истерики?
"Дейвил, мать твою, немедленно убирайся отсюда!"
Мысленный крик такой жалкий. Такой… ничтожный.
— Ну как он?
"Если речь о твоем бесцветном голосе, то он отвратителен".
— Кто?
В комнате точно никого кроме них нет, но взгляд все равно скользнул по пространству. Дейвил не оставил это без внимания. Сцепил зубы, буквально кожей ощущая ее растерянность.
— Тот обсосок, который почти трахнул тебя в зале на глазах у всех.
Лоб прорезала бороздка от удивления. Возмущенный выдох выскользнул изо рта, моментально приковывая тяжелый взгляд к губам.
Живот прошило молнией. Облизнулась, и сразу напоролась на его жалящие глаза.
— Ты несешь какой-то бред, Дейвил. Ты не видишь, что я раздета? Если хочешь поговорить — выйди, и дай мне время. Я спущусь в гостиную и, так уж и быть, выслушаю твои больные фантазии.
Он и не подумал пошевелиться.
— Даже он не стал тебя трахать, да, Фоукс? — он наклонил голову вбок в своей излюбленной манере, внешне сохраняя абсолютное спокойствие.
Только внешне. Внутри у него пылало адское пламя, обещающее спалить все к чертям.
— Не смей, — процедила ненавистно.
"Давай, выпусти злость наружу. Покажи свою ненависть".
— Странно, я думал отбросы не брезгуют друг другом. Ты настолько деревянная, что он побоялся заноз на члене?
Он проталкивал слова тараном. Обмотанные колючей проволокой они драли горло, но он не мог остановиться.
— Не знаю, кого больше жаль. Тебя или его. Может, надо было Джеффри сделать дело, получила бы хоть какое-то удовольствие.
Она не поняла, каким чудом оказалось рядом с ним почти незаметно, и опомнилась, лишь когда ладонь разгорелась от удара.
Звонкий, хлесткий звук пощечины вернул в реальность.
Отшатнулась, глядя на наливающуюся жаром щеку. Голова Дейвила запрокинулась от неожиданности.
Он смотрел в стену и осознавал. Осознавал.
"Эта сука меня ударила".
Пальцы коснулись горящей кожи, словно он никак не мог поверить, что это произошло.
Не показалось.
Произошло.
Кожа пульсировала, а глаза заполнялись обещанием скорой смерти.
Фоукс вздернула подбородок, направляя на него ответную ненависть во взгляде.
"Храбрящаяся шлюха".
— Не смей говорить про меня эти гадости, — стойко произнесла, до боли распрямив спину.
Она ждала нападения. На словах. Где-то в глубине души знала, что Дейвил не причинит ей физического вреда, но его слова резали не хуже настоящих клинков.
— Задело? — он хмыкнул, даже усмехнулся.
Чего он добивается? Зачем ворвался сюда? Чтобы поиздеваться?
Болезненные слова вспороли то, что долго закрывало жидкую злобу.
Она ведь прежде не оскорбляла его, не говорила каких-то ужасных вещей, которые позволял себе говорить он.
"Ты сам виноват. Ты пробил эту брешь".
— Мне-то ладно, ко мне не липнут ради статуса. Со мной всегда только по любви, с искренними эмоциями. А что с тобой?
Она видела, как напряглась его челюсть, понимая, что переступает черту. За ней — выжженная пустыня, и обратную дорогу найти невозможно. И все же сделала шаг.
— Тебя никто не любит, Дейвил. Мими с тобой ради статуса, из-за твоего положения. Многочисленные шлюхи спят с тобой, потому что считают это чем-то почетным. Это мне тебя жаль, Дейвил. Не я морщусь от прикосновений Мими и раздражаюсь от ее тупых словечек. Почему ты это терпишь? Давай, признай. Почему? Хочешь скажу? Потому что она — влюбленная в иллюзию идиотка, и твой запасной вариант на случай, если никто больше не захочет тебя терпеть.
Горло саднило. Голос непроизвольно срывался на повышенный тон, и в довершение скатился до хрипа.
Грудная клетка скоро не выдержит и треснет от такого бешенного стука сердца о ребра, и дыхания. Слишком частого. Настолько, что, кажется, в легких и вовсе нет кислорода.
Он оттолкнулся от двери. Феликса отступала, пока икрами не уперлась в кровать, а он все ближе.
Пальцы стиснули ее подбородок.
Он слишком близко. В нос забился его запах. Который ловила в гостиной, вдыхая бесконечно долго. Который преследовал галлюцинацией. Его чертов запах, ставший наваждением.
Глаза прикрылись от нездорового наслаждения.
Еще немного…
Вдохнуть.
И не выдыхать.
Будто под дурманом, она потянулась вперед, отводя его на миг расслабившиеся пальцы в сторону.
Нужно.
Необходимо.
Просто вдохнуть.
Нос уткнулся в сгиб шеи. Шумный вдох на грани неприличного.
Она не прикасалась к нему, но все равно ощутила, как он вздрогнул.
— Какого черта ты творишь? — от хриплого голоса над ухом стянуло живот.
Теплое дыхание коснулось виска, всколыхнув прядь волос.
"Не знаю. Я не понимаю."
Это ненормально. Ужасно. Ужасно приятно.
Она снова втянула его запах, заполняя им себя. Повела носом вверх, едва касаясь кожи. До линии подбородка, и вниз. Как зависимая. Сумасшедшая.
Пальцы стиснули плечи, отстраняя ее. Она, опьяненная, смотрела на него как из-под пелены тумана.
Она тащится от его запаха как от лучшего наркотика. Не притворяется, не просто "нравится", а наслаждается.
"Блять, Фоукс, что ты со мной делаешь? Я тебя ни разу даже не целовал. Ни разу, сука. А член сейчас взорвется".
Провел пальцем по помаде на губе, так, как представлял. На подушечке остался бордовый отпечаток. Лизнул его, глядя в янтарные глаза.
Она пристально следила за его движениями. Вздох сорвался, проникая куда-то глубоко внутрь Дейвила, чтобы не смог найти пути назад.
"Отдает вишней".
Обхватил ладонями лицо и припал к губам. Она всхлипнула, даже попыталась оттолкнуть, непонятно зачем.
Он почти не размыкал губ, почти нежно. Так, как никогда не делал.
Пробовал на вкус, посасывал, покусывал и впитывал. Впитывал. Выжигал в памяти. Запоминал их. Мягкие, податливые.
Тонкие пальцы скользнули по шее наверх, зарываясь в его волосы. Так, будто это самое большое желание в жизни. Он тоже зарылся в шелковистую карамель, притягивая ближе.
Горячая кожа ее спины выжгла клеймо на ладони. Фоукс дрожала от каждого движения по коже. Словно она вся — оголенный нерв.
Раздвинул губы, не встретив сопротивления. Проникая во влажный рот, углубляя поцелуй. Полувсхлип-полустон прошел вибрацией по языку через все тело.
Как это запомнить, впитать, не потерять? Оставить с собой навсегда. Звук, вкус, сладкий аромат гребаного баунти.
Она потянулась ближе, утыкаясь в собственную преграду — рукой по-прежнему держала халат на груди, и расставаться с ним была не готова. То ли в попытке отстранить, то ли наоборот притянуть, сжала его волосы.
Не хватает второй руки. Она готова была захныкать, настолько хотелось трогать его всего и сразу. Полностью. Целиком.
Они оторвались друг от друга, опаляя лица горячим сбитым дыханием. Стояли, прижимаясь лбами. Феликса провела носом вдоль его, наслаждаясь такой просто лаской.
"Давай, запоминай, Фоукс. Впитывай. Потому что это никогда не повторится".
Никогда. Я-хочу-тебя. Не повторится.
Пальцы заскользили вверх по позвонкам, чувствуя ее дрожь.
Податливая. Открытая. Чувственная. Горячая.
Отброс.
Он сцепил зубы, оттягивая неизбежное. Сказать, что должен.
Она снова потянулась за поцелуем.
"Блять, Фоукс. Остановись".
Ломая себя, скользнул губами по щеке к уху.
— Теперь попробуй найти того, с кем почувствуешь что-то хотя бы отдаленно похожее. У тебя ведь все по любви.
Шепот царапал, раздирал, уничтожал.
Его. Ее.
Открытые перед ним янтарные глаза опустили железный занавес. Вмиг стали холодными и отчужденными.
Распухшие, покусанные губы как изображение на память.
Помада размазалась по щекам, подбородку, и он знал, что сам сейчас выглядит так же.
Подрагивающая рука указала на дверь ванной.
— Убирайся!
Отчаянный шепот громче крика.
Усилием натянул на губы ухмылку и вышел. Внешне спокойный. С адовым котлом внутри. И демоны ревут, желая разорвать хозяина в клочья.
Эпизод 21. Объяснить невозможно
Ее стон во рту. Он чувствовал его. Слышал до сих пор. Кажется миллион раз за минуту.
Перекатывал на языке ее вкус. Сладкий, с оттенком пунша и вишни.
"Не надо было ее целовать, кретин. Такая хуевая ошибка. Вся Фоукс гребаная ошибка".
Дейвил стоял посреди комнаты, слушая, как побежала вода в душе.
Представил, как Фоукс подставляет лицо струям, приоткрывает рот. Вода очерчивает губы, пересекает, немного попадает на язык. Она жмурится, проводит руками по волосам. Они тяжелеют, меняют цвет, становясь темнее. Длинные тонкие пальцы скользят на плечи, по ключицам вниз, вслед за водой. Касаются небольшой груди, которую он хорошо запомнил под кружевом белья. И мог увидеть сегодня без него.