Видел в ее глазах вчера ночью, то же, что она видела в его. То, что они оба не смогут произнести вслух.
И этого не надо.
Слова ничего не значат.
Достаточно видеть в ярком янтаре, слышать в искристом смехе, чувствовать на ее губах.
Без лишних, ненужных слов.
"Соберись, блять. Нащупай его, и развей".
Прелести родового кристалла он познал не сразу.
Далеко не сразу.
Прежде чем узнал, что способен развеивать кристаллы отца, прошло немало уроков от любящего родителя.
Сложно сконцентрироваться на чем-то кроме боли.
Сложно.
Но он мог.
Научился.
Потянулся за нащупанной гранью к центру.
Голова взорвалась резкой ломящей болью. Сильнее сцепил зубы, сдерживая за ними мычание.
Он слышал неясные звуки на фоне. Продолжение лекции от дорогого отца.
Не пытался вслушиваться, вновь концентрируясь на грани. Уловить, потянуть.
"Давай же!"
Смог. Развеял сеть, больше не чувствуя новой боли, зато прекрасно ощущая прежнюю. Она нескоро отпустит, но ждать этого момента он не станет.
Подтянул ногу, опираясь на ладонь, чувствуя слабую опору. Каждое движение будто удар.
— Я сам решу, для чего я рожден, — прохрипел, медленно, неустойчиво поднимаясь. — И твоя помощь мне в этом не требуется.
Отец обернулся через плечо. Вероятно, он прервал его пламенную речь.
Похуй.
Практически не шевелясь создал кристалл вечной боли.
— Предлагаю и тебе насладиться, — сетка опутала его, удивленного и возмущенного. — Мудила.
Сцепил зубы от отдавшейся в ноге боли. Каждый шаг как гребаная пытка.
Сдавленный крик раздался за спиной, даря нездоровое облегчение. Грохот от свалившегося на пол тела.
— Я сильнее тебя.
Прохрипел без пафосной гордости. Просто — факт.
Вышел, стараясь игнорировать все неприятные ощущения. Не впервые.
Когда-то он лежал мешком после вечной боли, пока она не отпускала окончательно.
С того времени многое изменилось.
Эпизод 78. Легче сдохнуть
Пожалуй, нет ничего хуже ожидания. Того, когда даже не представляешь, что будет дальше.
Смотришь в пространство перед собой, а в нем проносятся самые лучшие воспоминания, которые можно откопать в недрах памяти.
И большая часть из них связана с Шамом Дейвилом. Человеком, из-за которого она оказалась здесь.
Он не виноват — убеждала себя, понимая — это правда. Он не виноват, что его отец — циничная сволочь. Более циничная, чем Шам. Неизлечимый ублюдок, который хочет, чтобы его сын стал таким же. Или даже "лучше".
Более циничный, более жестокий, более безжалостный, более бесчувственный.
Прежде она видела Шама избалованным наглецом, которому родители разрешали все на свете, и поэтому он тот, кто он есть.
Вероятно, за каждым сильным человеком стоит невероятная боль.
Ей в голову не могло прийти, что Шам стал таким не из-за безразмерной любви. Что эта "любовь" больная. Искалеченная.
Неудивительно, что его мучают кошмары.
Замок щелкнул.
Вместе с этим звуком резко подскочил пульс, взгляд снова заметался по комнате. Непреодолимое желание спрятаться, скрыться, раствориться… и негде. Некуда бежать. Осталось только цепляться за подоконник, судорожно хватать ртом воздух.
Дверь открылась.
Громила держал ее. Напряженный, вены вздулись на лбу и на шее. Отошел в сторону, раскрывая дверь шире.
Сердце пропустило удар.
— Маккинни?
Опасно верить глазам, нужны более весомые доказательства.
Синий вошел, придирчиво осматривая комнату. Поморщился, глядя на окна.
— Номер класса "люкс". Бронировала заранее?
Поняла, что не дышала, пока он молчал.
Выдохнула с ощутимым, весомым облегчением.
Маккинни.
И его шуточки.
— Горящий тур без обратных билетов.
— Фоукс, не ведись на красивую картинку. Видишь, чем обернулось? — обвел рукой комнату, рассматривая потолок.
— Я учту, — кивнула, не до конца понимая, что происходит.
Впрочем, она полдня только и делала, что ничего не понимала.
— Что с ним?
Желваки громилы ходили, кулаки сжались до белесой синевы.
— Кристалл подчинения, — беспечно бросил Маккинни, перекатившись с пятки на носок.
Усмехнулась, не сдержавшись.
— Какая ирония. Он мне им угрожал.
Брови Маккинни то ли воодушевленно, то ли удивленно взлетели.
— Да что ты? — протянул, медленно подходя к мужику. — Девушке, беззащитной, кристалл подчинения?
Тот глянул на парня, явно представляя, что сделает с ним после того, как кристалл развеется.
Действие у него час, возможно два. Не больше.
— Сломай себе руку, — твердо приказал, заглядывая ему в лицо.
Губы громилы дернулись, обнажая зубы в оскале.
Сопротивлялся.
Только кристалл все равно заставит повиноваться.
Мужик зарычал, не желая себя калечить. Лицо покраснело от натуги. Лоб покрылся испариной, как и шея.
Жуткое зрелище.
Феликса отвернулась.
Нет, она не хотела этого видеть. Но и мешать Маккинни не стала.
С ней могли сделать что угодно, будь она под кристаллом. А папаша Дейвила и вовсе предлагал подложить ее под этого здоровяка.
Хруст и лютый вопль пронзили пространство.
Зажмурилась, закрывая уши ладонями.
"Боже, как это отвратительно".
— Что у вас тут?
Застыла, пытаясь распознать в тихом хрипе знакомые ноты.
Шам?
Обернулась, вцепляясь взглядом в бледное лицо. Все такое же, по-прежнему надменное, только в глазах неподдельное беспокойство. И единственное, что хотелось сделать — обнять его. Просто прижаться, почувствовать его тепло, вдохнуть его запах.
И она это сделала. Прижалась к нему, крепко обнимая. Он со свистом втянул в себя воздух, напряженный как камень.
Что-то не так.
Подняла глаза, встречая прямой взгляд зеленых глаз.
Его щека дернулась, ладони на ее спине сжались в кулаки.
Ему больно.
Ему.
Хотела спросить, узнать. Чтобы поделился. Но в его взгляде будто написано: "Не спрашивай, Фоукс".
Потянулась оставить на его губах невесомый поцелуй, стараясь больше не касаться его.
— Прости, — прошептала, оставляя слова в мягком прикосновении губ.
Он нужен. Очень нужен этот короткий, почти нелепый поцелуй.
Вместо тысячи еще более нелепых слов, которые не скажет ни он, ни она.
Он смотрел на нее сверху вниз из-под полуприкрытых глаз, и уголок губ приподнялся в ухмылке.
— Так трогательно, сейчас расплачусь.
Маккинни сложил ладони в умилительном жесте.
Феликса отошла от Шама, чтобы не было соблазна лишний раз до него дотронуться. Надеясь, что с ним все будет в порядке.
Он ведь Шам Дейвил. У него не может быть по-другому.
— Что он натворил? — прохрипел, медленно подходя к Майлзу.
— Фоукс сказала, он угрожал ей кристаллом подчинения.
Почему ей неловко? Она ведь это не придумала.
И все равно захотелось пожать плечами в оправдание. Особенно под мимолетным взглядом Шама.
— Чудесно. Сломай себе нос. И помни: я могу вернуться в любой момент. Это мое поместье.
Громила, подвывающий глухо, внутри себя, снова зарычал.
Феликса зажмурилась, вновь закрывая уши. И услышала хриплое:
— Стоп. Иди на первый этаж, и ломай себе нос там.
Открыла один глаз, наткнулась на пристальный взгляд Шама.
— Спасибо, — выдохнула.
Слушать это еще раз она бы не смогла. Смотреть на результат — тоже.
Дейвил кивнул, и указал на выход.
— Мой драгоценный отец рано или поздно придет в себя. Лучше не дожидаться этого момента.
"Боже, это из-за него ты сейчас страдаешь?"
Отринула жалостливые мысли. Шам не придет в восторг, увидев ее скорбное сочувствие. Оно его скорее разозлит, и легче ему не станет.
Маккинни ждал снаружи, смотря в обе стороны. Справа тупик, слева выход.
Наверно, где-то здесь находится его мать. В одной из этих комнат.
Это ведь удачный момент — попытаться сейчас. Другого такого может не представиться.
Взгляд Дейвила метнулся в сторону тупика. Кажется, на последнюю дверь.
Слишком напряженный. Слишком… отчаянный.
— Шам, мы должны попытаться, — она смотрела на ту дверь, в конце коридора.
Он метнул в Феликсу злой взгляд, посмотрел на ожидающего у лестницы Маккинни.
— Я не вижу на тебе видимых повреждений, а мозг все же задет.
Его голос в обычное время не отличался громкостью, хрипящий и вовсе с трудом распознавался.
— Это глупо! Упускать такой шанс.
— Я не стану рисковать тобой.
По твердому взгляду ясно — он уже для себя решил.
Окончательно и бесповоротно.
Он решил.
Да, имеет полное право. Но за нее решать он не мог.
— Это мое решение, Шам, — произнесла тихо и спокойно, заглядывая в темную зелень глаз.
Раньше они кололись. Резали. Сжигали.
Она ненавидела их так же сильно, как Дейвила целиком. Даже сильнее.
Теперь в них настоящее, неприкрытое беспокойство. И та же ненависть. За ее упрямство.
Отчаянная ненависть.
— Ты понимаешь, что я не смогу тебе помочь?
Он ждал, что она передумает. Надеялся. Что одумается. Но она лишь кивнула в ответ.
— Я не смогу ничего сделать, если что-то пойдет не так, — он разделял слова в привычной манере, стараясь достучаться до нее.
Почему ей кажется, что эти слова доставляют ему физическую боль? Словно они разодрали все горло, пока вылетали.
"Боже, Шам. Мне тоже страшно! Очень. Но ты заслуживаешь хотя бы одного адекватного родного человека рядом".
Прикрыла глаза, выдыхая.
Если у нее дрогнет голос, или она явно покажет свое волнение и страх, он возьмет ее и унесет отсюда. Она в этом не сомневалась. И неважно, что у него болит все тело — он это сделает.
Только дай повод.
— Ты можешь просто поверить в меня, — пальцы невесомо коснулись ладони его опущенной руки. — Хотя бы попытаться.