Окинул взглядом, оценивая обстановку. Сделал верные выводы.
Шам достал из кармана кристалл, и бросил другу со словами:
— Отвечаешь за нее головой.
Маккинни закатил глаза.
— Хорошо не жопой.
— Не будь так уверен, — заверил Дейвил, и повернулся к Феликсе. — Иди.
Что?
Просто "иди"?
Почему он постоянно приказывает? Невозможный человек!
И как его мать? Она еще не пришла в себя.
Нет, она не хотела бросать его одного.
И он это прочитал по ее лицу.
— Не оскорбляй мой разум, — качнул головой недовольно. — Меня не убьют.
Тонкий намек, что за других он не уверен?
В целом верный. Его отец дорожит наследником. Насколько этот человек вообще может кем-то дорожить.
Поднялась, разрываемая желанием остаться и поддержать и не злить его сильнее. Сейчас ему лучше не отвлекаться на ее безопасность и решить вопрос с матерью. Будет эгоистично заставлять его волноваться еще больше.
Потянулась к нему, оставляя поцелуй я-рядом на губах. Он довольно усмехнулся в ответ, и перевел взгляд на друга. Тот уже стоял возле Феликсы в ожидании.
Шам кивнул.
Ее предплечье крепко обхватили чужие пальцы и потащили на выход. Настойчиво, не позволяя тормозить, но и не причиняя боль.
Перед выходом поймала взгляд Шама.
"Ты справишься, я знаю".
Мысленное послание возможно достигло цели. Может, и нет. Но ей стало немного легче.
Они без проблем покинули поместье. Кристалл перехода не активируется на защищенной территории. Оказавшись за воротами, Маккинни перенес их обратно в Дартмур.
В знакомых, почти родных стенах, давящие ощущения отступили.
Втянула воздух полной грудью, не чувствуя больше ограничений легких.
Все закончилось.
Почти все.
— Я сама дойду, можешь не провожать.
После отбоя студенты не должны болтаться по замку. Но для некоторых это правило не имело значения.
Маккинни хмыкнул и пошел в сторону башни старост.
— Чтоб тебя какой-нибудь ушлепок подловил? Меня Шам без смазки на член натянет, дорогуша. Мне дорога моя задница.
Если на это и можно ответить, то она точно не знала что. Пожалуй, лучше идти молча и не возмущаться. Да и чему? Доставят в башню в целости, глупо сопротивляться.
Хотелось поскорее забраться в душ и спрятаться под одеялом. Почувствовать себя в полной безопасности.
— Одна по школе не болтайся, — бросил Маккинни, и сам захлопнул дверь, оставляя ее в гостиной.
"Да, конечно. Буду ждать, когда кто-нибудь вызовется составить мне компанию".
Фыркнула про себя и поплелась наверх.
Сегодня она точно не планировала отсюда выходить.
Мысли о Шаме старалась отгонять. Негативные события гораздо легче представить, чем позитивные, а думать о плохом не хотелось.
Он разберется.
Он — точно разберется.
Вышла из душа, вытирая волосы. Зашла, рассматривая свою комнату в свете из открытой двери в ванну. Постель так и осталась разворочена после ее попыток заснуть.
Откинула полотенце и отправилась на поиски пижамы.
В комнате Шама кровать тоже осталась не заправленной. Шорты лежали рядом, топ в нескольких шагах от входной двери.
"Потрясающая была ночь".
Тут же переоделась, повесила халат, проходя через ванну в свою комнату.
Почему от взгляда на свою кровать пробрала тоска?
Села, засунула одну ногу под одеяло.
Она молниеносно привыкла к другой постели, по сути ничем не отличающейся от ее. И все же она другая.
Это ведь ненормально? Или наоборот — естественно, что с ним ей лучше и крепче спится. Чувствуя его объятия, дыхание, слыша стук его сердца. Растянуться на нем и знать: он не прогонит, не оттолкнет. Прижмет к себе и укроет, и ей всегда тепло: с одной стороны грел он, с другой — одеяло.
Решительно слезла с кровати. Прошлепала босыми ступнями до комнаты Дейвила.
Она будет спать здесь.
Он может назвать ее "охуевшей", а может не сказать ничего. И сейчас это не имело значения, потому что его подушка пахла им. Весенней свежестью и миндалем. И засыпать с этим ароматом гораздо легче. Спокойнее.
Теплее.
Будто он рядом.
"Если я больна, я не хочу лечиться".
Улыбнулась, проваливаясь в сон, в обнимку с его подушкой.
Эпизод 80. Она
Он всегда считал, что его предела не существует.
Когда достигал очередного пика, планка просто сдвигалась. Каждый раз — выше. Но в этот раз она его придавила.
Монолитной многотонной плитой прижала к земле. И впервые он не мог подняться сам.
Фоукс убила его сотню раз за то время, и воскресила.
"Моя девочка", — подумал с облегчением, когда она зашевелилась.
Она не могла сдаться. Потому что это Фоукс.
Она никогда не сдается.
Теперь важно другое.
Мама поднялась, села, по-прежнему держась за голову. Отпечаток боли на ее лице остановил сердце на несколько ударов.
Он должен убедиться, что ему не кажется. Что он не выдал желаемое за действительное. Что это на самом деле настоящие эмоции.
Обнял ее лицо дрожащими ладонями, приподнимая голову.
Ему необходимо увидеть ее глаза.
Сейчас.
— Посмотри на меня, — попросил, выдавливая слова из пересохшего горла.
Она перестала кривиться от неприятных ощущений, словно услышала нечто очень важное, мгновенно перекрывшее все остальное.
Ее веки поднимались томительно медленно.
Он не дышал, напрочь забыв как это делать. И захлебнулся собственным вдохом.
Они живые.
Ее глаза.
В них пробился слабый блеск. В них виделось узнавание.
Они метались по его лицу, расширенные до боли. Непослушные руки дотронулись до его щеки.
Зажмурился, сглатывая то, чего нет.
Ее ладони.
Теплые, мягкие. Такие, какими он их запомнил. И даже не мечтал когда-то вновь почувствовать.
— Шам?
Вздрогнул от ее наполненного недоверием и счастьем голоса.
Посмотрел на нее, собирая в себе остатки сил. Не замечая, что стоит на коленях.
В голове отчетливо прозвучал презрительный голос отца: "Слабак!"
Отогнал его, не собираясь слушать ублюдка в собственной голове.
— Шам, — выдохнула мама, беспорядочно касаясь его волос, щек, ушей.
Ее губы растянулись в неуверенной улыбке, словно она забыла, как улыбаться.
Она забыла.
В большие зеленые глаза быстро набежали слезы, скатываясь по щекам тонкими дорожками.
Он улыбнулся. Искренне.
Она плачет. Она улыбается.
Она живая.
Она снова чувствовала. Испытывала эмоции.
Она узнала его.
Узнала маленького мальчика, проводившего бесконечно долгие дни в бессмысленных рассказах, когда она уже не узнавала его. В попытках докричаться. В надежде увидеть хоть что-то в ее глазах.
Она видела, как он рос, но не понимала этого. Не осознавала. И теперь эти моменты медленно выплывали. Всплывали на поверхность и она могла их уловить. Увидеть заново.
— Шам! — ее тонкие руки обвились вокруг его шеи, притягивая к себе.
Кладя подбородок на плечо, обнимая крепко.
Закрыл глаза, обхватывая ее спину. Чувствуя, как ее сотрясают рыдания. Слезы печали и радости.
Настоящие.
Сотни натянутых внутри него пружин с треньканьем оборвались. С противным звуком сорвались струны на адовой гитаре. Слегка ослабляя напряжение. Немного, но этого достаточно, чтобы впервые вдохнуть свободно. Рядом с ней. Без затягивающихся цепей на легких.
Он не позволял себе мечтать когда-то почувствовать ее объятия снова.
Запрещал себе думать об этом. Не разрешал погружаться в пустые иллюзии.
И вот он снова — спустя гребаную вечность — обнимал ее.
Живую.
Монолитная плита разломилась пополам, освобождая его от своего груза. Перестав давить на плечи и спину.
— Прости меня, — отчаянный шепот врезался в уши.
Он распахнул глаза, не веря в услышанное.
Отстранился, заглядывая в блестящую от слез зелень.
— Ты не виновата, — покачал головой уверенно. — Слышишь? Ты ни в чем не виновата.
Тонкие пальцы цеплялись за его плечи, дрожа от сдерживаемых рыданий.
Нет. Она никогда не будет извиняться за этого ублюдка.
Никогда.
Он должен просить у нее прощения. Умолять. Ползать на коленях.
Только он никогда его не получит.
Никогда.
Такое не прощают. Не забывают. Не списывают на "ошибки молодости".
Он ничем не оправдается.
— Я должна была догадаться, что он задумал, — она прикрыла веки от болезненных воспоминаний.
Хотелось разорвать отцу глотку. Вырвать сердце.
— Ты не знала, что он конченная мразь. Не смей себя винить.
Прижал ее к себе с щемящей тоской в груди. Гладя по голове, как когда-то делала она.
— Воздаяние будет жестоким.
Обещание не только себе. Но и ей.
Конечно, она не захочет этого. Только ей еще предстоит узнать, каким вырос ее сын. И что он не отступится от своего.
Когда придет время, он отомстит.
Уничтожит его империю криспи. Уничтожит Армера Дейвила.
Ждать осталось недолго…
А пока надо увести отсюда мать. Спрятать в надежном месте. В безопасности.
— Пора уходить.
Шам поднялся, утягивая ее за собой.
Непонимание в глазах, но она смолчала. Не торопилась с вопросами, и этим облегчила задачу.
Молча взялась за его руку и пошла следом, безоговорочно доверяя свою жизнь сыну.
Ее ладони дрожали, когда она оглядывалась по сторонам на запертые двери. Видела, что стало с поместьем. Во что оно превратилось.
Они спустились по лестнице. На последних ступенях Шам остановился, из-под полуприкрытых глаз смотря на трех охранников.
Папаша все же призвал своих шавок.
Вовремя ушли Майлз и Фоукс. Следить за безопасностью всех у Дейвила бы не хватило сил.
В руку вцепились пальцы матери. Она и без того напугана, а эти кретины добавили стресса.