– Ты ведь вернешься домой? – спросил он.
И никаких тебе: «Мы все уладим, все обсудим. Я люблю тебя и так волновался, что всю ночь не спал».
– Элис?!
И никаких тебе: «Мы переедем и будем жить отдельно. Начнем сначала. Элис, мне плохо без тебя».
– Нет, Беннетт, я к тебе не вернусь.
Похоже, он не поверил своим ушам:
– Что ты имеешь в виду?
– Я к тебе не вернусь.
– Ну… И куда же ты пойдешь?
– Еще не знаю.
– Но ты не можешь вот так взять и уйти. У нас так не принято.
– И кто это сказал? Беннетт… ты меня не любишь. А я не могу… Я не могу быть тебе такой женой, какую ты хочешь. Тебе нужна другая. Мы оба ужасно несчастны, и нет никакой надежды, будто… что-нибудь изменится к лучшему. Итак, нет. Мне нет смысла возвращаться домой.
– Это все дурное влияние Марджери О’Хара. Папа был прав. Эта женщина…
– Ой, я тебя умоляю! У меня есть своя голова на плечах.
– Но ведь мы женаты.
Элис выпрямилась:
– Я не вернусь в ваш дом. И даже если вы со своим папашей силком затащите меня назад, я все равно уйду.
Беннетт растерянно потер затылок. Потом покачал головой и повернулся вполоборота к Элис:
– Ты же знаешь, он ни за что на это не пойдет.
– Ну да, он на это не пойдет!
Элис внимательно посмотрела на мужа – в нем явно шла тяжелая внутренняя борьба, – и на нее вдруг нахлынула всепоглощающая печаль. Все было кончено. Но внезапно она увидела на лице мужа еще одно чувство, которое, как она надеялась, он тоже сумеет распознать. Облегчение.
– Элис? – окликнул ее Беннетт.
И снова возникла эта безумная надежда, неугомонная, как майский жук, что даже сейчас, когда уже сказано последнее прости, он сожмет ее в объятиях, поклянется, что не может жить без нее, что все это было идиотской ошибкой, что они теперь всегда будут вместе, как он и обещал. Ведь в сердце Элис жила неистребимая вера, что в любой истории любви имеются скрытые возможности для счастливого конца.
Она покачала головой.
И он, ни слова не говоря, ушел.
Рождество прошло очень тихо. Марджери никогда традиционно не праздновала Рождество, поскольку с этим праздником у нее не было связано ни одного светлого воспоминания, однако Свен настоял на том, чтобы купить небольшую индейку, которую он начинил и приготовил в духовке, а еще он испек печенье с корицей по шведскому рецепту своей матери. У Марджери, конечно, было много талантов, качая головой, говорил Свен, но если бы он доверил ей готовку, то стал бы толщиной с ручку от метлы.
Они пригласили Фреда, что заставило Элис смутиться, и каждый раз, когда, сидя за столом, он украдкой смотрел на нее, она, словно сговорившись, поднимала на него глаза и при этом отчаянно краснела. Фред принес с собой шотландский кекс «Данди», сделанный по рецепту его матери, и бутылку французского красного вина, сохранившегося в погребе со времен его отца. Они выпили вино и даже похвалили его, хотя мужчины потом единодушно сошлись на том, что нет ничего лучше холодного пива. Они не пели рождественских гимнов, не играли в игры, однако было нечто успокаивающее в дружной компании этих четырех людей, которые испытывали теплые чувства друг к другу и были просто благодарны получить один-два выходных дня.
С учетом того, что произошло раньше, Элис весь день боялась услышать стук в дверь, за которым последовало бы неминуемое столкновение. Мистер Ван Клив привык оставлять за собой последнее слово, а Рождество, как никакой другой праздник, способствует употреблению горячительных напитков, от которых вскипает кровь. И действительно, в дверь постучали, правда, вопреки ожиданиям Элис, незваным гостем оказался совсем другой человек. Она проворно соскочила со стула и выглянула в окно, отвоевав жизненное пространство у яростно лающего Блуи, но вместо мистера Ван Клива увидела Энни, как всегда крайне недовольную, что, учитывая праздничные дни, было вполне объяснимо.
– Мистер Ван Клив просил передать вам это, – сердито выплюнула Энни, сунув Элис в руки конверт.
Элис попыталась удержать Блуи, который, наконец вырвавшись на свободу, кинулся приветствовать гостью. Самая никчемная на свете сторожевая собака, ласково говорила Марджери, шума много, а толку мало. Последыш в помете. Вечно готов дать понять, как он счастлив, что остался в живых.
И пока Элис забирала письмо, Энни не сводила с Блуи настороженных глаз.
– А еще он просил передать, что желает вам счастливого Рождества.
– Неужели так трудно было оторвать задницу от стула, чтобы сказать все это самому? – крикнул с порога Свен, за что Энни наградила его злобным взглядом, а Марджери тихо отругала.
– Энни, может, перекусишь чего-нибудь на дорожку? – спросила Марджери. – День сегодня холодный, а мы будем рады разделить с тобой праздничный ужин.
– Спасибо. Но мне нужно вернуться домой. – Энни, казалось, было неприятно стоять рядом с Элис, словно, находясь поблизости, она могла заразиться от нее склонностью к девиантному сексуальному поведению.
– Ну ладно, спасибо, что проделала такой длинный путь, – произнесла Элис.
Энни посмотрела на нее с подозрением, явно опасаясь стать предметом насмешек. После чего повернулась и принялась торопливо спускаться с холма.
Закрыв дверь, Элис отпустила собаку, которая сразу же принялась лаять в окно, напрочь забыв, кому только что виляла хвостом, и уставилась на конверт.
– Что там у тебя такое? – садясь за стол, поинтересовалась Марджери.
Доставая из конверта затейливо украшенную блестками и бантиками открытку, Элис перехватила взгляд, которым Марджери обменялась с Фредом.
– Он наверняка попытается ее вернуть, – откинувшись на спинку стула, произнес Свен. – Ужасно романтично. Беннетт старается произвести на жену впечатление.
Но открытка была отнюдь не от Беннетта. Элис прочла, что там было написано:
Элис, ты нужна нам дома. Хорошенького понемножку, и мой мальчик чахнет. Я знаю, что нехорошо с тобой поступил, и готов все компенсировать. Прикладываю небольшую сумму, чтобы ты могла купить себе в Лексингтоне что-нибудь нарядное. Надеюсь, это улучшит твое настроение, подвигнув поскорее вернуться домой. Это всегда приносило свои плоды в урегулировании отношений с моей незабвенной Долорес, и мне хочется верить, что ты воспримешь сей жест столь же благожелательно.
Забудем прошлые обиды.
Твой отец
Пока Элис изучала открытку, из конверта на стол выпала пятидесятидолларовая бумажка. Элис уставилась на банкноту.
– Это то, что я думаю? – наклонившись вперед, спросил Свен.
– Он хочет, чтобы я отправилась в город купить себе красивое платье. А потом вернулась домой. – Элис положила открытку на стол.
В комнате повисло напряженное молчание.
– Ты туда не вернешься! – заявила Марджери.
– Я бы не вернулась, заплати он хоть тысячу долларов! – Элис вскинула голову, тяжело сглотнула и спрятала деньги обратно в конверт. – Но так или иначе, постараюсь найти себе другое жилье. Не хочу путаться у тебя под ногами.
– Ты что, издеваешься? Ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь. Элис, ты мне нисколько не мешаешь. Ну а кроме того, Блуи к тебе привязался, и мне теперь не приходится с ним соперничать за внимание Свена. – Марджери единственная из всех заметила, что Фред облегченно вздохнул. – Ну ладно, вопрос закрыт. Элис остается у меня. Почему бы нам не убрать со стола? Нам еще нужно попробовать коричное печенье Свена. А если оно вдруг окажется несъедобным, то можно будет с его помощью попрактиковаться в меткости.
27 декабря 1937 года
Дорогой мистер Ван Клив!
Вы неоднократно давали мне понять, что считаете меня шлюхой. Но в отличие от шлюхи, меня нельзя купить.
Поэтому я возвращаю Вам Ваши деньги через Энни.
Не могли бы Вы переслать мои вещи в дом Марджери О’Хара, где я на какое-то время остановлюсь.
Искренне Ваша,
Мистер Ван Клив швырнул письмо на письменный стол. Беннетт бросил со своего места испуганный взгляд на отца и сразу же обмяк, словно угадал содержание письма.
– Ну все. – Мистер Ван Клив скатал письмо в шарик. – Эта девица О’Хара пересекла черту.
Десять дней спустя в городе появились листовки. Первую обнаружила Иззи. Листовку несло ветром по дороге возле школы. Иззи слезла с лошади, подобрала листовку и стряхнула с нее снег, чтобы можно было прочесть.
Достойные жители Бейливилла, обращаем ваше внимание на моральный вред, который наносит Конная библиотека. Советуем всем добропорядочным гражданам отказаться от ее услуг.
Зал собраний, вторник, 18:00
НА КОНУ – НРАВСТВЕННАЯ ЧИСТОТА НАШЕГО ГОРОДА.
– Нравственная чистота. И это говорит человек, разбивший девушке лицо об обеденный стол! – покачала головой Марджери.
– Ну и что будем делать?
– Думаю, пойдем на собрание. Мы ведь как-никак тоже добропорядочные граждане. – Марджери казалась абсолютно безмятежной, но Элис заметила, как та нервно смяла листовку, а на шее надулись жилы. – И я не позволю этому старому…
Дверь внезапно распахнулась. В библиотеку ворвался запыхавшийся Брин:
– Мисс О’Хара! Мисс О’Хара! Бет поскользнулась на льду и сломала руку.
Они выскочили вслед за мальчиком из библиотеки и помчались по заснеженной дороге, где увидели громоздкую фигуру Дэна Микинса, местного кузнеца, который нес, прижимая к груди, бледную как полотно Бет. Она держалась за сломанную руку, под глазами залегли темные тени, словно Бет не спала уже целую неделю.
– Лошадь упала, поскользнувшись на льду за гравийным карьером, – объяснил Дэн Микинс. – Лошадь я осмотрел. Она в порядке. Похоже, весь удар пришелся на руку.
Марджери подошла поближе взглянуть, что там такое, и у нее упало сердце. Рука Бет распухла и чуть выше запяст