Вы наверняка заметили, что некоторые из этих советов противоречат правилам озеленения городов. Скорее всего, муниципальные администрации еще не скоро начнут принимать городскую эволюцию в расчет. Тем, кто десятилетиями боролся с чужеродными видами в своем городе, трудно будет признать, что все их усилия лишь отсрочили неизбежное – в ходе эволюции эти виды все равно приспособятся к городской среде. Непросто смириться и с тем, что небольшие изолированные участки для городской эволюции порой благоприятнее, чем те же участки, соединенные друг с другом экологическими коридорами.
Впрочем, регуляция городских экосистем с учетом эволюционного фактора необязательно требует инициативы сверху. Куда больше ее проявляют обычные горожане, которые во многих странах мира все чаще объединяются на почве общего интереса к местной природе. Удачный пример тому – Токио, одна из крупнейших агломераций в мире. В конце XVII века там жил миллион человек, а сегодня это целый конгломерат с населением 38 миллионов: разрастаясь, город поглотил сельские окрестности, известные как сатояма. Сатояма, объясняют мне специалисты по городской экологии Тэцуро Хосака и Синя Нумата из Токийского столичного университета, это универсальное слово, под которым понимают традиционное японское сельское хозяйство – живописную мозаику из деревень, угодий, оросительных каналов и порослевых лесов, выложенную в естественной среде.
Несмотря на исчезновение таких ландшафтов, людское желание трудиться ради природы никуда не делось, утверждает Хосака. Вот уже несколько десятилетий сатояма понемногу возрождается: горожане общими силами восстанавливают традиционные ландшафты на окраине города. Есть и проекты по переносу концепции в центр города, где за парками, каналами, прудами и газонами смогут ухаживать местные жители – совсем как их предки до появления городов. Такая сатояма включает и городское земледелие – особенно оно популярно среди горожан от шестидесяти лет, которых в Токио немало. «Пожилые люди часто проявляют энтузиазм, потому что им нравится работать в саду и на грядках, – объясняет Нумата. – Многие из тех, кто вышел на пенсию, все еще готовы активно трудиться. В современной Японии в шестьдесят лет, как правило, чувствуешь себя молодым и полным сил». И действительно: пока поезд везет меня в Токийский столичный университет, мимо проносятся небольшие сады, огороды и даже рисовые поля, разбавляя серость жилых домов зелеными пятнами. Даже состоятельные жители «Роппонги-Хиллз» в самом центре города вместе сажают рис, ухаживают за ним и собирают урожай на крыше комплекса «Кэякидзака».
Однако возрождение сатояма – это еще не все. В городах мира, от Амстердама и Акапулько до Янчжоу и Ялты, то и дело появляются новые общества по защите местной природы и городскому земледелию. Не стоит недооценивать последнюю часть: развивая земледелие в городе, человек становится неотъемлемой частью городской пищевой сети. Благодаря собственноручно выращенным овощам и фруктам жители городов попадают в энергетическую пирамиду местной экосистемы. Поскольку эта самая экосистема теперь напрямую влияет на их пищеварение и здоровье, они, со своей стороны, начинают охотнее ее беречь и заботиться о ней.
Возможно, энтузиазм этих горожан с экологическим самосознанием (к ним в немалой степени относятся и городские натуралисты, с которыми мы познакомились в начале книги) станет самой благодатной почвой для развития городской эволюции. Многие ученые, с которыми я беседовал во время работы над книгой, говорят, что народ просто в восторге от мысли о том, что флора и фауна эволюционируют и адаптируются к городской среде. Только задумайтесь, насколько гражданская наука может продвинуть изучение городской эволюции!
И вот к чему я веду: давайте создадим городской эвоскоп!
Городская эволюция везде и всюду. Животные и растения в наших городах стремительно меняются и приспосабливаются к окружающей среде – но, за исключением нескольких специалистов по городской эволюционной биологии, которых вы встретили на страницах этой книги, никто не обращает на это внимания. В мире слишком мало ученых, чтобы неустанно следить за адаптацией ящериц чаквелл в Финиксе, белоголовых орланов в Ванкувере и фасоли адзуки в Шанхае. Но в городах мира живет более четырех миллиардов человек, и среди них наверняка найдется достаточно энтузиастов гражданской науки. Что, если они начнут не просто отмечать, обитают ли в городе те или иные виды, но и описывать их эволюцию?
Приведу пример. Недавно мы выпустили в Нидерландах приложение для смартфонов под названием SnailSnap. С его помощью можно загружать в общую базу данных фотографии лесных улиток (Cepaea nemoralis), которые водятся во всех нидерландских городах. Раковины этих улиток бывают самых разных цветов, и с помощью тысяч фотографий наша команда пытается определить, светлеют ли они в центрах городов. Мы предполагаем, что улитки со светлой раковиной, находясь посреди лета в городском острове тепла, чуть меньше страдают от перегрева, чем обладательницы темной раковины, – а значит, им чуть проще выжить.
За вторым примером обратимся к акустической экологии. Помните, что птицы, насекомые и лягушки из-за шума звучат в городах иначе? Есть несколько проектов, в рамках которых добровольцы размещают у себя в саду или на наружной стене дома небольшие USB-микрофоны, чтобы автоматически и без перерыва записывать звуковой ландшафт города. В Лондоне установлена сеть устройств для записи ультразвука, с помощью которой можно выяснить, какие звуки издают летучие мыши. Так специалисты по акустической экологии следят, как на фоне создаваемого человеком шума меняются песни, щебет и стрекот животных.
Есть и другие занимательные проекты, в ходе которых можно отслеживать эволюционные изменения. Так, орнитологическая лаборатория Корнеллского университета устроила состязание на самое чудное гнездо. Организаторы просят участников присылать самые забавные, милые, странные, диковинные… словом, самые чудные птичьи гнезда в городской среде. Этот проект призван помочь выявить изменения в гнездовом поведении птиц – ведь и оно вполне может эволюционировать. Действительно ли городские черные дрозды предпочитают гнездиться на искусственных сооружениях? Зачем городским черным коршунам в Испании украшать гнезда обрывками белых пластиковых пакетов? Тащит ли еще кто-нибудь из птиц к себе в гнездо окурки, как мексиканские чечевицы?
Я перечислил лишь некоторые из существующих идей. А представляете, сколько возможностей подарят нам новые технологии? Уже не за горами время, когда приборы для анализа ДНК станут компактными и общедоступными – с ними энтузиасты смогут напрямую отслеживать изменения в генах городских животных и растений. Благодаря усовершенствованным технологиям распознавания образов по снимкам энтузиастов можно будет наблюдать, меняются ли окраска насекомых, форма семян, длина ног и многие другие факторы, свидетельствующие об эволюции городской флоры и фауны. Все эти способы отслеживания можно объединить в надежный глобальный эвоскоп, с которым плавная поступь шагающей по городам дарвиновской эволюции точно не останется незамеченной.
На окраине
Да уж, чувство не из приятных. Я много лет не хотел сюда приходить. Сегодня я навестил мать – она все еще живет в том же доме середины XX века, где я вырос, – и понял, что настало время для прогулки по новому району на окраине Роттердама. Когда-то на его месте были поля и болота, по которым мне так нравилось бродить в юности. Именно здесь я начал изучать природу, чему в итоге и посвятил всю жизнь.
Мне горько видеть вокруг ряды однообразных сблокированных домов, которые миллионами штампуют нидерландские градостроители. Вообще-то район довольно уютный и безопасный, самое то для семей с детьми: здесь вам и ухоженные сады, и крытые автостоянки, и извилистые улочки с красивыми названиями, и лежачие полицейские на дорогах. Однако в то же время это мавзолей дорогих мне мест. Лишь с помощью Google Earth у меня наконец выходит сориентироваться на устаревшей карте своих воспоминаний.
Вот квартал Де Аккерс, где в каждом дворе стоит панельный сарай, бюджетный автомобиль и зонт из IKEA. Сюда при мне когда-то слетелась стая бекасов (Gallinago gallinago). Сотни птиц кружили вокруг болота и блеяли – это зрелище навсегда осталось у меня в памяти. Там, где сейчас раскинулся квартал Де Велден, я лежал в бурьяне и фотографировал гнезда большого веретенника (Limosa limosa) на свой дешевый фотоаппарат. Теперь здесь стоят птичьи кормушки, увешанные нитками с арахисом, которым охотно лакомятся ожереловые попугаи. А возле автобусной остановки у квартала Де Гарден была нора полевки, где я нашел подземного жука-гладкотелку Choleva agilis – тот экземпляр попал в коллекцию музея естествознания «Натуралис», в котором я работаю.
Полуприродный ландшафт из болот и пастбищ, где я провел юность, канул в небытие. Ему на смену пришел разрастающийся Роттердам – та самая городская среда, которой я пел дифирамбы с самого начала книги. И все же при виде того, как неумолимо преображаются окрестности города, мне становится грустно. Противоречу ли я самому себе? Нет. Мы всегда жалеем о том, что теряем, но это не значит, что мы ничего не получаем взамен.
Ландшафт моего детства всегда печалил моего деда. Он родился и вырос здесь в начале XX века, до эпохи пестицидов и минеральных удобрений. Тогда в природе было куда больше разнообразных насекомых и диких растений, чем в «мои» 1970-е. А дети, которые растут в современном пригороде, будут вспоминать ручьи, газоны и зеленые изгороди между домами с той же теплотой, с которой сейчас вспоминаю свои поля и болота я. Чем шире распространяется по планете наш след, тем сильнее сужается, преображается и беднеет окружающая нас природа. Впрочем, истощенные в биологическом плане городские экосистемы – это все еще экосистемы, а значит, настоящие организмы, пищевые сети, экология и эволюция.
Из-за мощного естественного отбора городские формы жизни эволюционируют стремительно как никогда. Однако нельзя забывать и о том, что все примеры городской эволюции в этой книге затрагивают виды, которые были преадаптированы к городской среде, обладали достаточно разнообразным генофондом или же эволюционировали и выжили благодаря чистому везению. На каждый вид, успешно освоившийся в городе, приходятся десятки других, исчезнувших видов, которые так и не сумели приспособиться. Города – это не только центры эволюции, но и места, где разнообразие видов снижается в разы. Да, они весьма интересны с биологической точки зрения, но рассчитывать на сохранение большинства видов в городской среде нельзя. Вот почему те немногие участки нетронутой природы, что еще остались на планете, нужно беречь, ценить и изучать.