– Ты собираешься убить Юджина Рэндалла?
– Конечно.
– Но зачем?
– Это вопрос не ко мне, так ведь? Скорее всего, проблема заключается в показаниях, которые он собирается дать комитету Чендлера. Все, что от Рэндалла требуется – и я в курсе, что его дражайшая Луиза-Эллен уже сообщила ему, – это не препятствовать работе комитета. У нас имеются пять так называемых свидетелей, которые скажут, что видели, как джентльмены, говорившие по-английски, стреляли из минометов и армейских винтовок по «Вестону». Рэндалл очень облегчил бы жизнь себе самому и Смитсоновскому институту, если бы просто согласился улыбаться и кивать, но раз уж ему угодно мутить воду…
– Он считает, что члены экспедиции Финча могут быть еще живы.
– Да, в этом-то и проблема.
– Пусть так, но какое значение это имеет в долгосрочной перспективе? Если боги хотят войны, показания Рэндалла едва ли как-то ей помешают. Скорее всего, в газетах про них даже не напишут.
– Зато напишут про убийство Рэндалла. А если мы все сделаем аккуратно, в этом обвинят британских агентов.
Вейл закрыл глаза. Шестеренки в голове все крутились и крутились. На мучительный миг его охватило жгучее желание пустить в ход шприц с морфином.
Потом оно сменилось мрачной решимостью, исходившей не вполне от него самого.
– Это займет много времени?
– Совсем немного, – заверил его Крейн.
Возможно, дело было в морфине, не до конца выветрившемся из крови. Шагая по пустынным музейным коридорам, Вейл ощущал присутствие своего бога. Рэндалл был один, допоздна засиделся за работой, – возможно, и это тоже устроили боги.
Бог Вейла сегодня был непривычно осязаем. Поворачивая голову влево, Вейл видел его рядом – ну или думал, что видит. Соседство отнюдь не было приятным. Бог был столь же материален, как откормленный бычок, хотя и несравненно уродливей.
У бога было слишком много рук и ног, а его рот, острый, как клюв, снаружи и влажно-алый внутри, наводил ужас. По всему брюху, от паха до самой шеи, тянулся шишковатый гребень наподобие хребта. Цвет шкуры, минеральный мертвенно-зеленый, вызывал отвращение.
Крейн, шагавший справа от Вейла, ничего не видел. И не чувствовал. Но запах был тоже ощутим, по крайней мере для носа Вейла. Это был терпкий химический дух – то ли дубильни, то ли разбитой склянки в кабинете врача.
Появление Вейла и Крейна в такой час удивило Юджина Рэндалла. А уж как бы он удивился, если бы мог видеть кошмарного бога! Рэндалл поднял усталые глаза. После того как Уолкотт ушел из института, старик занял пост директора, и эта работа высосала из него все силы. А тут еще вызов в конгресс и посмертная пилежка жены.
– Элиас! – воскликнул он. – А вы Тимоти Крейн, да? Мы как-то встречались в салоне у Элинор.
Разводить разговоры не было смысла. Крейн подошел к окну за спиной Рэндалла, открыл саквояж и достал скальпель. В холодном свете блеснула хирургическая сталь. Внимание Рэндалла было по-прежнему приковано к Вейлу.
– Элиас, в чем дело? Честно говоря, у меня совершенно нет времени на…
«На что?» – промелькнул у Вейла вопрос, в то время как Крейн стремительно шагнул вперед и полоснул скальпелем по горлу Рэндалла.
Ученый булькнул и задергался, но во рту у него уже было слишком много крови, чтобы он мог поднять шум.
Крейн вернул окровавленный инструмент в саквояж и взял коричневую склянку с метиловым спиртом.
– Я думал, ты хочешь простерилизовать скальпель, – сказал Вейл.
Идиотское замечание.
– Не говори ерунды, Элиас.
Крейн вылил содержимое флакона на голову и плечи Рэндалла, а остатки разбрызгал по письменному столу. Рэндалл вывалился из кресла и пополз по полу. Одной рукой он сжимал горло, но между пальцами из раны толчками выплескивалась кровь.
Дело оставалось только за спичками.
Когда Крейн вышел из охваченного огнем кабинета, его левая рука тоже пылала. Он поднес ладонь к лицу, зачарованно глядя, как голубые язычки пламени угасают за отсутствием топлива. И кожа, и манжета были целы и невредимы.
– Забавно, – сказал Крейн.
Элиаса Вейла замутило. Он поискал глазами своего бога, но тот уже исчез. Не осталось ничего, кроме дыма, сполохов и тошнотворного запаха горящей плоти.
Глава 21
Гилфорд, не успевший полностью прийти в себя, ехал верхом на меховой змее, а Том Комптон вел маленький отряд вверх по склону долины. Подъем был нелегкий. Острый наст ранил толстые ноги змей; животные жалобно подвывали, но идти не отказывались. «Наверное, понимают, что там, позади, – думал Гилфорд. – Наверное, им тоже хочется поскорее оказаться как можно дальше от развалин».
Когда стемнело, следопыт отыскал в лесу поляну и развел на мокром снегу костерок. Гилфорд, стремясь быть хоть чем-то полезным, собирал валежник, а Престон Финч, мрачный и нахохленный, подбрасывал дрова в огонь. Меховые змеи жались друг к другу, спасаясь от холода; их зимние шкуры поблескивали, из тупых носов валил пар.
Ужинали свежепойманным мотыльковым ястребом, освежеванным и опаленным над костром, и ломтиками змеиного пеммикана из неприкосновенного запаса Тома Комптона. Следопыт соорудил шалаш из веток полынной сосны и змеиных шкур. При последнем нападении ему удалось спасти несколько шкур, один пистолет и трех вьючных животных. Все, что осталось от экспедиции Финча.
Гилфорд ел умеренно. Его мощно клонило в сон, хотелось отоспаться за много дней хронического недоедания, за те трое суток, что он мерз в колодце, за шок от смерти Салливана, за зловещую фарфоровую белизну отмороженных пальцев рук и ног. Но это не представлялось возможным. И сейчас необходимо было узнать, насколько скверно обстоят дела.
Он спросил у следопыта, как погибли остальные.
– К тому моменту, когда я вернулся, все уже было кончено, – ответил Том. – Судя по следам, нападавшие пришли с севера. Вооруженные, человек десять-пятнадцать. Может, заметили огонь, на котором готовил Диггс, может, просто случайно наткнулись. Должно быть, прямо с ходу открыли огонь. Погибли все, кроме Финча, который спрятался в стойле. Наших змей бандиты не забрали – у них были свои. И одного из своих людей там бросили. Он не мог идти – ноги были прострелены.
– Партизаны? – спросил Гилфорд.
Следопыт отрицательно покачал головой:
– Во всяком случае, тот, которого бросили, точно нет.
– Вы с ним поговорили?
– Да уж, потолковал по душам. Познакомил его с моим ножом, когда он вздумал грубить.
– Боже правый, Том!
– Ты просто не видел, что они сделали с Диггсом, Фарром, Робертсоном и Доннером. Сущие нелюди.
При этих словах Финч вскинул запавшие глаза.
– Продолжайте, – сказал Гилфорд.
– Судя по выговору, подонок был абсолютно точно не партизан. Я пил с партизанами. Это в большинстве своем вернувшиеся в Европу французы или итальянцы: как напьются, принимаются размахивать флагами и могут выпустить пулю-другую в американских колонистов. Те, что играют по-крупному, – пираты, плавают на вооруженных торговых судах. Захватят какой-нибудь скрипучий старый фрегат, заберут груз и назовут это импортной пошлиной, а деньги спустят в захолустном борделе. Если подняться чуть выше по Рейну, единственные партизаны, которых ты встретишь, – черные копальщики с политическими взглядами. А этот малый был американец. Сказал, что его наняли в Джефферсонвилле и что их шайка прицельно охотилась в здешних местах за экспедицией Финча. И что им заплатили хорошие деньги.
– А он сказал, кто заплатил?
– Нет, не успел – потерял сознание. А второго шанса его спросить не представилось. У меня на руках был Финч, а еще надо было возвращаться к вам с Салливаном. Я решил: положу сукина сына на сани и возьму с собой, а как будет время, разберусь с ним. – Следопыт помолчал. – Но он удрал.
– Удрал?
– Я оставил его одного ровно на столько, сколько требовалось, чтобы запрячь змей. Ну не совсем одного – с ним был Финч, если это что-то меняет. А когда вернулся, его уже не было.
– Вы же сказали, он потерял сознание. Что у него были прострелены ноги.
– Потерял, и ноги были просто в мясо, пара костей точно перебита. Такие раны не изобразишь. Но когда я вернулся, его не было. Только следы остались. И под словом «убежал» я подразумеваю, что он действительно убежал. Мчался, как заяц, куда-то в направлении развалин. Наверное, я бы смог его выследить, но было не до того.
– На первый взгляд, – сказал Гилфорд, осторожно подбирая слова, – это невозможно.
– На первый взгляд это хрень какая-то, но я говорю о том, что видел собственными глазами.
– Вы сказали, с ним был Финч?
Том нахмурился; его заиндевевшая борода вздернулась, выдавая степень недовольства.
– Был-то он был, но ничего вразумительного я от него не добился.
Гилфорд обернулся к геологу. У того на лице отражались не только все невзгоды, обрушившиеся на экспедицию с момента гибели Гиллвени, но и крайнее унижение человека, не справившегося с властью, – начальника, потерявшего людей, за которых он официально нес ответственность. Не было больше ни всегдашней напыщенности, ни достоинства в застывшем взгляде, лишь понимание собственной несостоятельности.
– Доктор Финч?
Геолог поднял на Гилфорда взгляд. Огонек его внимания слабо замерцал, точно фитилек свечи.
– Доктор Финч, вы видели, что случилось с человеком, о котором говорил Том? С раненым?
Финч молча отвернулся.
– Не трать время, – бросил Том. – Он нем как рыба.
– Доктор Финч, если мы будем знать, что произошло, это может помочь нам. Помочь благополучно вернуться домой, я имею в виду.
– Это было чудо, – произнес Престон Финч.
Голос у него был скрипучий, как наждачная бумага. Следопыт с изумлением уставился на ученого.
– Доктор Финч, – мягко продолжал Гилфорд, – что именно вы видели?
– Он исцелился. Кости срослись, раны затянулись. Он встал на ноги, посмотрел на меня и засмеялся.
– Это все?
– Это то, что я видел.