Следах…» чувствуется аромат трансцендентального прогрессионизма, ведущего к человеку.
Любой читатель, прочтя длинный пассаж, посвященный целому ряду геологических вопросов и призванный показать разумность трансмутации, поневоле начинает думать, что Чемберс вот-вот перейдет к более подробному изложению и исследованию истинной природы трансмутационных изменений, но он откладывает этот предмет на какое-то время и вместо него начинает рассматривать вопросы спонтанного зарождения жизни и появления органических веществ из неорганических. Он выдвигает гипотезу о том, что жизнь возникает путем «химико-электрического действа» (1844, с. 204), и уделяет большое внимание тому факту, что когда через раствор силиката калия и нитрата меди пропускается электрический ток, то якобы возникает насекомое (1844, с. 185). Он указывает также на то, что морозные (неорганические) узоры на стекле напоминают (органические) растения (1844, с. 165), что мочевину (органическую субстанцию) можно получить из неорганических (1844, с. 188) и что домашняя свинья, в отличие от ее дикого сородича, может заболеть финнозом, а это доказывает, что болезнь, должно быть, возникла после того, как дикая свинья была одомашнена (1844, с. 183). Все эти «факты», безусловно, указывают на возможность возникновения органических веществ из неорганических. Как тут не удивиться тому, что, раз уж все эти процессы творения идут полным ходом, кто-то еще в состоянии разглядеть какую-то прогрессию в палеонтологической летописи, поскольку, какой период времени ни возьми, – везде можно найти организмы на всех стадиях эволюции! Несомненно одно: чтобы сотворить жизнь из не-жизни, нужны надлежащие условия. Возможно, в далеком прошлом такие условия действительно имелись, что и стало началом начал – сделало возможным зарождение жизни и запустило эволюционную прогрессию. Но это начало, представлявшее само по себе изменившиеся условия, положило конец если не всем, то большей части процессов творения органической жизни из неорганической, особенно после того, как возникло нечто столь специфичное, как домашняя свинья (1844, с. 184).
После этого Чемберс переходит к рассмотрению вопроса о том, как происходит трансмутация. Он ясно дает понять, что довод Бэббиджа не остался неуслышанным, ибо показывает, что закон (такой как закон зарождения жизни) мог сказаться определенным образом 100 000 001 раз, а затем без всякого насилия над природой мог сказаться, но совершено иначе, 100 000 002 раза. Поэтому, заявляет Чемберс, хотя живые существа воспроизводят подобных себе, совсем не обязательно, чтобы такой порядок вещей был всегда. В редких случаях существа создают не подобных себе, – так под действием закона и возникают новые виды (1844, с. 210). Заметьте, однако, что Чемберс, по всей видимости, ожидал, что переход из одного вида в другой представляет собой одношаговый, а не постепенный гладкий процесс.
Чтобы проиллюстрировать свою позицию, Чемберс снабдил свои рассуждения рисунком (заимствовав его из книги Карпентера о Фон Бэре; см. рис. 10). Итак, ограничившись лишь позвоночными животными, давайте предположим, что развитие подводит нас к точке A. От нее отделяются рыбы и продолжают свое развитие до зрелых форм в точке F. Пресмыкающиеся, птицы и млекопитающие развиваются вместе до точки C, в каковой точке пресмыкающиеся отделяются и развиваются до зрелых форм в точке R. Птицы отделяются от млекопитающих в точке D, и млекопитающие продолжают свой путь развития до точки M. Чтобы получить картину эволюции, все, что нам нужно, заявляет Чемберс, – это предположить, что в некоторых случаях эмбрион остается эмбрионом и продолжает свое развитие, но при этом развивается дольше, чем обычно. Рыба, развивавшаяся дольше, чем обычно, уже не рыба, а рептилия, то есть пресмыкающееся, и так далее, и так далее. «Все, что необходимо, – это еще на немного продолжить прямой отрезок созревания — и от вида к виду промежуток между ними будет все короче» (1844, с. 212). Если не принимать в расчет эволюцию, то это не совсем точно отражает позицию Фон Бэра, ибо последний никогда не отстаивал необходимость точного повторения эмбриона, но говорил лишь о сходстве первичных эмбрионов одного типа и о последующих расхождении и специализации. По Бэру, любая дальнейшая последовательность, любой непрерывный ряд случайны, и организмы, разумеется, не проходят через все стадии, как это подразумевает рисунок Чемберса. Даже здесь, вероятно, Чемберс в большей мере обязан своими знаниями трансцендентализму, нежели Фон Бэру, ибо признавая переход из одного вида в другой, а не переход от общего к частному, он становится на сторону трансценденталистов.
Рис. 10. Механизм эволюции по Чемберсу (подробное описание рисунка в тексте). Из книги Чемберса «Следы естественной истории творения» (1844).
Затем Чемберс приводит еще два рисунка, стремясь наглядно проиллюстрировать правоту своих предположений. У пчелиной матки период созревания гораздо короче, чем у рабочей пчелы, а мы знаем, как безоговорочно преданы обычные пчелы своей матке, поскольку рабочая пчела усердна и трудолюбива, а матка одержима сексуальной страстью и ревностью (1844, с. 214–216). Возможно, Чемберс – и не типичный викторианец, но не настолько, чтобы во всем быть нетипичным. Затем он переходит к овсу, заметив, что если овес посадить повторно, не дав ему созреть (то есть сократив период созревания), то овес выказывает раздражающую тенденцию превращаться в рожь (1844, с. 220–222). И наконец, предполагает Чемберс, свет и кислород тоже влияют на продолжительность созревания, а стало быть, и на трансмутацию; в частности, обилие света и кислорода тоже может существенно содействовать эволюционному развитию форм до их нынешнего вида (1844, с. 228–229).
Можно подумать, что последнее предположение несколько отвлекает от центрированного на человеке прогрессионизма в работе Чемберса, но это сделано специально, ибо, намекнув, что это предположение подразумевает одни лишь неуправляемые изменения, Чемберс сразу же начинает говорить о «задуманных и подготовленных заранее» атрибутах и их «предварительном замысле и продуманности» (1844, с. 232). Конечно же, уже одно то, что Чемберс взял на вооружение концепцию закона Бэббиджа, не говоря уже о его размышлениях по части эмбриологии, позволяет считать, что эта прогрессия, ведущая к человеку как вершине, подразумевалась с первых ходов.
Прежде чем перейти к критикам, позвольте сделать ряд замечаний, проясняющих позицию Чемберса. Во-первых, обратите внимание на то, что предложенное им «решение» касается происхождения видов, а не происхождения организмов. Виды ничуть не смущали Чемберса, в отличие от Ламарка, ибо для него они были чисто побочной проблемой. Они были скорее побочным продуктом его скачкообразного подхода к эволюции – в ходе развития организм переключается с одного вида на другой, – нежели значимыми сущностями со своими правами. Он не видел какой-либо насущной причины, почему виды должны быть такими, какие они есть, как не видел и причины для особых различий между ними – например, почему одни виды очень схожи между собой, а другие сильно отличаются друг от друга. Виды просто возникают по мере движения эволюции по прогрессивному пути.
Во-вторых, Чемберс слишком резко отзывается о своем предшественнике-эволюционисте Ламарке (1844, с. 231). Но поскольку практически все в Британии отзывались о нем так[11], то эта попытка отделить себя от него была, возможно, благоразумной с точки зрения тактики; хотя я подозреваю, что антипатия Чемберса имела более глубокие корни. В частности, Чемберс был рьяным сторонником пятеричной системы, созданной неким Уильямом Маклеем (1820–1891), который классифицировал все организмы, разбив их на пять особых типов, где каждый разбивался на пять подтипов, и так далее (см. рис. 11).
Рис. 11. Общий вид пятеричной системы Маклея. (Взято из его книги Horae entomologicae и воспроизведено в «Трактате о географии и классификации животных» Уильяма Свейнсона, главного популяризатора идей Маклея.) Классификация выполнена в виде круглых «сот», каждая содержит пять членов. Но есть, правда, так называемые «промежуточные группы» вроде усоногих ракообразных (Cirripedia), которые помещаются между или, точнее говоря, на стыках основных групп.
Такая система в органическом мире выглядит достаточно жесткой, и именно эта ее характеристика была особенно по вкусу Чемберсу. Он утверждал, что такая система не могла возникнуть без участия законов и что она, следовательно, служит «веским дополнительным доказательством гипотезы органического прогресса под эгидой закона» (Чемберс, 1844, с 250; курсив его). Но, пишет Чемберс, ламаркистская гипотеза о потребностях и их удовлетворении не согласуется с пятеричной системой и ведет к возникновению целого ряда несообразностей. Таким образом, Чемберс нападает на Ламарка именно потому, что считает его соображения угрозой главному пункту его собственной системы.
В-третьих, хотя сам Чемберс никак не высказался на этот счет, в одном (и весьма важном) отношении его теория отличалась от ламаркистской. Мы видим, что Ламарк так и не высказал предположения об общем предке всех организмов; скорее он навязывает нам представление о непрерывных параллельных эволюциях, обреченных проходить через более-менее те же этапы. По-видимому, Чемберс придерживался того же взгляда, но считал необязательным, что эволюция постоянно и неизменно начинается с самого начала. Он верил в наличие определенного количества отдельных «центров органического производства» (1844, с. 259) и, как и Ламарк, склонялся к тому, что именно эти центры являются истоками отдельных, но параллельных эволюций. Так, например, одним из таких центров, причем относительно недавним, является Австралия, поскольку на ее территории нет настоящих млекопитающих, а есть только сумчатые животные, которые считаются примитивными предшественниками млекопитающих (1844, с. 258).