– Вам нельзя оставаться в камере наедине с преступником. Это запрещено.
– Мне бы хотелось проститься с ним без посторонних глаз, – сказал Раймунд. Он приставил посох к стене, переложил масляную лампу в левую руку, правой рукой залез в карман мантии, извлёк оттуда пару золотарей и отдал их стражнику. – Держи. В знак благодарности за твою доброту.
Фергус взял монеты, открыл камеру, пустил внутрь старика и, попросив его долго не задерживаться, запер дверь на ключ.
Дилан тут же вскочил с места. Он подбежал к Раймунду и сжал его в объятиях.
– Вы не представляете, как я рад вас видеть. Думал, уже никогда больше не увижу. Простите меня, что я заставил вас обмануть градоуправителя на суде. С вами всё в порядке?
– Да, мой мальчик, в полном. Кто станет обвинять старика за провалы в памяти. Давай присядем.
Они оба сели на каменный пол, спиной упёршись о стену. Раймунд поставил лампу между собой и Диланом и продолжил:
– Если бы я знал, что Кёртис будет столько болтать, напоил бы его сенной.
– Если бы я знал, что он будет столько болтать, пускал бы стрелы не в тыквы, а в него, – сказал Дилан, улыбнувшись. – Почему вам разрешили прийти ко мне?
– Знаешь ли, Гранвилл – мой давний друг. Не в том плане, что мы часто ходим друг к другу в гости, обмениваемся рассказами о жизни. Вовсе нет. Просто он мне слегка должен.
– Градоуправитель?
– Да. Это длинная и скучная история.
– Даже скучнейшая в мире история, рассказанная вами, станет самой интересной на свете. К тому же, как видите, спешить мне теперь некуда.
– Тогда слушай, если хочешь, – начал старец. – Восемнадцать лет назад я начал скитаться по миру. Видишь ли, таких, как я, нигде не любят. Боятся. Сколько ни делай добра, кругом ловишь косые взгляды, недоверие. Меня прогоняли отовсюду, где я пытался найти кров. В том числе и из Кормеума.
Гранвилл правил тогда уже семнадцатый год. Он особо не питал радости от нашей встречи, но и прогонять меня не стал. Увы, ему всё же пришлось это сделать, когда взбунтовался народ. «Тебе не место среди нас», – твердили они.
– Почему?
– Всё из-за того, чем я занимаюсь. Все эти травы, отвары, настойки только пугают людей. Они часто бывают жестоки с теми, кто отличается от них. Для некоторых я простой шарлатан, для других – творю чёрную магию, которой всюду так боятся. Если у кого-то в жизни случалось несчастье, бывало даже, что в этом обвиняли меня.
– Но вы же неоднократно помогали людям, они-то должны знать правду.
– Они никому ничего не должны. Добрые поступки, мой мальчик, забываются слишком быстро. Сегодня они благодарят тебя за помощь, завтра распускают слухи и проклинают. А в момент, когда тебе потребуется помощь, не подадут и руки. К счастью, Гранвилл оказался другим.
Незадолго до того, как мне следовало навсегда покинуть город, на Кормеум напали мерценары. Наёмные убийцы. Раньше их было много. Это сейчас от них осталась мелкая община. Они хитростью выманили войско Гранвилла и разбили его. Когда оставшиеся в живых рыцари спасались бегством во главе со своим градоуправителем, им стреляли в спину. Далеко не все успевали добежать до Парадных Врат. На одного невредимого приходилось трое раненых. Ранение получил и Гранвилл.
Мерценары редко бывали честны в бою. Они отравили стрелы. Поэтому даже немногим уцелевшим предстояло умереть. Я пытался им помочь. Да только меня к ним не подпускали. Самым разумным оказался Гранвилл. Он был единственный, кто позволил мне вылечить себя. Потому единственный и выжил.
С тех пор я находился под его личной защитой. Мне выделили свободную землю, помогли построить хижину. Позже все свыклись с тем, что я живу рядом, постепенно начали приходить с жалобами на здоровье, просьбами вылечить себя или близких и бытовыми проблемами.
– Мерценары так и не появлялись больше?
– Давно не появлялись. Встав на ноги, Гранвилл собрал новое войско. Заручившись поддержкой Аурума, он выступил против мерценаров и одержал над ними победу. После этого сражения его прозвали Свирепым. Он безжалостно рубил тех, кто оказывался на его пути.
Знаешь, мой мальчик, несмотря на свой жестокий нрав, к безопасности своего города и его обитателей Гранвилл всегда относился трепетно. И за всё время его сидения на троне, а это без малого тридцать пять лет, он не только ни разу не сдал Кормеум врагам, но даже не позволил им переступить за стены города. За это он достоин уважения.
– Я видел его сидевшим на эшафоте. Он смотрел, как на шею умоляющей о пощаде девушки накидывали петлю. Её повесили на глазах у дочери, а он даже бровью не повёл. Она умерла за то, что укрывала рождение второго ребёнка. За это он тоже достоин уважения?
– Не мне судить о его политике, тем не менее таковы законы. Не следует их нарушать. Если дать послабление одним, этим сразу же без промедления воспользуются другие.
– Это несправедливо.
– Ты мне сейчас не поверишь, но некогда Гранвилл был живым воплощением милосердия и сострадания. Сложившиеся обстоятельства сделали его таким, какой он сейчас есть. Люди иногда меняются. Плохие становятся хорошими, а хорошие – плохими.
– Что с ним произошло, почему он стал таким?
– У меня нет полного представления о его жизни до моего появления в ней. Что-то я услыхал от прохожих, что-то от него самого.
Гранвилл является продолжателем древнейшего рода Виндиков. В его семье долго ждали рождения ребёнка. После долгих лет неудачных попыток зачать дитя Вита услышала родительские молитвы. Он появился на свет под раскаты грома и буйство дождя, и его назвали в честь деда и прадеда с надеждой, что к нему перейдёт их былое величие.
Мать дарила ему всю любовь, которую только могла, а отец растил его могучим воином, что в будущем должно было сделать из него сильного и справедливого правителя. Тем не менее на пути к признанию ему предстояло пройти много испытаний: войнами, интригами и предательствами, навеянными жаждущими взойти на трон отвергнутыми родственниками.
Он был единственным ребёнком своих родителей, единственным прямым наследником Кормеума, поэтому те его всячески остерегали от любых опасностей. Только никто не подозревал, что бояться на самом деле стоит тех, с кем они прожили всю жизнь.
Его мать отравили, едва ему исполнилось десять. Младшие братья Виндики, дяди Гранвилла, так давно мечтавшие заполучить власть над городом, пытались тогда отравить племянника, но промахнулись. Яд по ошибке достался его матери, а они поплатились за это своими жизнями. Отцу Гранвилла тяжело далось такое решение. И всё же он поступил правильно.
Жёнам убитых братьев спустя четыре года предоставился шанс отомстить, развязав войну между Кормеумом и Морабатуром. Они его не упустили.
Отец Гранвилла погиб, сражаясь за город своих предков. А после сын не подвёл отца, возглавив армию и победив морабатурцев.
Не знаю, было ли всё действительно так, но говорят, что это и повлияло на решение градоуправителя издать указ о разрешении иметь в семьях не более одного ребёнка. Чтобы дети не устраивали братских войн, не делили ни с кем родительскую любовь, не чувствовали боли от предательств.
– Раймунд, почему я ничего не помню?
– Ты о чём?
– Я не помню ничего из того, про что вы говорили на суде. Не помню нашего знакомства. Почему?
– Ты с трудом пережил то время, мой мальчик. Смерть матери отразилась не только на твоём отце, но и на тебе тоже. Я же постарался изгнать из тебя все плохие воспоминания.
– Я не могу вспомнить ни её взгляда, – с сожалением сказал Дилан, – ни цвета волос, ни звучания голоса. Ничего не осталось. Только обрывки воспоминаний всплывают в памяти.
– К сожалению, с ней знаком я не был. Поэтому рассказать о ней не могу.
– Отец говорил, что у меня такие же голубые глаза, какие были у неё…
– Что у вас с ним произошло на Торговой площади? Кёртис говорил о драке.
– Он был пьян. Потом толкнул меня. Я упал. Вот и всё.
– О какой монете шла речь?
– Не о монете. Это всё камень. Камень, оставшийся от матери. Отец велел не говорить никому о нём. Теперь это не имеет уже никакого значения.
– Если бы Абнар мог, он бы сказал, что очень сильно тебя любит.
– Да, наверное… Спасибо, что вы сейчас со мной.
Дальше они просто сидели и молчали. Не нужно было никаких слов, они всё прекрасно понимали и без них. Дилан ценил каждую секунду времени, которую его друг ему дарил. Если бы он и хотел, чтобы сейчас кто-то находился рядом с ним, то только Раймунд.
Дверь камеры отворилась. Зашедший внутрь Фергус выглядел взволнованным.
– Вам пора уходить. Сюда кто-то направляется.
– Прости меня, мой мальчик, что я не смог тебе помочь. Я постараюсь вразумить градоуправителя, предостеречь его от совершаемой ошибки. Говорят, он хочет, чтобы тебя похоронили вместе с телом отца. Живьём.
– Да уж, – Дилан даже растерялся от неожиданности, – народ завтра потешится.
– Я сделаю всё, чтобы этого не случилось.
Юноша обнял Раймунда. Словно в последний раз. В глазах стояли слёзы, а выразить свою благодарность этому человеку словами он не мог. Сил хватило лишь на то, чтобы сказать ему: «Прощай». И он это сделал со всем мужеством, что в нём ещё оставалось, не показывая своей слабости.
Новых гостей долго ждать не пришлось. Не успел ещё Раймунд уйти, как в дверном проёме показался старейшина храма Мортема.
– Извините, что прервал вас, – сказал он смущённо.
– Ничего, я уже ухожу. До встречи, мой мальчик.
Когда Фергус и Раймунд ушли, старейшина позвал внутрь своего спутника, которым оказался Дакс. В руках тот держал тарелку картофельного пюре с большим куском жареного судака и кружку ягодного компота.
– Будь добр, передай еду осуждённому.
Дакс выполнил это с таким кислым лицом, как будто расставался с собственным ужином.
– Теперь оставь нас, – приказал глор, и стражник тотчас повиновался.
– Разве в этом есть какой-то смысл? – удивился Дилан, поставив тарелку с кружкой на пол.