– О да, – хмуро подтвердила дочь капитана «Верности Морайг». Несомненно, она не только помнила, но и не один раз проигрывала тот злосчастный случай среди рифов пролива Беруин в воображении, выискивая для своего отца хоть малейшую лазейку к спасению. Увы, капитан Кэдвен в том бою использовал все шансы – и все равно проиграл, так что ничего нового его дочь, имеющая о морском деле представление весьма поверхностное, придумать не могла.
– Итак, остров Тэлэйт – это естественный страж морских путей в этом районе и, кроме всего, весьма удобный плацдарм как для нападения Синтафа на наши острова, так и… – Конри, увлекшись этим импровизированным уроком политической географии, запнулся и посмотрел на князя. Вилдайр успокаивающе улыбнулся.
– Нет смысла молчать о том, что и так обсуждают в каждой гостиной Ролэнси, – фыркнул он. – Впрочем, эрна Кэдвен, конечно же, не станет лишний раз распространяться о наших дальних планах? Тэлэйт в своем роде уникален: в мирное время он служил бы прекрасной перевалочной базой для торговых сношений между архипелагом и материком, но, учитывая наши отношения с Синтафом, меня сейчас гораздо более привлекает его военное использование. Пролив Арнлейг и в самом деле неширок. Переброска десанта на материк заняла бы не более суток. А Барсайский залив, который флот Синтафа контролирует лишь отчасти, – отличное место для сосредоточения и высадки войск. Но это в перспективе, дитя мое. Ролэнси пока еще не может позволить себе такую активную внешнюю политику, кроме того… в нашей партии на троих в любой момент может появиться четвертый игрок. Подведу итог: Ролэнси нужен этот остров, полностью покорный и контролируемый, и нужен сильный гарнизон на нем. Тэлэйт должен стать нашим прежде, чем Синтаф соберет остатки сил и вновь там обоснуется. Или прежде, чем там укрепится кто-то другой.
– Конфедераты? – уточнила Грэйн.
– Зрите в корень, дитя мое, – одобрительно усмехнулся князь. – Если бы речь шла только о конфедератах или имперцах, я бы так не торопился. Нет, эрна Кэдвен. На Тэлэйт в любой момент могут высадиться северяне. Да-да, те самые северные «варвары», о которых мы до сих пор ничего не знаем. Кроме того, что они есть – и готовят вторжение. Конечно, можно предположить, что первый удар придется на богатый и прогнивший Синтаф, однако уповать лишь на то, что до нас не доберутся, я бы не стал. Если в свое время наш климат не напугал диллайн, то и северян он тем более не устрашит.
– Мой князь… – девушка нахмурилась. – Позвольте все же спросить… – и, успокоенная поощрительным кивком Вилдайра, продолжила: – Почему бы нам не высадить на Тэлэйт десант и не взять себе этот остров по праву силы?
– Я думал об этом, эрна Кэдвен. Поверьте, я думал об этом очень долго, взвешивая все возможности. Ваш отец, к слову, был одним из тех, кто проверял для меня варианты. И выводы таковы: Синтаф, точнее, отдельные его части, все еще слишком силен, и конфедераты в любой момент могут вступить с ними в союз. Но меня останавливает не это даже, а тот факт, что на Тэлэйт существуют еще и иные силы, которые, несомненно, окажут нам яростное сопротивление.
– Шуриа, – коротко вставил Конри.
– Проклятые? – Грэйн невольно понизила голос и сделала непроизвольный отвращающий жест. – Но разве?..
– В настоящее время в мире осталось не более пяти тысяч чистокровных шуриа, – спокойно поведал князь. – И по меньшей мере половина из них сосредоточена в горах острова Тэлэйт. Они зовут его Шанта. Это их родина, эрна Кэдвен, место, откуда они вышли…
– Змеиное гнездо, – вновь встрял Конри. Вилдайр Эмрис выгнул бровь на это замечание и невозмутимо продолжил:
– …и куда вернулись последние из них, чтобы медленно вымирать под гнетом Проклятия Сигрейн. Полагаю, всю сагу мы цитировать не будем. Скажу только, что ни мы, ни они ничего не забыли. Высадившись на острове, мы неминуемо ввяжемся в беспощадную партизанскую войну, в которой падут не только последние шуриа, но и немало ролфи. В общем-то, участь нашего единственного гарнизона на Тэлэйт – вы же знаете, что мы все-таки удерживаем там форт Сигрейн, что весьма символично, не так ли? – это вполне убедительно доказывает. Тэлэйт буквально кишит бандами то ли повстанцев, то ли просто мародеров и разбойников, пиратами, диверсионными группами конфедератов и имперцев – и это не считая племен шуриа, засевших в горах. И задача наша проста – изыскать способ заставить последних Третьих самих присягнуть Ролэнси. Добровольно.
– Но… – У эрны Кэдвен буквально отвалилась челюсть. И в самом деле, предположение о том, что проклятые могут вдруг покориться извечным врагам, было не просто диким и невероятным. Оно было безумным. – Но ведь они же… – вновь начала Грэйн и задохнулась, подавившись словами, которые не слишком прилично произносить в обществе собственного князя.
– Я же сказал, что сагу о Деве Сигрейн мы пересказывать не будем. – Священный Князь продемонстрировал безупречный прикус в улыбке. – Достаточно будет того, что такой способ мы нашли. А вам, эрна Кэдвен, должно быть довольно моего решения. Конри, продолжай.
– Взгляните, эрна Кэдвен, – лорд-секретарь отпер ящик бюро и извлек оттуда медальон в золотой оправе – крохотный портрет-миниатюру. – Внимательно рассмотрите это лицо.
– Шуриа, – выдохнула девушка, буквально просвечивая портретик зазеленевшими глазами.
– О да, – ухмыльнулся Священный Князь. – Леди Джойана Алэйа, графиня Янамари. Вот тот ключик, которым мы откроем для себя проливы и наконец-то получим Тэлэйт. И вот ваше непосредственное задание, посвященная Кэдвен. Вам надлежит отправиться в Синтаф, проникнуть в Санниву и выкрасть графиню. Доставьте ее в Эйнсли живой и невредимой, привезите ее сюда, ко мне – и Тэлэйт станет нашим вместе с последними шуриа и всеми их потрохами.
Рамман Никэйн Янамари
Наверное, это был самый последний снегопад уходящей зимы. Словно та взяла реванш за долгие оттепели января и туманные теплые ночи февраля, наслав ледяной ветер и настоящую вьюгу в ту пору, когда следовало бы уже почкам набухать на деревьях и возвращаться с зимовий птицам. Снег, легший поверх зеленой травы, как напоминание о том, что все повторится снова, следуя извечному жизненному циклу: за зимой следует весна, и лето наливается жизнью, чтобы потом рассыпаться прахом в ледяных объятиях небытия.
Мокрые хлопья падали на искусственные розы на бархатном капоре Джоны – этом последнем писке моды: одна раскрытая, другая обязательно в бутоне. Леди Янамари плохо переносила холод и даже в пальто на лебяжьем пуху отчаянно мерзла. Виду она не подавала, но губы быстро посинели, а нос сразу стал мокрый и красный. И получилось, что не поцеловала, а клюнула Раммана в щеку.
– Ведите себя хорошо!
Идгард, конечно, ревел во всю глотку, теребил материнский подол, и только уверение, что мама привезет из столицы новую игрушку – лошадку с настоящими хвостом и гривой, – кое-как утешило расстроенного мальчугана. Но он продолжал всхлипывать и обиженно сопеть.
– Я люблю вас, дорогие мои, – шепнула на прощание Джона. – Я обязательно вернусь. Обещаю.
– Не волнуйся за нас, мы справимся, – бодро ответствовал Рамман и, чтобы предупредить дальнейшие наставления, добавил: – И где самое безопасное место, и к кому обращаться за помощью, я тоже помню. Ты повторила мне это раз сорок, если не больше.
Она тихонечко всхлипнула и шутливо пригрозила пальчиком, мол, смотри у меня и только попробуй пойти против материнской воли, ужо я тебя!
Юноша почтительно поклонился родительнице, прижался щекой к ее ладони, затянутой в лайку перчатки. Имел бы право – заплакал бы от щемящего нехорошего чувства скорой потери.
– При первой же возможности я вызову вас обоих. Дай только срок все уладить.
Не исключено, что Джона вызовет детей на собственную свадьбу с каким-нибудь сговорчивым вельможей, который польстится на хорошее содержание. С одной стороны, Рамман стал бы полноправным хозяином Янамари, а с другой – ему совершенно не хотелось видеть мать замужем за посторонним. Кто знает, как этот чужак будет относиться к супруге-шуриа после обряда. А вдруг неподобающе сурово? Эвфемизм, означающий в светских разговорах банальные побои. Да и вообще… Зачем им всем кто-то чужой, когда есть свои?
Узенькие подошвы теплых бот оставили на снегу аккуратную цепочку кукольных следочков, будто не взрослая женщина прошла, а маленькая девочка пробежала. В столице знатные женщины и в снег, и в дождь носят почти невесомые тряпичные туфельки, намокающие от любой сырости, а потому перемещаться по городу приходится только в экипаже, но в провинции все проще и здоровее.
– Береги себя! Одевайся теплее.
Довелось юноше видеть эти новомодные наряды в журналах – тончайшие, полупрозрачные платья из батиста, по сути ничего не прикрывающие. Сплошное бесстыдство и разврат, и, к радости Раммана, эта мода матери не шла катастрофически. Ну кому же охота демонстрировать всем желающим острые коленки и локти, костлявые бедра и торчащие лопатки вместо соблазнительных округлых форм канонических красавиц. На всякий случай бдительный сын провел беглый осмотр материнского гардероба и ничего особо предосудительного там не обнаружил. Уже хорошо.
Рамман взял брата на руки, поднял повыше, и они еще долго махали вслед экипажу, уносившему Джону из родного дома. До тех пор, пока ландо не скрылось из виду.
– Будешь печеное яблочко с медом? – спросил он у зареванного малыша, чтобы хоть как-то его утешить.
И они вернулись в дом, как-то мгновенно осиротевший без хозяйки. Пусто и холодно будет теперь в Янамари-Тай, как если бы вдруг погасили все камины в залах, задули печи на кухне и все обитатели усадьбы разъехались в разные стороны. Почему так – непонятно, но без Джоны дом переставал быть живым. Это чувствовали все – и слуги, и охрана, не говоря уж про самого Раммана и его маленького братца.
Бедный маленький совенок, он еще неделю все свободное от занятий время будет простаивать возле окна в ожидании чуда. Вдруг мама передумала и возвращается, а он пропустит этот радостный момент. А утром Идгард первым делом заглянет в материнскую спальню, чтобы потом побрести умываться с видом безвинно побитого щенка.