ендию, чтобы и Джоне показать, и не привлечь внимания многочисленных охотниц на чужих женихов.
– Да практически все. Мало кто захочет пропускать столь важное мероприятие.
– Замечательно.
«Блудница! Позорница! Змеища!» – вопил прапрапрадедушкин дух, которому леди Янамари дала полюбоваться своими планами на предстоящую встречу на балу. Благо, императорский дворец велик, и мест для уединения там превеликое множество. Некоторые темы следует обсуждать наедине и без свидетелей.
Весенний бал – это то место, где надо смотреть вокруг внимательно и запоминать, кто с кем завел невинный разговор, чей набор драгоценностей пополнился новым экспонатом и в какую цель направлены ядовитые стрелы злословия. Здесь определятся новые фавориты и завяжутся новые знакомства. Поглядим на женихов, выберем лучшего, потанцуем, пересчитаем уцелевших соратников, проверим на крепость нервы Его Императорского Величества. Да мало ли чем можно заняться долгой апрельской ночью? Нет, Весенний бал пропускать никак нельзя. И, кроме всего прочего, там будет Аластар.
Риск обостряет чувства до крайнего предела, опасность щекочет нервы обоим соучастникам, но кровь уже подожжена притворно-безразличным взглядом, брошенным как бы вскользь, а под кожей тонкими змейками растекаются ручейки неутоленного желания. А потом… бесшумная битва в кромешной тьме заброшенного покоя, в которой все победители и все побежденные. Что и говорить, из трех веков опыта и самоконтроля и трех десятков лет обреченности получается обжигаюший коктейль, чреватый тяжким похмельем.
«Шлюха!» – торжественно провозгласил призрак откуда-то с люстры.
«Спорить не буду – ты у нас главный специалист по шлюхам».
Бедному лорду Джафиту пришлось звать слуг, чтобы подкинули поленьев в огонь, – так резко похолодало в будуаре.
– А у баронета из Ерреа в имении отопление оборудовано по самому последнему слову техники – центральное. Воду нагревают в одном подвальном котле, а потом она через дом идет по трубам.
Орик не был бы императорским брачным агентом, если бы перестал без устали расхваливать кандидатов. Наверняка во всех красках расписывал достоинства леди Янамари: какая она очаровательная и остроумная собеседница, сколь изысканно воспитана, не забывая упомянуть об изящном телосложении, нисколько не помешавшем удачному деторождению. Одним словом, кушает мало, а приданого за ней отойдет изрядно. Надо брать!
И нечему тут удивляться. Брачные узы – это деловая сделка, где верный расчет может принести значительную прибыль, и наоборот, промах повлечет за собой серьезные убытки для обеих сторон.
– Останешься со мной отобедать? Сегодня у нас жаркое из молодого барашка со спаржей. Троер расстарался в честь открытия сезона. По рецепту моей маменьки.
Лорд Джафит колебался совсем недолго. Если уж шуриа что и умеют готовить, так это баранину. На их убогом острове только овцы и водятся.
– Я крайне признателен, сокровище мое. С огромным удовольствием, – улыбнулся он, плотоядно щурясь, отчего казалось, будто меж полуприкрытых век течет золотой расплав.
С этими диллайн никогда не поймешь, кем они больше хотят перекусить – сытным обедом или тобой.
– Только без фокусов с подливанием приворотного зелья, договорились? – шутливо предупредила Джона.
И в этой шутке была только маленькая часть шутки. Орик ее, разумеется, любит как родную и души не чает, но мы же не знаем, что именно ему приказал наш добрый и милостивый император, верно?
– Ты хочешь обидеть старого друга, душа моя?
Воистину, лорд Джафит гордился своей работой в этот миг как никогда прежде. Это ведь он надоумил Бранда Никэйна обратить внимание на графиню-шуриа, уговорил составить брачный договор настолько деликатно, чтобы клюнула самая пугливая юница. А уж кто может оказаться опасливее, чем проклятая? Бездонная память диллайн хранила давний разговор со счастливым мужем и отцом спустя три года после обряда. На одном из приемов у императора лорд Никэйн показал глазами на шествующую в танце супругу, чьи щечки разрумянились, глазки богомерзкого цвета сияли, а фигурка приятным глазу образом округлилась в нужных местах, и сказал: «С ней весело». В его устах то была высшая похвала женщине.
Далее дни пошли своим чередом – в основном в тщательном изучении кандидатов в женихи и чуть в меньшей степени – в подготовке к балу. Модистка леди Янамари изловчилась соорудить за столь короткий срок малиново-красное платье с юбкой, расшитой искусственными цветами и листьями, подобрав плотный шелк самого холодного тона, чтобы выгодно оттенить цвет кожи. Низкий вырез декольте – дань желаниям императора видеть вокруг исключительно красоту женских форм, расшитый золотой нитью роскошный теплый палантин, чтобы не замерзнуть до состояния ледяной статуи, и диадема с ожерельем – специально для женихов. Графине Джойане есть что предложить в обмен на покровительство для себя и младшего сына. Возможно, и Аластар что-то дельное присоветует.
На следующее утро после бала открывался тот самый важный аукцион, на который был выставлен дом государственного преступника Лердена Гарби. Камердинера пришлось заслать в контору устроителя, чтобы он зарегистрировался как представитель графини Янамари, а заодно разведал обстановку.
– Посмотришь в список очень внимательно и, если увидишь знакомые имена, запомни их.
– Знакомые? Это какие?
Вообще-то Арану цены нет, ибо – предан, исполнителен и аккуратен, но тугодум из тугодумов. Впрочем, а зачем личному слуге резвый ум?
– Знакомые, Аран, – терпеливо объясняла Джона. – Это люди, которых я регулярно принимаю в гостях.
– У вас этих знакомых столько, что всех не упомнишь.
Э нет, дружочек, ты у меня так просто не отвертишься от сложной умственной работы!
– Барона Форвина знаешь?
– Этого, который с рыжей щетиной? А как же ж!
– Вот и отлично, – ядовито ухмыльнулась графиня. – Если увидишь его фамилию в списке устроителя, запомнишь и мне скажешь, понял?
– А вы, миледи, у него сами спросите. Может, он идти на этот аукциён и не собирается? – решил схитрить упрямый камердинер.
«Выпороть паршивца! Шкуру снять и мясо солью присыпать!»
«Тьфу, гадость какая!»
От прадедушкиных воплей у Джоны и так в голове постоянно звенело, чтобы проявлять долготерпение и благодушие.
– Аран!
– У меня глаза болят читать каракули ихних клерков, – изворачивался тот.
– Аран, я тебя выгоню. В шею, на улицу, умирать под забором, как пса шелудивого.
И выгнала бы. Многоопытный Бранд Никэйн не только прислугу выдрессировал, но и жену обучил всем приемам борьбы с нерадивостью, ленью и разгильдяйством. Обязательно выгнала бы. Непременно. А потом посередь ночи искать бы пошла вся в слезах и домой вернула, преизрядно отругав и незаметно сунув в ладонь сребрушку на непредвиденные расходы. Заметно нельзя, иначе они все начнут уходить из дому умирать под заборами, как псы шелудивые.
Как и предвиделось Джоной с самого начала, Аран посчитал ниже достоинства доверенного лица ее светлости графини Янамари приглядываться к фамилиям в списках. Лорд Джафит, ставший свидетелем хозяйского разноса, только диву давался, откуда в столь тщедушном теле взялись столь мощные голосовые связки. С другой стороны, скандал пошел на пользу Джониной внешности – разжег на ее сероватом в прозелень лице жаркий румянец. Перед балом очень кстати получилось, между прочим.
В отличие от столичных модниц, щеголявших и зимой и летом в тончайших и легчайших шмизах и поголовно пренебрегавших пальто, леди Алэйа закуталась в меха столь плотно, что только нос из капора торчал.
«Змеюка хладнокровная, – напутствовал ее злоязыкий призрак. – Гляди, хвост голый не отморозь».
Какой все-таки заботливый пращур попался, даром что мертвый, негодяй.
К удивлению своему, Джона не знала, куда деваться от неожиданного трепета. Словно вернулась назад, в прошлое, прежней девочкой-дикаркой, превратившейся в одночасье из ненужного никому последыша – и в единственную наследницу Янамари, и в подсудимую, и в завидную невесту одновременно. Многовато всего и сразу, спору нет.
Едва только Эсмонд-Круг признал ее невиновной и выдал Оркену, как за графиню взялся лорд Джафит, ибо утонченными манерами и воспитанием юная шуриа, мягко говоря, не блистала. Отец Элишву, ее мать, в свет вывозил нечасто, а та не отягощала себя родительскими наставлениями. Ее девизом было: «Жизнь – это праздник!» – а настоящий праздник ограничений не подразумевает, верно?
Но маленькая шуриа доказала большому диллайн, что способна за несколько месяцев научиться говорить как леди, держаться как леди и вести себя как леди. Одним словом, на такой же Весенний бал, только семнадцать лет назад, Джону точно так же вез лично лорд Джафит. Мода была иная – юбки пышнее, яркие шарфы на поясе, большие шляпы с лентами на высоко взбитых волосах, а все остальное – то же самое. Да! Император тоже был иной. Атэлмар Седьмой, имеющий к Атеэйлмару Первому Эмрису столь отдаленное отношение, что будь они простыми смертными – уже давно и за родню не считался бы. К слову, Восьмой по счету Атэлмар Вайерд Ол-Асджер, то бишь нынешний Святой Идвиг, вообще произошел от побочной ветви императорской фамилии, и его права на синтафский трон очень и очень сомнительны, даже ему самому. Хотя… диллайнской крови в нем значительно больше. Что ни говори, а эсмонды сложа руки не сидели, они несколько веков планомерно вытравляли ролфийское наследство княжны Лэнсилэйн.
Думать о кровнородственных связях перед балом – означает наживать себе головную боль, а у Джоны и так имелось о чем поразмыслить. Например, о том, что дорога жизни отнюдь не прямая, а похожа на спираль, и люди просто обречены проходить одним и тем же путем многократно. За семнадцать лет графиня Алэйа выросла и, будем надеяться, поумнела, чтобы правильно распорядиться своей судьбой. Правда, второго Бранда Никэйна ей никогда не найти, не родился еще такой.