– Например, та, что позволяет симулировать морскую болезнь? – Нимрэйд хихикнул. – Не слыхал прежде, чтоб ролфи с перепугу забивались в самую темную нору. А так хотелось увидеть знаменитую ролфийскую отвагу, так сказать, воочию.
– Тогда вы обратились не по адресу, – равнодушно пожала плечами Грэйн. – Ибо сказано: «Отвага и доблесть пристали мужам, удел жен – терпение и стойкость».
– О, знаменитый ролфийский «Воинский канон»! Наслышан, наслышан. Верно говорят, что его придумали в эпоху вашего окончательного поражения?
– Только мертвый побежден навсегда, – парировала она цитатой, которую даже шуриа должен был знать. – А мы – выжили, и это главное. Не логично ли предположить, что терпение – одна из тех добродетелей, которые неизбежно вознаграждаются?
– А как же волчье бешенство? – Капитан выпрямился на стуле. Равнодушным он больше не выглядел, как, впрочем, и миролюбивым. – Не мешает? Ведь оно течет в вашей крови, это проклятие.
– Не слишком, – Грэйн оскалилась. – Полагаю, ваше проклятие вам мешает больше.
– О нет, моя дорогая эрна, это проклятие – ваше, – только глухой не расслышал бы в этом шипении угрозу. – Что ж… как вы смотрите на то, чтоб продемонстрировать мне одну из ролфийских добродетелей, а? В качестве маленькой компенсации?
– Это вы так пытаетесь стрясти с меня дополнительную плату за проезд? – девушка презрительно фыркнула. – Сверх того, что вам платит лорд Конри? Забавно. Полагаю, ему это не слишком понравится.
– Всегда хотел поиметь ролфийскую девку, – пожал плечами Нимрэйд. – Правду говорят, что вы все – девственницы?
– Если хотите проверить, не забудьте, что у нас за это вешают, – хладнокровно напомнила Грэйн. – Впрочем, для вас Конри может сделать исключение и, к примеру, утопить. Вместе с кораблем.
– Да бросьте, эрна! – он усмехнулся. – Ведь мы на корабле. А корабль, знаете ли, это – довольно сложный организм. У него есть множество узких темных переходов и скользких трапов, где посланница лорда Конри может запросто оступиться и свернуть себе шею. И кто тогда выполнит ее секретнейшую миссию? И кто же доложит Конри? А еще у корабля есть борт, за который вполне может выпасть то, что останется от несговорчивой шпионки после общения с моей командой. Конри расстроится, конечно, – и пошлет следующую.
– Принуждение, – мурлыкнула Грэйн и налила себе еще вина. – Ну что ж, вы и впрямь считаете, что это звучит лучше, чем насилие?
– Да мне плевать, как это звучит. Ваша миссия под угрозой, эрна, ибо плата за проезд увеличилась. Платите – или из пассажирки станете призом. Право же, от вас не убудет.
– Ну-ну, – девушка ухмыльнулась и залпом выпила вино. – Какая трогательная забота о моей миссии! И как же вы уверены, что я не вернусь в Ролэнси. И не вспорю вам брюхо при следующей личной встрече, когда не буду связана приказами. И не насыплю туда соли.
– Риск – это как раз то, что позволяет обойти ваше проклятие, – пожал плечами капитан.
– Всегда подозревала, что Сигрейн сформулировала его слишком уж мягко, – кивнула Грэйн и встала. – Вот и случай удостовериться. Ну что же, валяйте.
– Что?
– Ну, давайте уже, насилуйте, раз собирались. И покончим с этим побыстрее.
Она так до конца и не поверила, что все это всерьез, что это не игра и все происходит на самом деле – и с ней. А зря, как оказалось. Зря не поверила.
«Только мертвый побежден навсегда», да? В объятия Локки[17] того придурка, что изрек когда-то эту самоубийственную чушь! Вот посмотрела бы Грэйн на то, как составитель древнего канона применил бы свою сентенцию на практике!
Девушка резко выдохнула, обхватив руками колени, и поморщилась, случайно потревожив свежий синяк. Это ничего. Синяки сойдут, а кровь с бедер она уже смыла, наплевав и на брезгливость, и на возможных непрошеных наблюдателей. Какой может быть стыд – теперь-то? Но стереть память о чужих бесцеремонных руках все равно не получится. Разве дело в боли? Уж что-что, а физическую боль Грэйн терпеть умела. В женской казарме учебного лагеря слабые и плаксивые просто не выживают. Ролфи не терпят слабости и не прощают ее, а уж ролфийские женщины всегда готовы растерзать нерешительную или слишком нежную товарку. Слабый – угроза для стаи, ему не место под серебряной Морайг. За прошедшие века нравы чуть смягчились, но не настолько, чтоб забыть о том, что делает ролфи волчьим племенем.
И не настолько, чтоб сородичи вдруг стали милостивы к падшим. А она только что пала так низко, что там, где она нынче барахтается, даже поганые душонки шуриа не ползают. Наелась падали досыта, притом добровольно. И все ради чего? Миссии, в успех которой и сама не верит?
Будь то, что случилось в каюте, насилием, Грэйн понимала бы, как должно себя вести. Но как раз насилием это и не было! Никакого особенного вреда проклятый шуриа ей не причинил – не считая не такой уж болезненной утраты девичества, нескольких синяков и укусов да отдавленной в похотливом угаре ноги. Ничего такого, что не могло бы случиться с нею в том же форте Логан, где-нибудь в укромном уголке темной кладовой или на кушетке майора Фрэнгена. Ничего из того, что невозможно было бы пережить – случись это с сородичем.
Но шуриа! Только не грязный вонючий дикарь-шуриа…
Именно шуриа. Кому еще хватило бы наглости вынудить ролфийскую деву саму отдаться низшему и проклятому прямо на столе, практически добровольно и безо всякого сопротивления? И терпеливо сносить все, что ему вздумается, в течение… Грэйн показалось, что вечности. Но она держалась, заставляя себя не двигаться и не реагировать на все то, что эта сволочь ей азартно пыхтела прямо в ухо. И даже не морщиться от резкого и какого-то то ли кислого, то ли прелого запаха, которым от него разило.
Стиснула зубы и раздвинула ноги, да, эрна Кэдвен? Прям точь-в-точь как и предсказывал ей Фрэнген, брезгливо отказавшийся от того, что в итоге досталось – шуриа!
Грэйн передернуло.
Неужели Конри так все и рассчитал? Заподозрил, что Нимрэйд может быть причастен к неудачам предыдущих агентов, – и подсунул ему женщину в расчете на то, что похотливая сволочь не удержится от искушения?
Кровь Локки, да что же это… Как же такое может быть?
Она до крови вонзила клыки в и без того саднящую губу и от души пожалела, что не может просто разреветься от обиды и беспомощности. Волки не плачут – и ролфи тоже. Как несправедливо рассудили боги!
Нет. Этого не может быть. Никто не стал бы ставить на такую сомнительную карту, как девичья невинность и прелесть, – а уж Рэналд Конри и подавно. Просто потому, что это полная чушь. Никто не помешал бы шуриа, вдоволь наигравшись, выполнить свою угрозу и отдать ее команде, а потом – выкинуть то, что останется, за борт. Значит, он с самого начала просто блефовал. Сыграл на знаменитой ролфийской безрассудной преданности вожаку – и не прогадал. Грэйн ему и в самом деле продемонстрировала все отличительные черты характера настоящей ролфи. Кроме одного, пожалуй. Дети Морайг, помимо прочего, известны долгой-долгой памятью – и неизбежно настигающей врага местью. Уж что им действительно всегда удается, так это месть. Эрна Лэнсилэйн сумела отомстить за поражение и унижение спустя пять столетий, руками своего внука Вилдайра. Грэйн не собирается ждать так долго – ведь поганый шуриа может и не дожить. А ей хочется, чтоб он дожил, сильно-сильно хочется. Чтоб и в самом деле вспороть ему брюхо и посмотреть, как раздавленный змей будет корчиться на камнях острова Ролэнт…
«Вы закончили?»
Грэйн снова услышала собственный холодно-отстраненный голос там, в каюте, и зажала руками уши, чтоб он перестал звучать. Не помогло.
«А?»
«Если вы закончили, может быть, все-таки слезете с меня? Вы стоите на моей ноге».
«Проклятие! – хрипло рассмеялся шуриа. – Вот они, хладнокровные ролфийские суки! Да как вы вообще умудряетесь размножаться, при таком-то темпераменте? Лучше уж дохлую тюлениху трахнуть, чем ролфи, – и то будет погорячее!»
«Значит, впредь будете разборчивее, – Грэйн пожала плечами и застегнула корсаж. – И не так падки на каждую юбку, что занесет на вашу посудину».
«А вы, моя благородная эрна, возможно, впредь не будете столь доверчивы? – шуриа аж закашлялся от смеха. – А вдруг я блефовал и вы напрасно пожертвовали самым дорогим, а? Я впечатлен, кстати. Мое восхищение ролфийским принципам, вы их блистательно продемонстрировали. Неудивительно, что диллайн умудрялись столько веков вас беспрепятственно иметь. Или же – не блефовал, – и оборвал смех издевательским шипением, – и ваша беспримерная жертва все равно оказалась напрасной, а?»
Она застегнула последнюю пуговку и спокойно налила себе вина в чудом уцелевший бокал. Тщательно прополоскав рот, сплюнула на ковер и сухо ответила:
«Да пошел ты со своими угрозами, шурианский ублюдок. Чем ты теперь-то меня напугаешь? Когда твое корыто доползет до Синтафа, завтра? Ты высадишь меня, где условлено, а потом заберешь там, где задумано. Ролэнси тебе за это заплатило – и даже сверх того! А если ты недоволен премией, все претензии к Конри. Он тебе потом еще накинет».
«Как заговорила! – огрызнулся Нимрэйд. – А недавно и пискнуть боялась. Ролфийская сука. Ты сдохнешь в камере Мэйтагаррского замка, а я все равно останусь в выигрыше. Ты не вернешься».
«Вернусь».
Да. Вот теперь Грэйн действительно должна была победить и вернуться. Хотя бы затем, чтоб швырнуть к ногам Священного Князя эту ползучую тварь-графиню, за которую уже сейчас пришлось заплатить такую цену. А еще – доказать им всем, что у отправленной в расход приманки тоже могут оставаться зубы. Обязательно, непременно вернуться. Только так – иначе она больше не ролфи.
Она заснула, хотя была уверена, что не сумеет сомкнуть глаз. Заснула, потому что ей нужны были другие силы, кроме этих, дарованных подавляемым бешенством. А во сне к Грэйн пришел волк. Склонился и согрел теплым дыханием ее волосы. И Грэйн, обняв священного посланца за шею, уткнулась лицом в серебристый мех и наконец-то разрыдалась. Боги с ней. Она все-таки ролфи. А значит – все у нее получится.