- Но…
- Не поворачивайся, потом, - шепчет он.
И я замираю. Только вздохи и слабые всхлипы, когда он касается окаменевших вершинок грудей. Вторая рука идет ниже, и я кусаю губы.
- Идеальная Даша. Шелк, сплошной шелк.
Он ласково двигает пальцами там, где другим вход закрыт, а ему… наверное…
- Подожди, Дима…
- Тебе не нравится?
- Нравится.
- Тогда помолчи. Дай мне побыть счастливым.
Еще раз огладив грудь, он поднимает руку, обхватывает подбородок и поворачивает его, подставляя мой рот под быстрый захват уверенных губ. Мои стоны пьют. И горячий язык толкается, ускоряя безумный бег происходящего.
Я маленькая девочка, которая потерялась в удовольствии.
Плыву на медленных, ласковых, сильных волнах. Забываюсь в его руках. Хочется поддаться, согласиться на все и посмотреть, что будет.
До этой поры меня несло по течению, так почему бы не плыть дальше. Это же было, надо смотреть правде в лицо - Можайский делает предложение поработать шопером, и я, почти не раздумывая, хватаю удачу за хвост и лечу в Париж. Дима сообщает журналистке, что я его девушка, одним собственным решением, не советуясь, просто ставя меня перед фактом. И я послушно подыгрываю, не протестуя, не опровергая ни слова. Он хочет, чтобы во Франции я начала с ним спать, просит «побыть счастливым», и я...
За спиной захрустела упаковка. Кажется, кто-то разворачивает пакетик с презервативом.
— Дим, а что будет через пять дней?
— В смысле? Даша, сейчас не до разговоров...
— И все-таки...
— Отвезу Киру, навалится работа, мне нужно будет срочно уехать в США. Постой ровно, солнышко, не приседай.
Как много планов и все без меня. Настроение исчезло в секунды.
Подчиниться, стать чьим-то развлечением на ближайшие дни, даже самой получить разовое удовольствие - это действительно то, что я хочу?
Вот сейчас, я психологически была не готова, просила его остановиться, но он… настаивал и продолжает настаивать.
— Я, кажется, не готова, Дим.
— Что?! - он на мгновение замирает, затем прижимается ко мне, горячий и готовый. - Обсудим это попозже? Я с ума схожу. Расслабься, Дашенька.
Единственное, что мне оставалось, пытаться сползти вниз, прямо на халат, сброшенный на пол. Но сильные руки удерживают меня, словно в тисках.
— Даша, умоляю, не дури, я сейчас взорвусь.
— Но мне… МНЕ не хочется! Точнее сначала не хотелось, потом захотелось, но сейчас опять нет.
— Значит волнами.
И он целует в шею, впивается с легким укусом, вызывая табунок быстро разбегающихся по телу мурашек. Кожа мгновенно загорается, и я непроизвольно начинаю постанывать.
— Да-а-ашенька, нежная моя. Сейчас будет хорошо.
Тут я поняла, что вишу на волоске от изнасилования, причем в процессе даже буду рада, много раз вслух об этом сообщу, зато потом - почувствую себя глубоко несчастной.
И я закричала. Так внезапно и громко, что Дима закрыл ладонью рот. Скорее всего в страхе разбудить Киру.
Кусаю… Скорее по инерции, нежели серьезно его опасаясь. Он резко отнимает руку, и мы, тяжело дыша, отшатываемся друг от друга.
Я поднимаю халат, чтобы прикрыться и ловлю хмурый оценивающий взгляд. Точно такой, каким Можайский одарил меня в первую нашу встречу, в магазине.
Иногда, чтобы тебя увидели, нужно отказать.
Глава 13. Скажем Сирокко нет. Ну и всем остальным тоже
Я, конечно, не богиня секса, но и не на дереве себя нашла
«Цветок кактуса»
- Я считаю, что высшая форма безумства любви – женитьба, - вещал Ломов, картинно отставляя ногу в ботинках Бер-ти*.
По моей рекомендации друзья приобрели несколько готовых пар и заказали на пробу несколько вариантов по индивидуальному пошиву. Выполненные точно по ноге ботинки, сядут словно вторая кожа, невесомые и удобные.
- Ты уже сходил несколько раз… с ума, - мрачно заметил Можайский. После того, как ночью я выпроводила его за дверь, он ждал, что я передумала и сама подойду. Но никак не мог дождаться. Я была мила и… отстраненна. Все утро Дмитрий был пасмурнен, и, я бы сказала, отчасти зол.
– Ты же, Вовка, даже на свадьбе свидетельницу тискал, насколько я помню. Это тоже было помрачение рассудка?
- Пфф. – Ломов любовался на себя в зеркале. Сине-белый casual-комплект, который я ему собрала, подчеркнул вдохновенный имидж немного романтика, немного ловеласа и весомо так – успешного адвоката. – Значит не нашел еще ту, от которой глаз бы не смог отвести. Богиню!
- От Богинь вообще опасно глаза отводить, вспомни Геру. Сколько любовниц Зевса лично закопала, как он-то жив остался, загадка, - Гриша еще не одел то, что я ему вручила. Так и стоял со стопкой в руках, с интересом изучая то Можайского, то меня, старающуюся держаться подальше от Димы.
Мы находились в Галерее Лафайет, красивейшем торговом центре Парижа. Огромное отдельное здание с бутиками для мужчин оказалось очень удобно для быстрых покупок и комплексного шопинга. Пока друзья переодевались и болтали, я сновала от примерочной к соседним магазинчикам с пачками одежды в руках.
Передо мной никто не извинился. Не пытался мягко заговорить. Значит – не судьба. Я знаю, что такое больные отношения, когда один делает что хочет, а второй только подстраивается. Эта зараза отравляет всю жизнь. Ну уж - нет.
Выше нос и легче шаг. Я не зарюсь на деньги и не буду лебезить из-за того, что просто не захотела секса с малознакомым парнем. Если весь мир – театр, то не стоит проводить жизнь в буфете. Да, там хорошо кормят, но по-настоящему интересные вещи происходят не там.
- Чтобы быть с Герой и не умереть, нужно быть богом, - сообщил Можайский, поправляя ремень. Он впервые за всю поездку расстался со своими безразмерными футболками и штанами-карго. Сейчас в мою сторону поворачивался уверенный в себе успешный молодой мужчина. Очень красивый, черт его дери. – Дарья, подойди и сними с меня этикетки или ценники, не знаю, что тут принято вешать на одежду. Отнесешь потом на кассу. Пожалуй, не буду переодеваться в свое, уйду в этом.
Вот так я быстро стала Дарьей и «принеси-подай» без всякого спасибо-пожалуйста. Я бы даже поверила в появившееся равнодушие, если бы не очередной охотничий прищур, который поймала в зеркало.
- Конечно, Дмитрий, как скажешь, сделаю в лучшем виде. Я другой вариант принесла, пока его померишь, сниму с этого этикетки, - пропела я, с удовольствием наблюдая как Можайского перекашивает.
Я такая милая и женственная, смотрю нежно и искусственно, пою согласные песни… и не подхожу, не вступаю в опасную близость с притаившемся в засаде хищником. Слишком у меня от Можайского крышечка едет, и он об этом подозревает. Так что «нет-нет». Бабочка на огонь не полетит.
В душе мне было больно и азартно. Странное чувство, когда бьют вместо сердца барабаны, колотят бравурный марш прямо по нервам. Наверное, уже скоро я буду реветь в подушку и жалеть, что не провела с ним ночь, пять ночей. Было бы потом что вспомнить. Но… я не хочу это запоминать. Мне не нужны подачки.
- Эй, - сказал Гриша, - а кто это с Киркой болтает?
Пока мы увлекались эмоциональной корридой, заскучавшая девочка встала с пуфика и ходила вдоль кругового парапета, украшающего ближайший бутик. Точнее делала это несколько минут назад. А сейчас она стояла и разговаривала с очень знакомым седовласым мужчиной, согнувшимся над ней крючком, будто змея над ни о чем не подозревающим кроликом.
- Кира! - рявкнул Можайский, широкими шагами сокращая расстояние между собой и сестрой.
Стоящий рядом с девочкой вздрогнул, закивал ей, явно прощаясь, попытался потрепать по щечке, но малышка ловко увернулась к нашему всеобщему облегчению.
Пока неизвестный джентльмен, торопясь, ринулся к лестнице, она, вприпрыжку, двинулась к брату.
- Что хотел? – Дмитрий, и так пребывая в отвратительном настроении, сейчас выглядел грозовой тучей. - Дарья, этот тот седой, о котором ты вчера говорила?
Я молча кивнула.
- Он просто интересовался моими делами, спрашивал, почему второй день не размещаю фотки, - недоуменно отрапортовала сестра. – Это один из моих подписчиков, не волнуйся, он хороший дядечка.
Выражение лица Можайского говорило, что в» хорошего» он категорически не верит, а попадись тот ему в руки и «дядечкой» бы не долго оставался.
Он подтолкнул улыбающуюся Киру в мою сторону, а сам что-то сквозь зубы зацедил Ломову.
- Хана Сирокко, - тихо прошептал Гриша, неведомо как оказавшийся очень близко, буквально за спиной. – Димыч ненавидит, когда трогают его семью.
- А что от него хотят? – так же негромко спросила я, погладив по голове прижавшуюся ко мне Киру, несколько напуганную реакцией брата. Сегодня с утра я разрешила ей снова надеть костюм енота, и девочка вызывала всеобщий позитив, даже с откинутой назад маской.
- Сражаются за партнерство. Хотят доработать и продавать его программу по виртуальной реальности. Еще в Москве он сомневался кого выбрать, но…
Шепот Распутина поднимал в воздух пряди у уха.
Можайский внезапно оглянулся, и я остро ощутила придвинутое вплотную сзади крепкое мужское тело. Но не отодвинулась. С чего мне отскакивать от Гриши? Стоим и разговариваем.
- Покупаем все без примерки, и так понятно, что Даша нас всех теперь вдоль и поперек знает, - подходя, весело сообщил Ломов. – У нас с Димычем внезапное дело нарисовалось. Все едем в гостиницу. Срочно.
Что бы мне не говорили, а есть свой плюс в жизни обычного человека, работающего строго отведенное время с понедельника до пятницы. Ни преследований, ни внезапных дел, можно спокойно отдыхать во время отпуска и не волноваться, что узнают.
И жизнь вне работы – своя собственная. У нас как-то директор из региона пыталась пригласить подругу детства на работу. Столичная зарплата девушке очень понравилась, она счастливо охала и ахала, вещи начала собирать, благодарила. Но как только она узнала наш график, да еще что по полтора часа только в одну сторону до бутика добираться, а вечером - обратно, сразу передумала. Сказала: «Я молодая, для себя хочу пожить, бог с ними, с деньгами». Каждый выбирает свой баланс между личным и трудовым временем.