Он сидит в первом ряду, безразлично смотрит в окно, потом на потолок, потом, так же равнодушно, — на Сашу. Нет, никогда она не сможет сказать ему: «Уходи отсюда, ты — посторонний».
И вдруг он сам поднимается и медленно, с достоинством, идёт к двери. Наскучило ему тут сидеть? А может, сам понял, что посторонним надо покинуть зал? Он ушёл. А Саша наконец пришла в себя и стала переводить для всех Галин шёпот:
— Начали первую сцену, — тихо говорит Галя.
— Начали первую сцену! — громко повторяет Саша и ещё добавляет от своего имени: — Только не строить из себя великих артисток. Ты, Ксенька, не Людмила Гурченко, и ты из себя не строй.
Высокая Надя говорит Ксении:
— Милая моя дочка Красная Шапочка! Пойди, навести бабушку, отнеси ей гостинцы — пирожки с капустой и с мясом, яблочный торт и бутылку молока.
А Ксенька отвечает притворным тоненьким голоском:
— Хорошо, я пойду. Где моя корзиночка?
А сама нарочно качает головой, чтобы волосы рассыпались дождём. Саша все эти хитрости насквозь видит, прямо терпеть Саша этого не может. И говорит хмуро:
— Красная Шапочка не должна трясти головой, а должна идти к своей бедной больной бабушке. И побыстрей собираться.
Ксенька поджимает обиженно губы, кладёт в корзиночку бутылку кефира с зелёной крышкой, пирожки из школьного буфета и отправляется в лес.
А лес нарисован на больших листах обоев, совсем как настоящая тайга.
И сейчас Красная Шапочка войдёт в этот тёмный страшный лес и встретит волка. Но Ксенька не спешит входить в тёмный страшный лес, она всё вертится посреди сцены. Потом наконец спрашивает и изящно перевешивает корзиночку с одного локтя на другой.
— Это ничего, Галя, если у меня вместо красной шапки будет голубенькая? Мне голубенькая больше идёт. Можно, Галя?
Вожатая отчаянно трясёт головой — конечно, нельзя. Какая же Красная Шапочка может ходить не в красной шапочке, а в голубой. Нельзя, нельзя.
Саша переводит по-своему:
— Не выдумывай всякие глупости, Ксенька! Надевай шапку, которую полагается, а то дублёршу позову! Смотри! Считаю до трёх. Раз! Два! Два с половиной!
Ксения достаёт из кармана симпатичный красный берет и натягивает на свои роскошные волосы, которые струятся по её плечам. Ей, этой Ксеньке, и красная шапка к лицу, красивым всё идёт.
— А почему кефир вместо молока? — строго спрашивает Саша Лагутина. — Нельзя разве по-человечески? В сказке же ясно сказано — бутылка молока. А ты что тащишь к своей бабушке?
— Молоко было только в пакетах, — отвечает Ксения. — Галя, скажи ей, ну чего она придирается? Кто она такая вообще?
— Я переводчица, — говорит ей Саша, — у меня, между прочим, дублёров нет, как у некоторых.
— Продолжаем репетицию, шипит вожатая, — не придирайся, Саша.
— Ладно, продолжаем репетицию, — переводит Саша, — и прошу не пререкаться.
Красная Шапочка бредёт по лесу, собирает колокольчики, поёт свою песенку. И все любуются Красной Шапочкой, даже суфлёр Серёжка высунулся из-за кулисы и загляделся на Ксеньку. Движения у Ксении плавные, походка лёгкая. Ну как не заглядеться на такую девочку? Даже Саша Лагутина про себя признаёт — красивая, да.
И только один человек на весь зал нисколько не восхищается. Он тихо сидит в уголке и думает: «Подумаешь, красавица. Наплевать сто раз на эту красоту». Кто он, этот человек? Ну конечно, Сашенька Черенков. Он искал Сашу после уроков, тихонечко проскользнул в зал, притаился в уголке и смотрит. Не на Ксению, нет. Только на Сашу Лагутину, только на неё. Потому что основные черты Александра Черенкова — верность и преданность. Это прекрасные качества. А та, которая этого не ценит, всё равно со временем поймёт и оценит.
Золотые кенгуру
Сегодня утром Саша услышала такой разговор.
Мама сказала папе:
— Завтра твой день рождения. Я испеку твой любимый торт.
— Ну что ты, честное слово, — отозвался папа, не переставая жужжать электрической бритвой, — тоже мне радость — день рождения. Стал ещё на год старше не испытываю никакого восторга. Не будем отмечать.
Саша не вытерпела, высунулась из кухни:
— Пап, ты что! Ты только подумай — день рождения! Замечательный праздник — пироги, подарки, гости! Самый весёлый праздник — день рождения, пап. И ещё Новый год. И Первое мая, конечно. Седьмое ноября тоже. И ещё Восьмое марта, хотя в этот раз наши мальчишки нам ничего не подарили. И конец учебного года я больше всего люблю, если хочешь знать. А в лагере я люблю праздник открытия лагеря — раз! Праздник Нептуна это когда все водой друг друга обливают — смеху! И ещё люблю закрытие лагеря. А больше всего люблю, конечно, родительский день! Я вообще все праздники люблю! А у нас в школе будет спектакль!
Папа обнял Сашу, поцеловал её румяную весёлую щёку:
— Ты маленькая и ничего не понимаешь. И ты сегодня опоздаешь в школу, потому что заболталась.
— Ну какая я маленькая, пап? Мне десять лет и четыре с половиной месяца. Я всё решительно понимаю.
— Ну-ну, — грустно почему-то сказал папа и стал есть яичницу.
— Она многое понимает, — сказала мама, тоже почему-то грустно, и налила папе чай.
Грустят ни к селу ни к городу, — подумала Саша, надевая куртку. — Взрослых иногда и в самом деле не поймёшь. Ни с того ни с сего на них вдруг находит необъяснимая печаль. Вот у Саши необъяснимой печали сроду никогда не бывает. Ещё не хватало. Человек должен быть весёлым и смелым, и тогда жить ему будет хорошо. Так считает Саша.
Уже открывая дверь, она слышала, как мама сказала:
— Или пироги с мясом. Что тебе больше хочется?
— Ничего не надо. И Терёшкиных не надо. И Жанну свою не приглашай, пожалуйста, сделай мне такое одолжение.
…После уроков Саша заходит в магазин «Галантерея».
Самый красивый магазин, конечно, этот. Ленты голубые, и красные, и зелёные. И разноцветные бусы. Варежки в звёздочку и носки в полоску. И пуговицы, маленькие и большие. А если такую большую пуговицу нацепить на толстую нитку, можно сделать такую роскошную жужжалку, что все в классе рты поразевают. Но сегодня Саше не до жужжалки. Надо выбрать подарок для папы. Глаза разбегаются. Шарфики, галстуки, толстые свитеры. Расчёски и портсигары. Вот! Саша сразу увидела эти запонки и сразу поняла — это та самая вещь, которая ей нужна. Ничего красивее этих запонок не было во всём магазине.
В золотых кружочках стояли на задних лапах золотые кенгуру. Конечно, эти запонки стоили дорого — два тридцать семь. Но денег хватало, мама вчера дала три рубля. Ещё и на мороженое оставалось.
Продавщица положила запонки в маленькую картонную коробочку и отдала Саше. Саша положила коробочку в портфель и побежала домой. Как хорошо, что она купила такие хорошенькие запонки. У папы, правда, есть какие-то другие, в них вставлены жёлтенькие прозрачные камушки, называются янтарь. Но там нет никаких кенгуру. А на новых — есть. Он будет надевать их в гости или в театр и вспоминать, что это подарила ему его дочь Саша на день рождения. И радоваться. А грустить не будет. Чего грустить-то?
Сашенька Черенков идёт позади Саши и думает, что Саша его не видит. Но Саша его прекрасно видит и думает: «Тоже ещё разведчик нашёлся. Крадётся, думает, не видно. И никакого самолюбия».
У подъезда Саша остановилась.
Сашенька видит, как она достаёт из портфеля маленькую коробочку, бросает портфель, как всегда, на землю, а коробочку открывает и, склонив голову набок, любуется чем-то блестящим. Потом вытащила это блестящее, подышала, рукавом протёрла и ещё посмотрела. А Сашенька далеко стоит, ему никак не разглядеть, что там у Саши. От любопытства у Сашеньки ладони горят и пятки почему-то чешутся. Конечно, любопытство — не мужская черта характера. Но иногда бывает, что мужчины имеют чисто женские недостатки.
— Саша! Что это у тебя? — спрашивает Сашенька, осмелев. Очень уж хочется узнать. — Что это блестит?
— Иди, иди. — Она прячет руку за спину. — Как ябедничать, так он первый. Мне из-за тебя велосипед не купили. Можешь ты это своей головой переварить?
Сашенька молча отступает на несколько шагов.
Ну что с ним делать! Сашенька, вот сейчас самое время — подойди и скажи просто и по-человечески, что ты не ябеда, что это какое-то недоразумение. И она простит тебя и перестанет ругать и не будет больше кричать: «Ненавижу на всю жизнь». Ну, решайся. Саша стоит у подъезда, не бежит, не улетает от тебя, не мечется по луже. И никого нет вокруг — самое подходящее время поговорить по-хорошему. И сразу всё прояснится.
А он? Кажется, набрался храбрости. Вот уже шагнул вперёд. И воздуху набрал, чтобы начать разговор. Но тут Саша как крикнет:
— Клюква!
Через двор шла Клюква-Смородина.
— Саша, привет. Что это у тебя? — Чёрные глазки-ягодки уставились на блестящий предмет. — Серёжки? Золотые?
Саша охотно показывает Клюкве коробочку.
— Запонки. Видишь, кенгуру. Правда, красиво?
Смородина рассматривает запонки, поворачивает к солнцу, чтобы лучше блестели.
— Красивые, — соглашается Клюква. — Дорогие?
— Очень, — отвечает Саша, — но мне никаких денег не жалко, потому что это подарок на день рождения.
Почему так вытянулось лицо у Сашеньки Черенкова? Он даже побледнел. Потому что кольнуло его сердце жестокое чувство, одно из самых тяжёлых чувств на свете — ревность. Как будто змея ужалила. Или оса. Кому это Саша Лагутина купила вдруг запонки? При чём здесь вообще запонки? У кого день рождения? А вдруг у этого? У чемпиона и пижона?
— Кому это ты купила? — спрашивает Смородина.
Сашенька напрягает слух. Кому? Вот самое главное.
— Кому, кому, Саша, ты подаришь этих кенгуру? — пристаёт Клюква.
Саша отвечает, но почему-то тихим голосом. И Сашеньке не слышно ничего. Ну что такое! Именно то, что особенно хочется услышать, не услышишь. Почему-то так бывает, и даже довольно часто.
Но ведь надо узнать! Сашеньке просто необходимо немедленно узнать, кому она купила этот свой подарок. И он опять делает шаг к Саше и спрашивает: