— Ну да, не мне в других пони копытом тыкать, жизнь она куда сложнее, чем нам хочется, — покивал профессор. — Я правильно понимаю, что слухи о факте попадания этого жеребца в плен пониедов это не слух?
— Да. Он описал случившееся с ним довольно подробно.
— Простите, ваше высочество, но он рассказал длинную историю без углубления в подробности или короткую и рваную, но с огромным числом подробностей?
— Скорее короткую и очень подробную. Сначала мне, а затем продиктовал слово в слово моему секретарю.
— Два раза? — удивился лекарь. — Насколько эти два его рассказа отличались между собой?
— Ничем, — покачала головой принцесса. — Разве что во второй раз он уточнил несколько непонятых мною, в первый раз, моментов.
— Этот случай отличается от эксцесса десятилетней давности.
— Вы про спасённую нами кобылку, которая смогла сбежать от псов?
— Именно про неё я и говорю, — покивал пони. — Там мы, конечно, сделали что смогли, но разум бедняжки был разрушен пережитыми событиями.
— В случае с Греем сложно сказать, что его разум был разрушен, — фыркнула принцесса и ткнула копытом в кнопку под столом. Через мгновение в помещение зашла дежурная кобылка и, выслушав распоряжение о доставке чая, молча вышла.
— Вы, безусловно, правы. Личность жеребца если и пострадала, то его железная воля удержала осколки вместе. Не думаю, что сейчас стоит что-то с этим делать. Меня беспокоит другая его проблема.
— Вы про его навязчивые мысли на тему казни? И откуда ему такой бред в голову вообще пришел? Я что, кажусь такой безжалостной сволочью?
— Нет, ваше высочество, вы кажетесь очень понилюбивой и милостивой государыней, — ответил лекарь. — Мне кажется, и мои коллеги склоняются к той же версии, что пациент больше не способен бороться с проявившимся недугом и желает побороть его любыми методами.
— Но ведь… — принцесса даже передними копытам взмахнула. — Это так же бредово как лечить головную боль отрубанием головы. От головной боли это, положим, в самом деле, поможет, но ведь в результате этого ты умрешь.
— Теперь вы понимаете, насколько опасен этот недуг?
— Но… — принцесса задумалась и молчала всё то время которое потребовалось для того чтобы выставить два стакана с травяным чаем и корзинку со сдобой.
— Но? — переспросил лекарь, когда дверь за помощницей принцессы закрылась.
— Не могу понять логику происходящего, — повинилась Патина и отхлебнула из своего стакана. — Если желание побороть недуг так высоко, что пони готов умереть, почему же он просто не наложит на себя копыта?
— Та кобыла, которую мы с вами вспоминали, так и поступила, однако этот наш пациент даже не пытается, хотя возможности есть даже в темнице, — отпив чаю из своего стакана, лекарь сформулировал свою мысль: — Вот поэтому я и говорю, что даже если психика жеребца и пострадала, присущая ему самодисциплина не допускает подобных вариантов.
— Безумие… — вздохнула принцесса. — И что, ничего нельзя поделать?
— Отчего же? Конечно же, можно, — улыбнулся пони. — Я не считаю нужным лезть с грязными копытами в столь тонкую материю как разум, но нам и не требуется. Как мы установили, максимальное неудобство пациенту доставляют воспоминания о травмирующих событиях.
— Предлагаете стереть жеребцу воспоминания? — нахмурилась принцесса.
— Я не настолько безумен, чтобы предлагать такое непотребство, — фыркнул лекарь и пошутил: — Да и сомневаюсь я, что мне понравится висеть прибитым к кресту. Говорят это очень болезненный процесс.
— Вам не соврали, — на автомате ответила принцесса, задумчиво рассматривая свою чашку. — Так что вы предлагаете?
— Те приступы, из-за которых пациент не может нормально спать обусловлены тем, что он каждый раз переживает свои травмирующие воспоминания как в первый раз. Он воспринимает их не как какие-то неприятные события из своего прошлого, он переживает их заново при каждом приступе. Снова и снова. Изо дня в день.
— Да уж, — принцесса всё так же задумчиво смотря в свой стакан, передернулась всем телом. — И как тут можно помочь?
— Мы будем обрывать связь между воспоминанием и разумом.
— Эм… И чем это отличается от стирания памяти? — с сомнением уточнила Игнис.
— Сами воспоминания останутся и радости они тоже вызывать не будут, но они более не смогут так сильно влиять на разум.
— Хорошо, — улыбнулась кобыла. — Давайте выпустим Грейя из-под стражи и вы начнёте…
— Нет-нет, ни в коем случае, — запротестовал лекарь. — Нам необходимо очень четко понимать, когда именно пациент переживает необходимые для исправления события. Нам вообще повезло, что сей жеребец столь странно реагирует на темницу. Воспользуемся этим.
=*=
Я шел вслед за конвоиром и улыбался. Месяц заключения подошел к концу и мои мучения наконец-то закончатся. Чувствуя окончание этой истории даже мои кошмары как-то поугасли, не вызывая более столь жгучих эмоций как раньше. Да что там, я даже выспался вволю в последние два дня. Как узнал, что по моему делу приняли окончательное решение так и успокоился. Не моё это, видимо, всё это попаданство. Устал.
Заметив, что мы не свернули к площадке с крестом, я даже насвистывать начал. Значит принцесска не настолько злопамятная, чтобы казнить таким изуверским способом за нанесенное оскорбление. Решила, видать, проявить гуманизм.
— Надо будет крикнуть что-нибудь благодарственное, — подумал я и улыбнулся. — То-то черная охренеет, когда приговоренный к казни её поблагодарит.
— Мордой к стене! — скомандовал второй стражник и спросил хмуро: — Чему это ты радуешься?
— Ну как же! У пони только два способа казни. А так как мы прошли мимо крестов, значит остаётся второй вариант, — давясь от восторга, ответил я. — Ребята, очень вас прошу, глаза не завязывайте. Сделайте милость. Я честно буду вести себя хорошо.
— Больной ублюдок, — с каким-то даже испугом буркнули конвоиры и дальше меня повел только один пони. Он шел сзади и контролировал, чтобы я не попытался дать деру. Хотя, куда здесь бежать?
Выйдя из внутренней области, мы неспешно шли дальше, пока не случилось непредвиденное.
— Куда это ты намылился? — рявкнул конвоир, когда я свернул в нужную сторону без его команды.
— Так ведь… — начал было я.
— Заткнись и иди прямо! — взбешенно выкрикнула лошадка, и я лишь хмыкнул непонимающе. Впрочем, меня же в первый раз здесь казнят, наверное, я не знаю всей процедуры.
Передо мной открыли дверь в коротенький коридорчик, который заканчивался такой же дверью.
— Вторую дверь сам откроешь, — буркнул конвоир и втолкнул меня в темный коридорчик. Мгновение и дубовая дверь за мной закрылась. Судя по звуку, ещё и на засов.
Сглотнув враз ставшую густой слюну, я сделал шаг вперёд.
— Надо было не отказываться от повязки на глазах, — просипел я, подойдя к двери и упираясь в неё копытами. Самому идти на убой было всё-таки страшно.
Вдохнув поглубже, я зажмурился и толкнул створку. По ушам резанул гам множества пони, и я понял, что на экзекуции будет не только принцесса, но и зрители.
— Нельзя ударить мордой в грязь, показав свой страх. Выше голову, колбаса! — успел подумать я, перед тем как открыл глаза. — К… Ка… Какого *ера?!
Глава 18 (PhD по электротехнике)
=*=
Я ошалело верчу головой из стороны в сторону, пытаясь совладать с чувствами, которые явно не рассчитаны на такие резкие переходы от «голову с плеч» к «гуляй, жеребец, ты свободен». Вместо эшафота, вместо емкости с водой и угрюмых палачей передо мной раскинулась самая обычная улица. Ну, как обычная… Это если считать обычным вид московского метро в час пик. Просто вместо людей тут были целые табуны лошадок, деловито снующих туда-сюда. Но это нормально, так как я, фактически, на одной из центральных площадей стою. Естественно, тут большая проходимость.
Им, лошадкам, разумеется, плевать на то, что секунду назад меня с торжественным безразличием вытолкнули из дверей дворцовой темницы. Плевать, что я в полном ступоре пялюсь на мир, который почему-то не собирается меня убивать. Они торопятся — кто на рынок, кто в мастерскую, кто на занятия. У каждого своя жизнь, свои заботы. И ни одна из них не включает в себя меня, потрёпанного жеребчика, стоящего посреди улицы. Зачем обращать внимание на какого-то дурака?
Хотя я и в самом деле дурак. Теперь я осознаю, что окружающим не то, чтобы плевать, нет. Но раз ты не просишь помощи или твой внешний вид или состояние не говорят об этом, значит не надо мешать. В конце концов, лезть в чужие дела без причины это не очень прилично. А то, что я стою у выхода из темницы с потерянным видом, так это прямое доказательство того, что мне надо побыть одному. Собраться с мыслями.
И вот тогда-то меня и накрывает.
Все те мои стереотипы, которые я невольно использовал в этом мире, они ведь рассчитаны на иное общество, на совершенно другой биологический вид. Здесь никто не собирался конкурировать со мной. Они ведь тут живут одним громадным табуном. Если ты придумал что-то нужное, надо обязательно об этом всем рассказать. Осветить в веках, как сказал тот жеребец — секретарь Туман.
Как мешком пыльным ударили, но не по голове, а сразу по всей тушке. Ужас, напряжение, отчаяние — всё это накатывает обратно, но теперь с привкусом чего-то нового. Облегчение? Да не, какое тут облегчение, больше похоже на дезориентацию, смешанную со стыдом. Я только что был уверен, что моя голова занырнёт в бочонок с водой, прежде чем я успею вякнуть что-то остроумное. А теперь вот стою, дышу, и — сюрприз-сюрприз! — чувствую себя идиотом.
Понять бы ещё, что с этим знанием делать…
В себя я прихожу, когда на меня накидывают попону. Тёплую, тяжёлую, с лёгким запахом шерсти и, кажется, сухих трав.
Я дёргаюсь, будто меня по носу стукнули, и только теперь осознаю, что да, вообще-то на дворе всё ещё зима. Вокруг снег, морозец бодрит, а я стою тут посреди улицы и даже не дрожу — видимо, шок заменил мне терморегуляцию.