С этими словами я понуро поплёлся в дом, молча дополз до кровати, рухнул на неё и с головой накрылся одеялом.
Пусть весь мир подождёт.
И только я начал погружаться в долгожданное ничегонеделание, как кто-то по-хамски потыкал меня в круп копытом. Причём не нежно, а так, будто у меня там кнопка включения. Знавал я любителей пинать по системным блокам для их включения.
Недовольно скинув одеяло, я глянул на виновника беспокойства и встретился с обеспокоенной мордой принцессы. Ну, если уж Патина выглядит встревоженной, значит, веселье обеспечено. Фрейя, кстати, тоже была не в духе.
— Я что, накаркал? — обречённо уточнил я.
Обе синхронно кивнули.
— Ну, замечательно… — простонал я и, словно преступник, идущий на казнь, поплёлся вслед за ними на улицу. И тут же скривился.
На горизонте висели жирные, чёрные тучи. Такие, которые одним своим видом сразу дают понять: это вам не лёгкий весенний дождик, это что-то посерьёзнее.
Пока я вглядывался в небосвод и пытался вспомнить, есть ли у поней бог погоды и как его зовут, чтобы персонально обматерить, к нам на участок влетел фельдъегерь. Буквально влетел, с пеной на боках. Судя по всему, парнишка гнал без остановки галопом.
— Ну, что там? — не выдержал я.
Принцесса перехватила у вестника сообщение, пробежалась по тексту и вздохнула:
— Признаться, я не так хорошо разбираюсь в новых научных изысканиях… — и передала записку мне.
Я только мельком взглянул на текст и…
— Ё*ушки…
Если первая часть отчёта для принцессы была тревожной, но в рамках разумного, то вторая, чисто техническая, вызвала у меня стойкое желание начать орать матом.
— Милый, что означает «ртутные столбы сорвались и стекли в нижнюю ёмкость»? — с любопытством спросила Фрейя.
Я закрыл глаза и медленно, по слогам, выдал:
— Это значит, что на некоторое время плотность воздуха вокруг нас упала очень сильно и быстро. Так сильно, что барометр вытек. Ну, либо это резонанс и выделение газа... но в любом случае это за пределами добра и зла.
От автора: надоели немоглики и плоскоземельщики... если что-то кажется вам научно необоснованным, считайте что это была магия... P.S. Глава с обоснуем будет обрезана до простой борьбы со стихией. Так же магия теперь это будет волшебное волшебство.
Повисла пауза.
— Я не очень знакома с этим твоим изобретением, — всё же призналась Фрейя. — Можно на копытах объяснить?
— Такая ситуация не должна происходить в принципе. А если произошла, значит, случилось что-то совершенно невообразимое.
— И это невообразимое произошло ещё вчера, — произнесла Патина, после того как перечитала сообщение повторно.
— А сообщили нам об этом только сейчас, и то исключительно из-за туч на горизонте! — добавил я и, не сдержавшись, сказал пару ласковых.
Принцесса задумчиво потёрла ухо.
— Вечером у меня голова побаливала… и у тебя… и у родителей твоих…
— И у меня, — подтвердила Фрейя.
Я вздохнул, медленно сел на землю и, глядя в небо, задумался.
Вот что это было? Гроза? Аномалия? Или просто очередная попытка мира намекнуть, что я живу слишком спокойно?
С другой стороны…
Меня словно током ударило.
Я подскочил на ноги и, не теряя времени, припустил галопом по посёлку. В десятке участков от нашего обитал табун, который уже во втором поколении разводил птицу. Основатель этого табуна, жеребец по имени Робуст, был гуру птицеводства уровня всего королевства. Если кто и мог сказать, что творится с природой, то это он. Не все птицы реагируют на погоду одинаково, но у него куча видов и он за ними, в самом деле, наблюдает и даже записи ведет.
Вбежав на его участок, я даже не стал замедляться.
— Робуст тут?! — заорал я. — Мне нужен Робуст, срочно!
— Ники! — отозвалась пожилая кобыла, выглянувшая из дома. — К тебе пришли!
Но дожидаться, пока он выйдет, у меня не было ни желания, ни терпения. Я рванул к сараюшке, в сторону которой она кричала, и… практически нос к носу столкнулся с нужным мне пони.
— Робуст, у меня срочный вопрос, — начал я с места в карьер. — Как твои птицы ведут себя со вчерашнего вечера?
Жеребец медленно вскинул на меня взгляд и грустно улыбнулся.
— Птицы? В целом… плохо. А вот перепёлки…
Он коротко кивнул в сторону сарая. Я шагнул внутрь и…
— Твою ж мать!
Перепёлки валялись в клетках, свернувшись в самых неестественных позах. Некоторых будто скрутило судорогой, у других шеи были вывернуты так, что смотреть было противно. И по всему было понятно — они уже мертвы и мертвы давно.
Я сглотнул. Не такого ответа я ожидал. Совсем не такого.
Сорвавшись обратно, немного сбил адреналин, пока бежал к своему дому.
— Кажется, тот наш разговор у замёрзшей реки перестал быть умозрительной концепцией, — сказал я Патине, что терпеливо ждала, когда я вдохну и начну говорить. — У нашего соседа передохли все перепёлки, а остальная птица сходила с ума всю ночь.
Патина моргнула.
— Ты хочешь сказать, что птицы не спали всю ночь?
Голос её звучал всё так же спокойно, но я видел, как в глазах мелькнула тень беспокойства.
А потом эта тень сменилась полной ясностью и решимостью.
— Так, дорогие мои, — резко обернулась она ко мне и Фрейе. — Собираемся. Галопом во дворец. Галопом.
— Но дом, — напомнила Фрейя.
— Черная, беги одна, мы сейчас закроем всё и выдвинемся следом, — принял я решение.
Принцесса молча кивнула и гребанула всеми четырьмя, сразу же переходя на быстрый темп бега.
Я переглянулся с Фрейей.
— Ну вот, опять… — вздохнул я, но делать было нечего.
— Надо бы отправить кого-нибудь за твоими родственниками, — не став предаваться унынию, кобылка перешла сразу к важному.
— Ты права.
=*=
Я видел сон… но сон ли был тот миг?
Угасло солнце — светлый лик исчез,
И звёзды блеклые, лишённые лучей,
Блуждали в мраке вечного эфира,
Как странники без цели и без дома.
Глава 28
=*=
Шесть часов. Шесть долбаных часов небо рвало на куски громами и молниями без передышки, пока сверху лилось так, будто кто-то там наверху решил устроить генеральную стирку всего континента разом. А ветер? О, этот мерзкий, шквальный, порывистый ублюдок, который срывал крыши как фантики. И это я ещё не говорю про осадки. Дождь… когда облачный фронт добрался до дворцового города, он принёс с собой стену воды, будто кто-то решил: «А почему бы не вылить сразу всю годовую норму осадков?». Видимо, строители города не рассчитывали, что за первый же час на нас обрушится полметра воды. Полметра! Это же не дождь — это натуральный потоп библейских масштабов. А учитывая ту воду, которая скатывалась с уцелевших крыш… ливнёвка захлебнулась.
Когда грозовой фронт наконец-то сместился, стало чуть полегче — молний больше не было, да и ветер подуспокоился, но дождь… Дождь решил остаться. Видимо, проникся атмосферой апокалипсиса. Теперь он лил более гуманно, всего по десять сантиметров в час — сущий пустяк, правда?
Три дня. Трое суток безостановочного ливня, потопившего улицы, подвалы и даже чью-то веру в лучшее. Теперь мы все ходим по колено в воде, разгребаем завалы и подсчитываем потери. А потери есть. Несчастные случаи… Кто-то угодил под молнию — и привет, печеная конина. Кто-то не удержался на копытах, угодил в поток и захлебнулся грязью — не самое приятное завершение жизненного пути, скажем так.
И знаете, что нас всех спасло от ещё более эпичного краха? Паранойя архитектора, который проектировал этот город. Без понятия, кто закладывал этот город, но этому пони я бы поставил самую большую амфору крепленого сидра. Или что он там любил? Видимо, в глубине души этот гений ждал конца света вкупе с нашествием инопланетян, потому что благодаря его проекту город не превратился в одно сплошное подводное царство. Да, ливнёвки захлебнулись к концу первого часа, но сорванный местами настил дорог оголил явные отбойники и систему отвода воды. И хоть это всё было рассчитано на подтопление, а не дождь…
С наступлением темноты мы валились с копыт там, где удавалось урвать клочок сухого места, и спали, как убитые. Не до удобств, не до подушек — если под тобой не хлюпает, уже роскошь. Сон был тяжёлый, без сновидений, как у пони, которых загнали до изнеможения. Ни мыслей, ни тревог — только темнота и ощущение, будто тебя засосало в трясину усталости.
А утром — поднимай тушку и давай, снова в бой. Утренняя трапеза? Люксовый завтрак в лучших традициях выживальщиков: вчерашняя холодная каша, успевшая впитать в себя всю тоску этого мира, и хлеб, который с каждым днём становился всё жёстче — ещё пара суток, и им можно будет штурмовать крепости. Хотя, чего это я? У нас было достаточно влаги, чтобы размочить его. Но, вот в чём юмор, хоть мы и ходили по брюхо в воде, но вот с питьевой водой было плохо.
Так что, закинув в себя этот скромный набор радостей, мы вновь отправлялись проявлять коллективный героизм. Лошадиная солидарность в действии: кто-то расчищает завалы, кто-то вытаскивает из воды очередную неудачливую жертву стихии, кто-то пытается восстановить хоть какую-то инфраструктуру. Весь город — один сплошной муравейник, только вместо муравьёв — уставшие, промокшие до костей пони, которые уже забыли, каково это — быть сухими и сытыми.
И так почти неделю. Семь дней, слитых в один сплошной водянистый кошмар, где сменялись только лица и масштаб бедствий.
— Крупом своим серым чую, смыло нашу хатку, как есть смыло, — взгрустнул я под конец аврала, вдруг осознав, что спасаю дворец принцессы, а не свою личную фазенду. Где-то там, внизу по течению, среди обломков мостов и утопленных повозок, возможно, сейчас плывёт моя скромная обитель, гордо раскачиваясь на волнах, словно лодка без весел. Приятная мысль, нечего сказать.
— Фрейя, как думаешь, чёрная нас приютит, если что?
И не успела моя любимая открыть рот, как из-за груды коробок, словно черт из табакерки, выскочила та самая чёрная — Патина Игнис собственной персоной. Появилась она стремительно, грациозно, с тем самым взглядом, от которого у простых смертных обычно хвост становится чуть тяжелее от тревоги.