— Мы-то готовы, — прорычал в ответ боцман, без труда переорав гул битвы. — А твои тарахтелки ещё способны тарахтеть?!
— Готовы! — рявкнул я, не вдаваясь в детали.
— Добро! — удовлетворённо рыкнул морской волк и взревел: — И! Раз. Раз. Раз.
Матросики уперлись телами в телегу, на которую заранее взгромоздили свою адскую машину, и потащили её вперёд, навстречу врагу. Их установка была тяжёлой, неповоротливой, но будь у них шанс подобраться ближе — зебрам пришлось бы очень несладко.
Признаться, не знал, что лошадки знают про греческий огонь и применяют его на своих галерах. Это стало для меня большим удивлением, но удивлением приятным.
Нам же было проще. Гатлинги изначально стояли на повозках, и к этим повозкам крепились вместительные ящики с патронами. Мы, конечно, не поскупились, отбивая первую волну, но и на вторую у нас оставалось достаточно. Главное — не дать врагу перегруппироваться и задержать его до тех пор, пока не придёт подкрепление. Радиограмму о происходящем бардаке я отправил со статусом «всем» и «важно».
Ветер, словно услышав наши немые молитвы, сыграл нам на копыто — подкрепление зебр выскочило прямо на линию огня, точнехонько под срез трубы сифона. Морячки не стали упускать столь удачный шанс и выдали из огнемёта струю на все деньги.
Фью-ю-юш-ш-ш…
Огненный поток, извиваясь, словно голодная кобра, врезался в передовые ряды противника. Пламя мгновенно охватило зебр, но их тяжёлые доспехи не позволили им умереть быстро. Они метались, корчась от боли, осознавая, что им не спастись. Смрад палёного меха и плоти разнесся по полю боя, навевая тошнотворные мысли даже у закалённых бойцов.
Пони пулемётных расчётов, пусть и поморщились от зрелища, но не сбились с ритма — они уже видели подобное и знали, что слабину давать нельзя, ибо я от недосыпа психованный и копытами бью больно. Но вот ученики-кирасиры, не привыкшие к таким вот «морским» способам ведения боя, на мгновение дрогнули. Их строй сломался, а сами они замедлились.
К счастью, командование у новобранцев было не из робкого десятка. Это были те самые лошадки, что уже сталкивались с моим «снежным городком» и знали, что терять темп опаснее, чем видеть кошмары после битвы. Через десяток-другой секунд кирасиры взяли себя в копыта, выровняли строй и, ускоряясь, пошли в атаку.
Заливистый свисток разорвал воздух, и конница, сопровождающая нас, взяла разбег. Линия атакующих единым порывом достигла вражеского построения, копья взметнулись вверх и тут же опустились, буквально нанизывая деморализованных зебр, словно дичь на шампуры.
Хруст стоял такой, что я даже передернулся. Всё же я привык к огнестрельному оружию, а вот когда кто-то в кого-то тыкает копьями это да, это непривычно.
Кирасиры, яростно работая палашами, методично вырезали всё, что не успело от них сбежать. Но не в этом была цель. Ждать следующего сигнала долго не пришлось — ещё один свисток, и пони синхронно отскочили, разрывая дистанцию. Всё было рассчитано чётко, без паники и суеты.
Десять долгих секунд. Десять вдохов. Я зажимаю клавишу спуска.
Гатлинг взрывается бешеным стаккато выстрелов. Гильзы с мелодичным звоном сыплются вниз, под копыта, словно капли дождя или странный ручеёк из металла. Слева и справа орудуют два заряжающих — они торопливо, чуть ли не горстями, забрасывают патроны в механизм, ибо ленточного питания тут не предусмотрено. Мы работаем на износ, но это именно тот момент, когда останавливаться нельзя.
Перевожу механизм подачи на вторую скорость и стараюсь не целиться, а бить в своеобразный конус, в область. Делаю все, чтобы пули «размазывало» по горизонту, а не сводило всю очередь в одну точку.
Клац…
Я торопливо осматриваю механизм, пытаясь понять, почему пулемёт вдруг захлебнулся. Всё исправно, стволы в полном порядке, механика цела… А потом меня осеняет — патроны. Они просто закончились.
Три тысячи патронов сантиметрового калибра улетели, оставив меня с пустым бункером подачи и ощущением, будто только что проиграл в кости самой судьбе.
Я отпускаю спусковой рычаг и на мгновение задерживаю взгляд на вращающемся блоке стволов. Они ещё секунду крутятся по инерции, затем резко замирают, словно осознавая, что их работа окончена. Только после этого до меня доходит, что надо бы уже прийти в себя.
Оглядываюсь. Мои заряжающие целы, хоть и выглядят так, будто провели всю ночь, закидывая уголь в паровоз. Закопчённые, перепачканные пороховой гарью, но живые. И этого уже достаточно, чтобы не ругать себя за израсходованные боеприпасы.
Сплюнув, хоть немного избавляюсь от привкуса горелого пороха, который уже пропитал всю глотку и нос. Поднимаю взгляд и быстро оцениваю обстановку.
Картина передо мной — чистейшее военное безумие. Войска зебр выглядели, как разбитая волна, что разлетелась на тысячи мелких потоков, бессмысленно кружащихся по полю боя. Их боевой порядок давно разрушен, централизованного командования больше нет. Они больше мешают друг другу, чем помогают.
Видно, что они ожидали чего угодно: кавалерийского удара, засады, новомодных мушкетов — но только не того, что их начнут буквально жарить из корабельной огнеметной установки. И теперь перед нами не армия, а сброд потрёпанных и деморализованных воинов, каждый из которых думает уже не о победе, а о том, как бы выжить в этом аду.
Не успел я вытащить карабин, как к нам подбежали две лошадки в мундирах вестовых, одна из седьмого полка, вторая из девятого. Судя по выражениям их морд, новости у них были срочные, а может, и не слишком приятные.
— Профессор Грей, вы здесь старше всех по званию, — неожиданно без уставных церемоний начала одна из кобылок. — Наши командиры запрашивают ваших инструкций.
— Я? По званию? — Я даже опешил, хоть и на долю секунды.
— Вы принц, — подтвердила вторая.
Чёрт. Вот ведь занесло меня в жизни.
— Я больше по технической части, а не военной, — буркнул, раздражённо глядя на них. Но раз уж мне пришлось играть роль командира, выбора не было. — Раненых зебр добить. Обеспечить охрану зернохранилища. Остальное пусть делают по своему разумению.
Без особой церемонии закинул карабин обратно в чехол. Гильзы под копытами скользили и мешали двигаться, что ещё больше раздражало. С трудом выбравшись из «тачанки», я, наконец, утвердился копытами на твёрдой земле, глубоко вдохнул дымный воздух и мельком глянул на поле боя.
Теперь всё зависело от того, насколько умело наши воспользуются хаосом. И когда подойдут настоящие, линейные части.
— Простите, что отвлекаю, — мнется рядом депутат от полиса. — А что с беженцами делать?
Хороший ведь вопрос — что делать с беженцами?
С одной стороны, среди них наверняка есть те, кто поддерживал атаку зебр, может, даже воевал, а теперь просто скинул доспехи и притворился мирным. С другой — если просто принять их, они разнесут информацию о побоище. И явно не в той тональности, что выгодна нам. Сейчас все друг друга подозревают во всём подряд.
Тактически правильное решение? Да просто развернуть гатлинги и либо перестрелять, либо погнать эту партию полосатиков куда подальше, прямиком на обед к псовой бабушке. Но, похоже, я уже успел нахвататься понячьего гуманизма. Да и патронов нет. А ещё паника среди беженцев неизбежно приведёт к тому, что слухи о «кровавом тиране Грее» разлетятся с утроенной скоростью. Принцесса потом со мной весь день разговаривать не будет… или даже два.
— С другой стороны, почему бы и нет? Пусть уж лучше боятся меня, чем мешают делу.
Сплюнув, я прорысил к колонне зебр, которых ещё в начале боя заставили лечь на землю и не подниматься. Решение, мягко говоря, не идеальное, чай не май месяц, но выбирать не приходилось. Пусть радуются, что вообще живы.
— Внимание! Все ли понимают меня? — проорал я, стараясь перекрыть шум вокруг и не сорвать голос.
— Да, господин, мы говорим на одном языке, — проблеял пожилой полосатик, подняв морду от земли.
— Все, кто хочет вернуться, сейчас встают и, не торопясь, уходят, — медленно проговорил я, внимательно осматривая беженцев.
Толпа замерла. Никто даже не шелохнулся. Сложилось впечатление, словно они даже ближе к земле головы прижали, боясь, чтобы их не заподозрили в том, что они пытаются встать.
— Среди вас есть те, кому действительно нужна помощь и новый дом, — начал я, медленно оглядывая толпу зебр. — Но есть и уроды, которые пытались обездолить пони, согласившихся поделиться с вами своей едой и кровом.
Я сделал паузу, давая словам осесть в их головах.
— Знаете, я пони простой, будь моя воля, я бы вас всех убил. Просто потому, что не доверяю. Вы ведь ничем, на вид, не отличаетесь от тех зебр, которые подожгли зернохранилища этого города…
Толпа напряглась, кто-то вообще на землю голову положил, кто-то судорожно сглотнул.
— Но, — продолжил я, — моя супруга, принцесса Патина Игнис, очень жалостливая кобыла. Ей претит бессмысленное кровопролитие, и, боюсь, её сильно опечалило бы моё решение устроить здесь резню. А значит… нам придётся помочь друг другу. Вы понимаете меня?
Квадратные глаза зебр красноречиво говорили, что нет, не понимают. Но мне и не нужно было их понимание. Главное настрой.
— Скажу проще. Если не хотите, чтобы я поступил так, как хочу, то сейчас вы все замолкаете и, не разговаривая друг с другом, идёте туда, куда вам укажут. Там вас будут вызывать по одному и опрашивать. Отвечаете честно и охотно. Если что-то знаете или подозреваете — рассказываете. Невиновные смогут продолжить путь. А вот виновные… — я усмехнулся, глядя, как многие нервно сглотнули, — про них моя сердобольная жена не узнает… Вы ведь никому не расскажете про таких, и куда именно они делись, ведь правда? Ведь не расскажете?
Толпа словно уменьшилась в размерах. Кто-то из зебр сжался так, будто хотел стать невидимым. Отлично. Запугивание сработало. Отморозок и кровавый палач Грей сделал предложение, от которого отказываются исключительно по частям. Голова в одну сторону, тушка в другую.