Всё… можно окончательно попрощаться. Однако, к счастью, прощаться пришлось только с самолётом, но не со мной.
На удивление, я отделался относительно легко — лишь испуг, щедро украшенный синяками. Даже топливная смесь, которая так и норовила устроить аутодафе лошадке-авиатору, не смогла довести дело до логического конца. Хотя, судя по тому, что маслом было залито абсолютно всё, включая меня, у него явно были такие планы.
Выковыривать меня из покорёженного остова взялись повара, лекари и прочие тыловые специалисты — прямо-таки стадо заботливых пони, готовых помочь, а заодно и удостовериться, не отваливается ли где чего важного. Магию начали накачивать, едва я выбрался из остова. Пришлось отбрыкиваться, в том числе и от особо мнительных лекарей, у которых в глазах читалось подозрение, что я уже мертв, но просто об этом ещё не догадываюсь.
Когда, наконец, удалось вырваться из цепких копыт врачевателей, я смог уделить внимание бывшему средству передвижения, которое теперь годилось разве что на запчасти или в экспонаты «Вот что бывает, если не соблюдаешь меры предосторожности». Осмотр не оставил сомнений — это была не банальная авария, не технический сбой, не гнев богов и даже не моя собственная криво… Эм… как это сказать… Словом — меня сбили.
Достаточно было взглянуть на мотор, чтобы понять — что-то нехорошее врезалось прямо в него, снесло один из цилиндров, и после этого моё летательное средство утратило право именоваться таковым.
— Вот тебе и собачки, — буркнул я с раздражением. — С античным ПВО за пазухой. Видимо, ждали нас с Патиной. Готовились.
Прихрамывая, я неспешно побрёл в сторону непрекращающегося гула — туда, где должна была находиться ставка командующего обороной. Каждый шаг отзывался ноющей болью, но куда сильнее меня беспокоила не она, а жуткий, многоголосый вой, что становился всё громче. Он перекрывал даже оглушительный грохот пушечных залпов и треск разрывов динамита, пробирая до самых костей.
Разве что когда в дело вступил автоматический гранатомёт, на миг стало тише — его рокот, похожий на десятки ударов грома, заглушил этот мерзкий звук. Но стоило оружию замолчать, как вой вновь накрыл поле боя, вызывая неприятный озноб.
Я ускорился, невольно припадая на правую заднюю ногу, и взбежал на холм, откуда открывался вид на наши позиции. И тут же меня буквально уронило волной вони. Смрад был знатный, такой силы, что глаза заслезились, а лёгкие сжались в панической попытке не дышать. Но тело довольно быстро привыкло, и я смог продолжить путь.
Первым делом я испугался, что ветер переменился и теперь несёт этот кошмар прямо на нас. Но нет — дул он по-прежнему в сторону псов. Проблема была в другом. Добегающие до нас враги, сами того не ведая, тащили источник запаха буквально на себе, пропитавшись смрадом до последнего волоска на шкуре. Они не получили значимой дозы, но этого и не требовалось — достаточно было следовых количеств меркаптана на одежде, в мехе, под когтями, чтобы боеспособность пса падала катастрафически.
А тиолы, как известно, воняют так, что двухграммовой ампулы хватит, чтобы устроить эвакуацию целого учебного корпуса. А тут не два грамма — тут целая орда, на которую я вывалил, в сумме, килограммов триста этой дряни.
Не обращая внимания на смрад, я невольно улыбнулся, вспомнив молодость. Ошибка одного невнимательного преподавателя на кафедре естественных наук и мы, учащиеся другого корпуса, все как один бежим на улицу в поисках спасения.
— Славное было время… — протянул я с лёгкой ностальгией, тем не менее хромая дальше.
Но всласть попредаваться воспоминаниям не удалось, так как моим глазам открылось страшное.
— Л-людишки… — прошипел я раздражённо, осознавая весь масштаб их бестолковости. Эти идиоты не придумали ничего лучше, чем выпустить в сторону псов весь спецбоезапас, который я предусмотрительно оставил на случай своего провала.
Если бы не моя любимая и лелеемая паранойя, сейчас бы мы уже с воплями и проклятиями покидали позиции, спасая свои шкуры. Но, к счастью, ветер дул не в нашу сторону, а кое-какие средства дегазации я предусмотрел заранее. Просто чтобы были.
Между рядами солдат носились пони, нагруженные флягами, и оперативно распыляли содержимое своих брызгалок — одну в нос, другую в рот всем желающим. Конечно, я знал по собственному опыту, что помогало это слабо, но хотя бы на пару часов позволяло переносить эту вонь без желания выброситься в окно. А навязчивые мысли да, они довольно быстро появляются в голове в таких условиях.
Затормозив возле ближайшего разносчика, я с отвращением принял порцию этой гадости. Омерзительный вкус, но зато рвотные позывы отступили, а мир перестал угрожающе заваливаться набок.
— Придурки! Самоубийцы! — рявкнул я, наконец добежав до наёмников.
И только я собрался продолжить разнос, как взгляд невольно зацепился за то, что творилось внизу, в этой, прости господи, лощине.
— Па-па-па-па-а-а-а…
Картина в целом была ожидаемой, но масштабы… Даже я не предполагал, что их будет так много. Явно мёртвые тела лежали повсюду, превращая поле боя в месиво из меха, брони и судорожно сведённых лап. Судя по всему, часть псов и баранов попросту затоптали — слишком уж неаппетитно выглядела эта груда плоти.
Даже с учётом того, что я ожидал жертв, это зрелище заставило меня на мгновение замереть.
Убедившись, что эти двуногие оболтусы и без моих криков осознали всю глубину своей ошибки, я лишь махнул копытом, и, не тратя лишних слов, двинул к штабу. Честно говоря, сил на разнос уже не осталось — да и смысл? Они и так выглядят так, будто сами себя готовы казнить за случившееся.
— Позиции удержим или придётся отступать? — спросил я, едва переступив порог.
На меня подняли уставшие, мутные взгляды. Самый старший из присутствующих нехотя буркнул:
— Удержим.
— Замечательно, — кивнул я, устраиваясь поудобнее.
Но, похоже, мой энтузиазм не разделяли. Один из командиров, скривившись так, будто только что проглотил что-то очень неприятное, негромко проворчал:
— Эффект, конечно, яркий… Но стоило ли оно того? — Он передёрнул плечами, явно подавляя тошноту. — Вражеские ряды рассеяны, но и мы теперь не в состоянии наступать. Сейчас они отойдут, придут в себя, перегруппируются — и ударят снова.
Я не удержался и безумно заржал, запрокинув голову.
— О нет, нет-нет! — покачал я головой, посмеиваясь. — Все те, кто попал под брызги и не получит ту гадость из фляг, которую сейчас разносят наши тыловики, все они обречены.
Настороженные взгляды метнулись в мою сторону.
— Так оно не только пахнет плохо? Это ещё и яд? — забеспокоились командиры.
— Не волнуйтесь, — я снисходительно махнул копытом. — Дело не в том, что оно ядовито. Хотя… оно, конечно, ядовито, но не в этом суть. Даже если их нос и язык отсохнут, они всё равно будут чувствовать этот смрад. Постоянно. Час за часом. Сутками. Сколько выдержит их психика? Обычно больше суток никто не вытягивал. А наш противник, между прочим, чу́ет лучше, чем видит.
— Чудовищно… — мой собеседник даже головой тряхнул.
— Ну, извините, — развёл я копытами, едва сдерживая ухмылку. — Более убийственной гадости у меня не нашлось, и эту-то с трудом достал. Благо люди очень любят золото и, пока они его любят, они не задают неудобных вопросов.
На этом разговоры о морали закончились, а спустя пару минут в шатер ворвался посыльный, перепуганный до икоты.
— Там это… Там псы… — задыхаясь, пробормотал он, лихорадочно озираться.
— Прорвались?! — командиры воскликнули хором, вскакивая на копыта.
— Нет… Да… То есть… — молодой жеребец сглотнул, пытаясь собраться с мыслями. — Они… они на собственные мечи кидаются.
В помещении на мгновение воцарилась зловещая тишина.
Медленно, почти синхронно взгляды командующих скрестились на мне.
— Я ведь уже говорил, что наша великая принцесса очень мягкосердечная и жалостливая кобыла? Так почему же вы на меня сейчас так смотрите?
=*=
После обеда, которого, по вполне очевидным причинам, сегодня не было, ветер усилился, и наконец-то всю эту адскую вонь оттянуло с наших позиций. Но, как водится, на пользу это не пошло.
Нашлись особо умные, решившие добежать до тел противника — то ли из любопытства, то ли ради трофеев.
Тех, кто не добежал, мы сумели откачать. А вот тот жеребец, который всё-таки добрался до цели…
Я молча вскинул карабин, прицелился и…
Хлоп… Хлоп… Хлоп…
Только третий выстрел, с такой-то дистанции, попал точно в голову извивающегося тела.
Судя по тому, как его корёжило, этот идиот ухитрился влезть в остатки парогазовой фракции.
Меркаптан-то был не тот, что добавляют в бытовой газ, чтобы воняло. Нет, этот был хуже. Гораздо более токсичный, с кучей побочных примесей, которые никто и не думал очищать или нейтрализовать. Не фосфорорганика, конечно, но если ноги уже отказали, то можно было даже не заморачиваться попытками спасения.
Пополнив подствольный магазин из патронташа, я без лишних слов закинул карабин в седельный чехол. Своего рода кобура, только рассчитанная на целый карабин.
Видимо, бойцам было недостаточно зрелища умирающих псов и баранов, чтобы осознать простую истину: там, в низине, не просто воняет — там смерть. Но после столь феерической кончины одного из своих, шуточки как-то сами собой сошли на нет.
К вечеру мы снялись с позиций и организованно отошли на вторую линию обороны. Здесь уже не смердело — по крайней мере, не так сильно. А если и попахивало чем-то… то это были сами пони, которые ещё не успели пройти через полевую баню.
Как несложно догадаться, сегодня помыться захотели все. Даже люди, с сомнением косящиеся на «эту конюшню» не побрезговали походной помывочной.
В воздухе уже не пахло смертью. Теперь пахло чем-то более привычным — мылом, мокрыми гривами и уставшими телами.
— Апофеоз войны… — задумчиво пробормотал мой гость, сжимая трубку в пальцах. — Если бы там, в низине, лежали люди… это была бы лучшая иллюстрация того, почему войны — это плохо.