Я надела вязаный комбинезон (под которым прятался памперс для взрослых XXLной ёмкости — мой рассказ могут слушать дети, а им всегда интересно, как в скафандре писают, не так ли, маленькие извращенцы?), теплые носки и перчатки — температура на глубине сотни метров, по утверждениям Подводника, была стабильно низкой. Влезла в стоящие на платформе стальные ноги скафандра. И воздела руки вверх, чтоб техники, кряхтя и покрякивая, опустили на меня верхнюю его часть со шлемом.
Изнутри скафандр пах водолазом. Табаком, одеколоном и мужским потом. У меня аж слезы ностальгии чуть на глаза не навернулись — так домом повеяло. Но я сдержалась.
Оказавшись внутри, я с удовлетворением ознакомилась с интерфейсом управления ОС скафандра — внутри шлема располагался крохотный, на несколько строк символов экранчик, на который выводились основные параметры — глубина, запас воздуха и заряд батарей. Сейчас в только что перезаряженном скафандре все показатели были на максимуме.
Потом я пробежалась по вспомогательным меню (джойстик управления находился в перчатке, так что проблем с управлением не было) и нашла встроенный аудиоплеер. Треки, заботливо подобранные предыдущим оператором скафандра, были, увы, не айс. Но и не «Владимирский централ», слава богу. Так что, пока отсек медленно заполнялся водой, я слушала подборку российского рока 90-х.
В скафандре было комфортно. Болезненного перепада давления, которым сопровождались мои прошлые погружения в тренировочном бассейне, не было. Я только чувствовала нарастающую по мере поступления воды легкость. Тяжелый и неуклюжий скафандр постепенно становился просто неуклюжим. Очень скоро я заметила, что могу ходить, переставляя неловкие тумбы ног.
Стоящий около меня во втором скафандре Подводник обратился ко мне через переговорное устройство скафандра. Из инструктажа я помнила, что связь ведется на низких частотах и на небольших расстояниях — вода плохо пропускает радиоволны.
— Даша, Даша, проверка связи, ответь, — раздалось у меня в шлеме. При этом его шлем осветился изнутри светодиодами, так что можно было рассмотреть выражение его лица.
— На борту все в полном порядке, — ответила я в микрофон. Во время произнесения слов диоды вспыхнули уже в моем шлеме, ослепив оторопевшую меня. — Это еще что за светомузыка? — спросила я чуть тише, предусмотрительно зажмурившись. — Мне-то зачем в глаза светить?
— Людям приятно общаться, когда они видят эмоции собеседника. В скафандре обычно не видно лица, так что в режиме разговора скафандр подсвечивает лицо говорящего.
— Это же пиздец как неудобно, — подвела итог я. — Так мне не видно, что вокруг делается!
— Ну, не два горошка на ложку. Ты или по сторонам смотри, или на собеседника. Если не нравится, можешь эту опцию отключить. Меню à Параметры à Голливудская подсветка à ОFF. Но я бы не советовал, — добавил Подводник чуть позднее. — Это мне поможет распознать твой приступ паники.
— Я обещаю, — елейным голосом парировала я, — ежели, паче чаяния, у меня случится приступ паники, вы распознаете его безошибочно и сразу.
— Этого-то я и боялся, — буркнул Подводник и замолчал.
Молчала и я. Так меня захватил окружающий мир, открывшийся мне из широко распахнутой горловины шлюза. Наша лодка лежала на хорошо просматриваемом в чистой воде песчаном пляже — вершине подводной горы Ампер в Северной Атлантике к югу от Азорских островов.
Подводной гора называется потому, что, поднявшись с глубины более трех километров, она лишь чуть-чуть не дотягивает до поверхности моря, так что её плоская вершина находится на глубине в 70 метров. И она там не одна такая — неподалеку находится большая группа других подводных гор, образующих архипелаг Подкова.
Идеальное место, для тихой, тайной стоянки.
Я не знаю, каким был день на поверхности — солнечным или хмурым, но здесь, на глубине 80 метров, льющийся с небес свет был не в силах разогнать полумрак. Мы словно оказались в огромном кафедральном соборе — с сияющими всеми оттенками синего и голубого витражами небес и темными массивами невидимых в темноте стен. Док-камеры нашей лодки находились довольно высоко — спереди и сзади рубки, так что дно, видимое через открывшийся люк, казалось пугающе далеким. Как с балкона пятого этажа.
Не то чтобы я боялась упасть — не боялась же я высоты, когда я, снорклинчая в Египте, также парила над полями водорослей. Но что-то во мне заставляло пятиться в сторону от открытого люка, цепляясь крюком руки за леер.
И тут, мимо меня в вихре пузырьков, сияя лампами и жужжа, как самое доброжелательное приведение с моторчиком, лихо пронесся Подводник. Пронесся и замер в нескольких метрах передо мной, свободно вися в толще воды. Его полет казался таким же свободным, как полет Супермена. Конечно, умом я понимала, что эта легкость — не более чем иллюзия. Вода хорошо передает звуки, и я слышала жужжание поддерживающих скафандр на плаву двигателей.
— Дарья, джойстик управления у тебя в правой перчатке. Сожми и медленно…
Последние слова Подводник кричал уже мне в спину. Потому что я резкая. Могли бы и привыкнуть. Получив разрешение сжать джойстик, я сжала его и со всей дури повернула вперед. Как рычаг переключения скоростей.
Последствия — как и у всех моих импульсивных действий — не замедлили наступить. Взвывшие моторы толкнули меня вперед, и я вылетела из шлюза как пробка из бутылки шампанского. В вихрях струй и пузырьков. Висящий в воде Подводник еле успел отлететь в сторону.
— Ты что творишь, Дарья? — раздался в шлеме его возмущенный голос. — Медленно надо, аккуратнее.
— Ага, — с сарказмом сказала я. — Аккуратность — моё второе имя.
Но напор на джойстик поубавила. Предоставленный сам себе скафандр парил, обеспечивая нулевую плавучесть работой турбин.
Я начала (аккуратно!) заниматься тем, с чего должна была, по уму, начать. Короткими импульсами в полсилы разворачивала скафандр, вращаясь в трех осях. Получалось в целом неплохо — недельные тренировки на тренажере заметно повысили мой скилл освоения новой техники.
Так что очень скоро, освоившись, я начала восторженно плавать вдоль лодки под старый российский рок. Впрочем, об этом я уже рассказывала. Не буду повторяться.
Подводник тем временем отплыл в сторону и, вися в толще воды у края подводного плато, помахал мне фонарём.
— Освоилась, Дарья? — раздался в наушниках его голос. — В таком случае, я предлагаю принять участие в одной любопытной экскурсии.
— Я за любой кипеж, кроме голодовки, — ответила я, изобразив книксен.
— Тогда следуй за мной, — ответил Подводник, погружаясь.
Несколько секунд мы следовали вдоль отвесно спускающегося склона. Скафандр предостерегающе крякал, оповещая о росте давления, я наблюдала за тем, как по мере спуска менялась морская живность, становясь более мрачной и темной.
Вскоре мы оказались на крохотной полянке, засыпанной белым, сияющим в лучах наших фонарей песком. Этот пятачок света в окружающей непроглядной тьме казался таким уютным.
Чуть дальше, на границе света и тьмы, располагались странные изломанные тени. Включив мощный фонарь, который, словно световой меч, уперся в темные фигуры, я поняла, что вижу черные, скрюченные стволы деревьев. То, что деревья мертвы, было очевидно по антрацитово-блестящим изломам ветвей. Я протянула руку, растопырив клещи манипулятора, и со звонким щелчком обломила сучок. Так и есть — мы оказались в каменном подводном лесу.
Поднявшись на пару метров туда, где частокол черных как смоль ветвей уже не был столь непроходимым, мы двинулись от стены, светя фонарями вниз.
— Если вы расскажите мне, что мы ищем, то я это найду быстрей, будьте уверены.
— Если ты увидишь это, Даша, то сразу поймешь сама, без объяснений, — буркнул Подводник, но потом снизошел: — В 1974 году, советское исследовательское судно «Академик Петровский», сделав подводные снимки вершины горы, обнаружило на этой вершине развалины сложенных из крупных глыб стен.
— Таких как эта, да? — язвительно спросила я, направив луч фонаря вниз. Заметила стену я уже давно, просто не догадалась, что мы ищем именно это.
Мы тут же спланировали вниз, всклубив турбинами тучи ила. Опустившись на грунт и выждав пару минут, пока муть отнесет течением, мы увидели невообразимо старую стену.
То, что это не естественное образование, было очевидно по кривым растворным швам и отваливающейся штукатурке. Мать природа не научилась создавать подобные шедевры — для этого нужны косорукие строители.
Мы двинулись вдоль стены, взлетая над завалами камней. Стена извивалась, уходя вглубь. Скоро звуковые сигналы в скафандрах сменили тональность, оповещая нас о достижении предельной глубины, и мы, отплыв от стены, начали двигаться по спирали, находя то там, то тут несомненно рукотворные конструкции. Фундаменты домов, стены, разломанные на десятки частей колонны.
— Что это? — спросила я, опустившись около хорошо сохранившейся стены со стрельчатой дверью-аркой.
Вместо ответа Подводник поднял манипулятор и нацарапал на заросшей морской живностью стене одно слово:
АТЛАНТИДА.
— У меня что, рация сломалась? — испуганно спросила я. — Кивните, если меня слышите!
— С рацией у тебя всё в порядке, — со вздохом ответил Подводник. — А вот с кругозором непорядок.
— Так это Атлантида, — с сарказмом сказала я. — Та самая Атлантида, которую за последние полтора века где только не находили — от Байкала до Антарктиды. Её по числу открытий только бункер Гитлера опережает, но совсем на крохотную капелюшечку.
— Уверен, что это — та самая, — отрезал Подводник.
— Да будь она та самая, тут от исследователей с черными копателями не протолкнуться бы было.
— Нет. Я уверен, что Атлантида тут — именно потому, что здесь нет археологов с туристами. Её ведь как нашли? Океанографическое судно дуриком развалины сфотографировало. Так эта сенсация в газеты и попала. Потом другие дилетанты — геологи на спускаемом аппарате «Аргус» — тему Атлантиды закрыли, объявили, что стены — это естественные образования.