т. У бедняги просто не будет другого выбора, с учетом того, что Китай не Россия — в Китае взяточников расстреливают, а не переводят на другую должность. Остальные участники Большой игры домов, так в Поднебесной называется процесс управления страной, просто будут поставлены перед фактом.
Почему я так спокойно об этом рассказываю, ведь моё признание — это фактически смертный приговор человеку? Достаточно отмотать телетайпную ленту назад, чтобы узнать имя чиновника, принявшего решение. Просто потому, что решение приняла Хе. Сама. Как капитан космического корабля — первая на борту после Бога. А поскольку Хе атеистка, то просто первая. Прошу любить и жаловать.
Официальный Пекин и CNSA, получив запрос от Хе, просто не говорили ни да, ни нет, сказав, что нужно обдумать. Хеин папочка, к которому она, наступив на гордость, обратилась с вопросом: «Что делать?», сказал, чтобы Хе «слушалась партию», после чего отрубился, и ЦУП с не мог с ним больше связаться. Чиновник, которого шантажировал ОО, никак себя не проявил — конечно, я допускаю, что он просто ждал нужного времени, чтобы отдать приказ в последнюю минуту, но это рассуждения в пользу бедных. Решение спасти меня Хе приняла самостоятельно. Потребность быть большим китайцем, чем члены китайской компартии, не минус Хе как человека, а огромный плюс.
Но я забегаю вперед.
Просидев, как дура, два часа на крыше шлюза, я получила сигнал от скафандра, что кислорода мне осталось всего на час. Увы, тут всё как в договоре с российским опсосами, которые пишут о скорости Интернета всегда как о скорости «до 20 мбит/с», поэтому с какой бы черепашьей скоростью не тащился трафик, нарушением договора это не является. «Скорость в 0,2 мбит/с не является нарушением договора, поскольку она до 20 мбит/с», — тараторит в ответ на все претензии техподдержка.
Формально время автономной работы космонавта в скафандре «Орлан-М» — до 5 часов. Не пять, а до пяти. Почему так неточно? Да потому, что любое физическое действие ведет к перерасходу кислорода. Больше скажу — к перерасходу кислорода ведет даже чисто психологическое волнение. Так что, если вы получили от скафандра сообщение о том, что воздух осталось всего на один час, знайте, на самом деле воздуха хватит минут на пятнадцать, так как у вас от таких вестей моментально гипервентиляция случится.
Тут нужно правильно выбрать стратегию. Я могла бы, конечно, успокоиться и посчитать до ста, сохранив запасы кислорода в неприкосновенности. Я отбросила этот план — хоть экономь, хоть не экономь, перед смертью я не надышусь. Воздуха хватит на час, и моя будущая стратегия должна учитывать этот фактор.
Поняв и осознав это, я решила не противиться естественному ходу событий. Отдаться на волю течения и волн. «Паника, паника, я капитан Титаника!» — подумала я и, спустившись к люку, решила напомнить о себе корабельным затворникам.
Прикрепившись магнитами к дверце шлюза спиной к кораблю, я начала барабанить сапожком скафандра по двери. Начала я традиционно: весело, с легким оттенком безумия:
— Вы (Стук!) хотите (Стук!) поговорить (Стук!) о (Стук!) пресвятой (Стук!) госпоже (Стук!) нашей (Стук!) Марии Дэви Христос (СТУК! СТУК! СТУК!). Это не вопрос, это утверждение! (СТУК!!!!) Благая весть грядет! (СТУК!!!).
Но потом я случайно посмотрела на индикатор, который показывал, что я выдышала за какие-то пять минут пятнадцатиминутную норму, и меня пробрало по-настоящему. Настолько, что я даже стала серьёзной, что со мной бывает редко.
— Воздух заканчивается. (Стук!) Связи с Землёй нет. (Стук!) Возможности эвакуироваться нет. (Стук!)
Сколько я стучала, точно я сказать не могу, я не смотрела на индикатор, чтобы не расходовать паникой кислород. Субъективно — прошла вечность. Объективно — четверть часа. Дверь не открылась. Звуки внутри корабля стихли.
Я повернулась и посмотрела на замок. Входить в чужой дом без приглашения — признак невысокой культуры, но всё же лучше так, чем умирать на пороге. Оба индикатора на двери горели красным, сигнализируя, что шлюзовая камера заполнена воздухом и что ведущая в корабль внутренняя дверь шлюза открыта. Кстати, когда я прилетела, оба индикатора были зелеными. Китайцы открыли дверь в корабль, заблокировав замок шлюза специально, чтобы меня не впускать.
Вот я лошара, подумала я. Надо было сразу войти, как прилетела. Пока экипаж не прочухался. Хоть это и не было предусмотрено планом и Посредник прямо запретила мне подобный поступок как способный вызвать рефлекторную реакцию на вторжение в корабль. Агрессивную вплоть до убийства.
«Ну, пристрелили бы они меня, — подумала я. — И что? Лучше ужасный, но быстрый конец, чем эта смерть в рассрочку».
— Я (Стук!) хочу (Стук!) жить (Стук!), — прокричала я.
И прекратила стучать. Не видела смысла. Воздушной смеси в скафе осталось на пятнадцать минут, и мне их хотелось провести спокойно, без судорожного скобления под дверью. В голове вертелся идиотский стишок: «Стояла Даша около двери. Её не пустили. Она задохнулась». Вышло как-то очень не по Стругацким, во всех смыслах.
— Прощайте, — крикнула я. — Меня звали Дарья, скраденные вы суки.
Примерно в этот момент дверь шлюза и открылась. Трагедия моментально сменилась фарсом: к двери магнитными захватами я была приклеена, так что меня просто развернуло и прижало к кораблю. Конечно, я тут-же отцепилась и повернулась, как раз чтобы увидеть донельзя удивленную позу тайконавта, который вертел шлемом в разные стороны, пытаясь найти того, кто стучался.
Я вытянула руку и притронулась к его шлему, обращая внимание на себя. Бедняга с перепугу дернулся всем телом, судорожно разворачиваясь в мою сторону. Увидев меня, он выпучил глаза, замахав руками в нелепой попытке улететь. Но быстро успокоился, протянув мне раскрытую ладонь.
Если честно, я даже прослезилась от затопившего меня чувства благодарности.
На этом, кстати, сказка кончилась. Тайконавт, оглядел меня, зацепившись взглядом за пристегнутый сбоку от скафандра багаж. И тут же протянул в его сторону руку, требовательно раскрыв ладонь.
Я отстегнула карабин и передала чемодан в его руки. После чего этот вероломный китаец хорошо отработанным движением выпнул чемодан в космос. Как бьющий пенальти футболист.
— Ты что творишь, рэпер гнойный? — возмущенно выпалила я, наблюдая за стремительно уменьшающимся чемоданом. — Там, между прочим, у меня скафандр. Был, — со всхлипом добавила я чуть позже, когда поблескивающий гранями чемодан исчез из виду.
Тайконавт подал мне руку, направляя в шлюз, и проследовал за мной, закрыв двери. Одним из преимуществ решения с выносом шлюза как раз было то, что в просторной шлюзовой камере было место для двоих.
Включились насосы, заполняющие камеру воздухом. По тому, как менялось ощущение скафандра, который, став сначала из жесткого и неудобного каркаса висящим на мне балахоном, подобрался, облепив тело как мокрая одежда, я поняла, что давление на корабле примерно равно земному.
Вместе с воздухом в шлюзовую камеру начали поступать звуки из корабля. Гудение насосов и вентиляторов, фоновое бормотание новостного телеканала. Оставшийся на борту экипаж безмолвствовал. Но не успела я толком обдумать этот, очевидно, не самый лучший показатель «дружелюбности» встречи, как дверь в корабль начала открываться.
Естественно, внутрь. Не дожидаясь, пока она полностью откроется, я открыла забрало шлема. Посредник настаивала, чтобы я сделала это при первой возможности, чтобы тайконавты сразу увидели во мне человека, а не анонимный скафандр. Человека убить сложнее, этому учит нас психология. А еще забрало шлема нужно было открыть, чтобы я могла хлопать ресницами, не забывайте об этом моём тайном оружии.
За время выравнивания давления глаза успели привыкнуть к темноте, после слепящего вечного полудня космоса, так что я видела все хорошо. А посмотреть было на что:
В похожем на большую бочку помещении, освещенном яркими полосами светодиодных лент, царил типичный для космоса беспорядок. На самом деле, конечно, здесь, как в хорошей мастерской, все было на своём месте, а ложное впечатление хаоса создавалось потому, что вся техника, что мы привыкли видеть, от автомобиля до сотового телефона, проходит творческое осмысление дизайнером. Без удизайнеренного вусмерть облика сейчас даже шуруповёрт не продать. Тогда как на «Страннике» техника была в первозданном виде, такой, какой её задумали конструктор и инженеры.
Конечно, сейчас я смотрела на внутренности корабля несколько другими глазами — сказались полгода обучения. Вместо бессмысленной мешанины устройств я видела системы. Электроснабжение, связь, навигация, теплообмен, воздухоочистка, пожаротушение и научные модули сплелись в единый узел — сложный, но постижимый.
У стен корабля, держась за поручни, висели оставшиеся три тайконавта. Двое мужчин, находившиеся слева и справа от открывшегося шлюза, держались за поручни ногами, широко расставив руки и приготовившись меня ловить. Но я почти не обратила на них внимания, похищенного висящей у противоположной стены Хе Пейронг собственной персоной.
Жилистая, смуглая, скуластая женщина лет тридцати пяти — сорока, одетая в полувоенные брючки и черную футболку, с темно красными волосами, собранными в два рога в китайской традиционной прическе, Хе держала в руках антикварный кортик с перламутровой рукояткой и каким-то китайским мифическим животным на гарде и пырилась в меня похожими на угольки глазами.
— Здравствуйте, — как можно более нейтрально сказала я по-английски.
— Оно молча снимает скафандр. Медленно, — ответила Хе, немного поиграв кортиком перед моим лицом.
* * *
В корабль ненадолго вернулась тяжесть. Не такая, как на Земле, но всё же чувствительная. Особенно, если тебе в спину упирается какое-то ребро переборки, а сменить позу ты не можешь. По вернувшейся тяжести я догадалась, что на Земле решили не отменять миссию «Странника» из-за моего присутствия на борту. Как минимум я вернусь на Землю, повторив миссию Импи Барбикена, облетевшего Луну в романе Жюля Верна «Вокруг Луны».