— Хельга, — заорала я, — ты отпускаешь люк и встаешь на пол.
Одновременно с этим, я схватила её за запястье и потянула вниз. Подсознательно я ожидала, что раненная и дезориентированная Хельга вцепится в ручку люка смертельной хваткой, но нет. Она сразу же подчинилась моим действиям.
— Ты поднимаешь руки вверх и держишь Хе, — продолжала руководить я действиями астронавтки.
Хельга поднимает руки и ловит слабо трепыхающуюся Хе. Без паники, эмоций и борьбы.
— НА СЧЕТ ТРИ МЫ ПРЫГАЕМ ПРЯМО И ВПЕРЕД, — отдала я самый сложный из приказов, — ПРЫГАЕМ ВМЕСТЕ!!!
В ответ Хельга чуть присела, показывая мне, что команда принята.
— ОДИН! — закричала я, тоже чуть присев, — ДВА!
В промежутке между этими цифрами, я успела оглядеть «Странник», который успел стать мне домом и мысленно поблагодарить его за службу. На экране пульта финальный отчет сменился картинкой, на которой Терминатор в бесподобном исполнении Арнольда погружался в расплавленный металл, подняв вверх большой палец. Таким образом нейронная сеть прощалась с нами, попутно желая удачи, поняла я.
— ТРИ! — закричала я.
И мы прыгнули. Одновременно. Словно одно существо, каким мы, наверное, и являлись в этот момент. Мы пролетели через раскаленный створ ворот, не задев его, и вывалившись в открытый космос, начали удаляться от обгоревшего и смятого корпуса корабля.
— Сообщите ваш статус, — раздался в шлеме новый, незнакомый голос.
— МЫ ПОГОРЕЛЬЦЫ, БЛЯТЬ — крикнула я в ответ, — ТЕТЯ, ТЕТЯ КОШКА…
— Сообщите, на сколько вам хватит кислорода, — продолжал настаивать голос.
Присмотревшись, я наконец увидела, кто с нами разговаривает. От МКС, находящейся в паре километров от нас, в нашу сторону двигался спускаемый аппарат «Мир» с двумя астронавтами на броне. Точнее, с одним астронавтом и одним космонавтом, поправила себя я, разглядев нашивки на чистеньких белых скафандрах.
— Мой статус 18 минут, — отрапортовал Пинтел, — Раджетти без сознания. Мы потерпим. Спасайте женщин.
* * *
Пинтела и Раджетти спасли буквально в последние секунды. Спускаемый аппарат транспортного пилотируемого корабля «Союз МС-09», вынужденно играющий роль спасательного судна, обладал грацией слона в посудной лавке. Спасающая нас команда астронавтов, управляющая им посредством собранного в спешке дистанционного пульта, никак не могла подвести корабль к ним, постоянно промахиваясь мимо.
Положение спас астронавт, которому хватило смелости прыгнуть с обшивки в строну удаляющейся от МКС парочки, обвязавшись тросом. Остальное было делом техники — Пинтела и Раджетти подтянули к обшивке, подключили к резервному источнику воздуха, заранее собранному спасателями из демонтированных со скафандров ранцев, и мы отправились обратно к МКС.
Обратный путь был значительно проще — на спасательной капсуле просто включили автопилот, доставивший нас точно к посадочному узлу.
Мы наблюдали за всеми этими действиями, будучи запертыми в посадочном модуле, куда нас второпях запихали поймавшая нас багром спасательная команда. Серьёзно, багром — демонтированной с обшивки антенной, на конец которой они приделали крюк.
Входной люк закрыли. Сначала я была против, считая, что заполнять капсулу воздухом преждевременно — нужно дождаться Пинтела и Раджетти, но, когда Хельга снова забилась в судорогах, сама запечатала его и бросилась расстегивать её скафандр. Запустив, естественно, цикл заполнения капсулы воздухом и убедившись, что достигнуто достаточное давление.
Показавшееся из-под наполовину стянутого скафандра лицо Хельги было залито кровью. Кровь шла не только из нескольких глубоких порезов, но и сочилась из носа, глаз, ушей и рта. Заплатка всё же легла неплотно, и система управления скафандром была вынуждена снизить внутренне давление до минимума, чтобы сократить потерю воздуха.
Так что Хельга выполняла мои команды и прыгала, находясь, по сути, в полубессознательном состоянии. Её тело за доли секунды поднялось на высоту выше самых высоких гор. И то, что она при этом дышала кислородом, помогало мало — в отличие от меня Хельга не проходила тренировок по всплытию и повредила и легкие, и гортань.
Но об этом, естественно, я узнала позже. Сейчас же, я просто убедилась, что Хельга дышит и жива, хоть и не может говорить. И бросилась к Хе, которая неуверенно ощупывала шлем, судорожно содрогаясь от кашля. Я повернула её на спину, открывая скафандр.
И тут же отшатнулась, увидев залитое рвотой синее лицо китаянки. Рефлексы летчицы сыграли с Хе злую шутку — там, где я просто отрубилась, Хе боролась до конца. С предсказуемым результатом — она всё равно не справилась, сведя с ума свой вестибулярный аппарат, и чуть не захлебнулась рвотой.
В эту секунду в моём скафандре заработал сигнальный таймер — я выдышала остатки кислорода из своего запаса. Я выключила подачу воздуха и стянула шлем.
— Чуи, мы дома, — подвела итоги спасательной операции я.
* * *
МКС показался мне похожей на студенческое общежитие. Старая, облезлая, пошарпанная и помятая, пережившая с десяток ремонтов с перепланировками станция была забита ненужным и неработающим оборудованием по самую крышу. Еще на станции воняло гарью с лёгким оттенком гнили — запахом космоса, как мне объяснили старожилы.
Вы уж извините, если я походя разрушила чей-то хрустальный замок. Можете считать, что я пристрастна. В конце концов, я действительно могу переводить на станцию весь негатив, который испытываю в отношении её обитателей.
Да, обитатели станции не понравились мне с первых минут нахождения на МКС. Конечно, я бесконечно признательна им за наше спасение. Но вот всё, что было потом, было весьма увы.
Началось все сразу после стыковки модуля с МКС. Люди в марлевых масках отвели нас в пустующий отсек в русском секторе, где и заперли, предоставив самим себе. Через несколько минут, к нам присоединились и Пинтелл с едва пришедшим в себя Раджетти. Я обняла их, поздравив со спасением.
Приведший их человек в фильтрующей маске извинился за наше заточение, сказав, что это вынужденный карантин. Я скептически фыркнула, намекая на общую со всей станцией вентиляционную систему и хлипкую пластиковую перегородку, призванную исполнять роль двери.
— Я всё понимаю, Даша, но ничего не могу поделать. Таковы прямые указания Земли.
— Хорошо, — согласилась я и понимающе улыбнулась.
Так же понимающе я улыбнулась, когда два хмыря в масках забрали всё еще не до конца пришедшую в себя Хе. Ей нужно было очистить легкие от следов разъедающей их рвоты. Назад её не вернули. Пришедший вместо неё человек в маске сказал, что она спит в кислородной маске под присмотром врача.
И забрал Хельгу. Ей требовалось обработать раны на лице. Когда, через час, человек в маске вернулся и забрал Раджетти, мне все уже было понятно. Как и Пинтелу, который сказал, что так это дело не оставит, когда пришли за ним.
Я сидела, обхватив ноги руками, у иллюминатора и смотрела на проплывающую подо мной Землю. Из системы вентиляции доносился радостный гомон устроенной экипажем МКС вечеринки.
Конечно, я представляла себе свое возвращение не так. Но, теперь, после всего пережитого, когда я стала старше на неделю и мудрее на миллиард лет, могла ли я надеяться, что происходящее со мной не более чем досадная случайность?
Нет.
То, что произошло со мной на станции, будет повторяться и дальше. Я влезла не в свою лигу. Сунулась со своим суконным рылом в калашный ряд и сейчас пожинала заслуженное возмездие. И единственное, что я могу с этим сделать, это смириться и продолжать жить.
Вот только смириться мне было ой как непросто.
Особенно утром, когда я заметила, что у меня украли коммуникатор. Я его сняла на ночь, так как кожа под ним чесалась. А на утро он исчез. Да, ночью кто-то шарился по отсеку, но я спросонья не обратила на это внимания, привыкнув к тому, что на «Страннике» ночью жизнь не замирала, а просто снижала активность. Но там-то мои вещи не воровали!
Точно так же пропал и снятый мной вчера скафандр, который я за неимением чемодана просто скатала в скатку. В общем, пропали всё нажитое непосильным трудом, кроме надетого на меня тренировочного костюма и злополучной папки, которая сейчас упиралась мне в спину, придавленная резинкой штанов.
Я спросила о пропавшем коммуникаторе принесшего мне завтрак человека в маске. Он просто пожал плечами. Точно так же он делал в ответ на все мои вопросы о моём заключении. Он даже не делал вид, что я нахожусь в карантине. Он просто перегородил мне путь, когда я попыталась вылететь из российского сегмента станции.
Драться я не стала. Амбал был здоровенным как шкаф. Я даже не устроила скандал — это было бесполезно. Но и удобной жертвой не стала — к примеру, несмотря на все запреты, я пользовалась находящимся в российском сегменте туалетом. Мелкий и бесполезный бунт, но хоть что-то.
Я спала, ела, читала обретенную в туалете читалку с современной российской фантастикой, снова ела, снова спала… и снова читала, спала и ела. Не берусь судить, сколько это продолжалось — очень скоро я потеряла счет времени. Я не догадалась отмечать прожитые в заключении часы, которые складывались в дни, недели, месяцы и года. И не надо меня осуждать — от одиночного заключения у людей очень быстро сносит кукушку.
По крайней мере, так я подумала, когда начала слышать голоса. Ладно, шучу. Конечно, я ни на секунду не сомневалась в своей вменяемости, услышав обращающийся ко мне из клубка проводов и оборудования голос. Я подлетела поближе, раздвинула руками паутину шлейфов и проводов и обнаружила облепленный пылью и мелким мусором крохотный ноутбук ASUS EEE PC. Судя по всему, его кто-то присоединил к сети, когда настраивал роутер, и забыл. Эта догадка хорошо вписывалась в окружающую станцию ауру тлена и забвения.
И именно из недр ноутбука и шел привлекший меня зов.
Я потянула крохотный ноутбук к себе, разрывая тянущиеся за ним волокна клея. Мне почему-то вспомнился