– Но это ведь несерьезно, Ритка! – развела руками Наташа.
– Поговорила я с Евстафией, – продолжила Маргарита. – Я для нее легенду придумала простую. Рассказала, что нужно, чтобы муж умер. За деньгами не постою – но только, чтобы с гарантией.
– Однако Пит твой – жив и здоров, – пожала плечами Наталья.
– Я ж не заказывала его, а справки наводила… А если б заказала – точно бы помер, – серьезно ответила сестра. – Эта Евстафия гарантию дает: если за три месяца мой заказ не исполнится, она деньги возвращает. Поэтому будь уверена: все эти пупсики окровавленные и иголочки каленые – точно Тамариных рук дело…
– Не верю я в эти заговоры, – поморщилась Наталья. – Бесовщина и маразм.
– Но магазин твой разорился! – перебила ее Рита. – И не говори, что Тамара в этом не виновата!
– А я и не спорю, – спокойно продолжала Наташа, – Тамара этому способствовала. Только не заговорами. Она просто папе на мозги капала. Что мой «Настоящий» – блажь и дурь и он, как отец, должен запретить мне заниматься чепухой. Я сама однажды слышала…
– А что отец?
– А отец ответил, что я – взрослая девочка и в своей жизни разберусь сама.
– Но твой магазин все-таки разорил.
– Ну и что теперь, Ритка?! – начала злиться Наташа. – Магазин – не вернешь, и отца – не вернешь, да и Тамары – тоже больше нет… И какая разница, кто виноват? И что с того, что этих пупсиков с иголками мне подбрасывала она? Уголовной ответственности за колдовство у нас нет…
– Просто Тамара – сволочь! – яростно выдохнула Рита.
– Знаю, – кивнула Наташа. – И что дальше?
– И то, что ее убили, – это правильно! – продолжала бушевать Маргарита.
Наташа снова кивнула:
– По форме – сказано негуманно, по сути – правильно. Но дальше-то что?
– А то, что я знаю, кто ее убил! – выкрикнула Рита.
И тут же испуганно прикрыла рот рукой и опасливо огляделась по сторонам. Но вокруг никого, только птички чирикают-веселятся, и тогда Маргарита повторила – уже вполголоса, но по-прежнему твердо:
– Я знаю, кто убил Тамару.
Она с вызовом посмотрела на сестру.
– Кто? – спокойно спросила Наталья.
– Денис, – выдержала ее взгляд Маргарита.
Наташа тревожно взглянула на сестру:
– Ритка, ты понимаешь, что ты несешь?
Маргарита отреагировала неожиданно:
– А ты понимаешь, дура, что я о тебе забочусь?
– Какая связь? – Наташа по-прежнему не понимала.
– А такая, – отрезала сестра. – Тебе бабки нужны? Нужны. Что я, не вижу, что ли, как ты по своему магазину убиваешься? И мне – тоже нужны. Я хочу детей взять и от Пита к чертям собачьим свалить. Но, оказывается, всех нужнее деньги – Денису… А он ни со мной, ни с тобой делиться не будет.
– При чем здесь Денис?
– При том. Убийца – он, и все отцовы деньги – ему достались. А мы – по нулям, зато знаем, что он – убил. Вот и заключим с ним сделку. Мы будем молчать, а он пусть Тамаркино наследство на три части делит. А не захочет – я все толстяку расскажу.
– Что – все? Что ты знаешь, Маргарита? – Наталья никак не могла поверить, что сестра говорит всерьез.
– Во-первых, я видела, что в ту ночь, когда Тамару убили, он шлялся по дому.
– Подумаешь, – Наташа пожала плечами. – Майя тоже знает, что его ночью не было. И всем об этом рассказывает.
– Во-вторых, я видела, как он спускался с третьего этажа. А ведь там только одна спальня – Тамаркина.
– Да? Это интересно. Но тоже не доказательство. Твое слово – против его слова.
– А ты упрямая, Наташка! – усмехнулась Рита. – То не доказательство, се не доказательство… Ну, а что ты на это скажешь?
Рита сунула руку в сумочку и выудила оттуда плотный конверт:
– На, полюбуйся.
– Что это?
Маргарита задержала конверт в руках – будто засомневалась, давать ли его сестре.
– Даже не знаю, можно ли тебе смотреть… Ты же у нас девушка незамужняя, почти девственная…
Наталья наградила сестру уничижительным взглядом, вырвала конверт из ее рук, вынула оттуда фотографию.
Качество у карточки было неважное, но она сразу узнала спальню. Самую большую и стильную спальню во всем особняке. Хозяйскую спальню – отца и Тамары. Ту, где, в конце концов, ее и убили. Плазменная панель на стене, кусок картины псевдо-Айвазовского, кровать с прихотливо изогнутой спинкой… Сейчас, на фотографии, простыни на постели были сбиты, подушка, видно, в порыве страсти, слетела на пол. А присутствовали на супружеском ложе Бориса Конышева двое. Его жена Тамара. И его сын Денис. Оба – раздеты, едва прикрыты простыней. Тамарина голова (лицо, даже на зернистой карточке видно, – умиротворенное и счастливое) прикорнула на Денисовом плече, руки обвивают его шею.
– Вот это да… – выдохнула Наталья. – Откуда у тебя это?
– А все оттуда, – хмыкнула Маргарита. – От частных детективов. Они ж за отцовским особняком тоже последили. И у них вдобавок всякая техника была. Фотоаппарат особый, с большим увеличением, пленка какая-то сильно чувствительная…
– Это точно не монтаж? – продолжала недоумевать Наталья.
– Да какой монтаж! – хохотнула Рита. – Посмотри, какое все яркое, живенькое! – И деловито добавила: – Правда, обошлась фотка дорого, три штуки баксов в итоге с меня за весь компромат содрали, половина, кстати, теперь с тебя. Но дело того стоит, согласись!
– Никогда бы не подумала, что Денис на это способен… – растерянно пробормотала Наташа.
– Ну, наш братик способен на многое! – пригвоздила Маргарита. – Так что, сестреночка, доказательства против Дениса у меня есть. И логическая цепочка тоже выстраивается: он соблазнил Тамарку, она, видно, в порыве страсти, завещание на него переписала. Ну, а Диня ж не дурак с этой старухой жить, у него Майка есть да и другие девчонки наверняка, – вот и кокнул ее. И на отцовский капитал лапу наложил. А мы с тобой по нулям остались… Нет, Динечка, этому не бывать, – Маргарита хищно улыбнулась.
– Неужели ты правда будешь шантажировать брата? – все еще не верила Наталья.
– Не я, Наташенька, а мы, – усмехнулась Маргарита. – Мы с тобой обе – будем.
«Я никогда не унижусь до шантажа, – подумала Наталья. – Это низко, примитивно, подло!»
Но вслух она сказала совсем другое:
– Пойдем, Ритка, в машину. Дома обо всем поговорим.
В то же самое время.
Подмосковье, поселок Теляево.
Инков и Ходасевич
Михаил Вячеславович вошел в бывший кабинет своего бывшего босса и подивился: насколько быстро он успел пропитаться духом толстяка Ходасевича, отставника-чекиста. Комната оказалась прокурена его дешевыми болгарскими сигаретами, наполнена крепким запахом его одеколона, да и вообще – выглядел полковник в хозяйском кресле чрезвычайно органично, словно за пару часов успел врасти в него. Будто и не принадлежал кабинет – совсем недавно! – покойному Борису Андреевичу, и тот никогда не топил здесь камин, не просматривал документы, не попивал виски…
– Михаил Вячеславович, у меня к вам есть еще два вопроса, – внушительно сказал Валерий Петрович, сверля Инкова своими полузаплывшими умными глазками, – и тот вдруг досадливо подумал: «Ох, зря мы его наняли. Совсем зря. Слишком умен».
Между тем Инков любезно ответил:
– Слушаю вас внимательно, Валерий Петрович.
– Да вы присядьте, – небрежно пригласил полковник, и Михаил Вячеславович в очередной раз с досадой подметил способность отставного кагэбэшника становиться хозяином в любой ситуации, – и послушался, сел.
– У вашего покойного шефа, – продолжил Ходасевич, – на работе была любовница.
Произнес он сию сентенцию не вопросительно, а спокойно-утвердительно. Прозвучало безапелляционно, однако Инков счел нужным удивленно вскинуть брови.
– Разве?
– Не притворяйтесь, Михал Вячеславыч, – поморщился полковник. – Звали ее Людмила, фамилия Фейгина, работала у вашего босса секретарем.
– Фейгина была его любовницей? Кто вам это сказал?
– Да перестаньте вы, товарищ Инков! Меня амурные дела вашего покойного босса совершенно не интересуют. И я не собираюсь бросать тень на его, так сказать, честное имя. Я расследую убийство. Два убийства. Вот поэтому меня интересует секретарша Конышева.
– Что ж вы меня спрашиваете, если сами про нее все знаете? – усмехнулся Инков.
– Я знаю далеко не все, – отрезал полковник.
– Не понимаю, какое отношение она имеет… – начал было Инков, но Ходасевич жестко прервал его:
– Прямое, Михал Вячеславыч. Возможно, самое прямое. – Внушительно глянул в глаза собеседнику – тот непроизвольно отвел взгляд, а полковник продолжил: – Поэтому давайте без препирательств. Ближе к делу. Для начала мне нужен телефон этой самой Людмилы.
– Какой вас конкретно телефон интересует? – Инков переспросил с легкой иронией – которая на самом деле маскировала неловкость от того обстоятельства, что Ходасевич столь легко подавил его волю. – Рабочий? Домашний? Мобильный?
– Давайте все.
– Как прикажете, – по-прежнему иронично скривил губы замдиректора.
Инков выудил из кармана микрокомпьютер, с которым никогда не расставался, полистал записную книжку и сказал:
– Записывайте. Людмила Фейгина. Мобильный… домашний… – А потом добавил с тщательно замаскированной ноткой торжества: – А рабочего, извините-с, дать не могу. Людмила Фейгина две недели назад уволилась. – И, внутренне усмехаясь, уставился на полковника, рассчитывая насладиться эффектом.
Упования Инкова не сбылись: может, Ходасевич и удивился, но даже бровью не повел, лишь сухо молвил:
– Вот как. – И переспросил, цепко вглядываясь в зама Конышева: – Две недели назад – стало быть, незадолго до убийства Бориса Андреича?
– Да, – кивнул Инков. – Дней за десять.
– По какой причине она уволилась?
– Понятия не имею. Она мне не докладывала.
Инков наслаждался своей маленькой властью, вдруг приобретенной им над полковником: потому что он владел информацией, а Ходасевич – нет.
– Что по поводу ее увольнения говорил сам Конышев?