[8]. Что касается терминов «раса», «расовый», столь часто употребляемых в англоязычной историографии, в том числе и применительно к раннему Средневековью, то их следует понимать, конечно, не в современном, принятом у нас смысле, а скорее как этнокультурные категории.
Часто употребляемый здесь термин «регионализм», заимствованный из англоязычной историографии, подробно объясняется по ходу повествования. Отметим лишь, что он соотносится с терминами «раздробленность» (политическая, экономическая, и т. п.), или «обособленность», но характеризует также и субъективную сторону этих явлений, то есть, восприятие их самими людьми.
Что касается общего направления данной работы, то она представляет собой исследование политической истории на стыке с этнокультурной и социальной историей (насколько, конечно, источниковая база это позволяет). Следует отметить, что, например, по эпохе нормандского завоевания эта база гораздо шире, нежели по Империи Кнута; именно поэтому нормандское завоевание занимает больший объем нашей работы, хотя и по проблематике датского завоевания и царствованию Кнута был задействован практически весь имеющийся материал.
Историография
Историография нормандского завоевания довольно обширна, но собственно политической истории вопроса посвящено не так много работ, как может показаться на первый взгляд; нередко за всевозможными вариациями названия «Norman Conquest» стоит анализ социально-экономических и институциональных сдвигов, последовавших за конкретными историческими событиями, нас интересующими. Историография нормандского завоевания восходит в Англии еще к XVII в. Авторы того времени рассматривали институционально-правовые изменения, произошедшие после завоевания, этого «коренного перелома в конституциональной преемственности», по выражению Дугласа[9]. В XVIII в. была издана «Книга Страшного Суда», и проблематика нормандского завоевания постепенно стала доступной для сравнительно широкого круга образованной общественности, предметом научных дискуссий. Это способствовало плюрализму мнений; если редкие авторы XVII — начала XVIII в. ограничивались верноподданническими оценками завоевания в духе монархического патриотизма, то революционные потрясения второй половины XVII в., приведшие к власти либеральную буржуазию, вывели на сцену так называемую «вигскую» концепцию, доминировавшую в английской историографии двести лет. Этой концепции были свойственны буржуазно-патриотическая точка зрения на рассматриваемые события, изображение героической борьбы англосаксов с завоевателями. В основе вигской концепции в известной степени лежала политическая конъюнктура эпохи, традиционная неприязнь либералов к сильной королевской власти и симпатия к демократическим традициям народного представительства. Собственно, основной недостаток вигской концепции и состоит в этом модернистском подходе к прошлому, базировавшемся на самом менталитете вигов, с его корнями в идеях Просвещения XVII–XVIII вв. Вместе с тем, вигская школа достигла определенного совершенства в разработке прежде всего событийной истории, несмотря на модернистские апелляции к понятиям «нация», «демократия», и т. д., больше свойственным эпохе Просвещения, а не Средневековью.
Лейтмотивом концепции историков-вигов было противопоставление демократических порядков англосаксов военно-монархическому режиму нормандцев. Национально-освободительная борьба саксов виделась как всенародное сопротивление с целью возвращения к демократическим порядкам донормандской старины. Англосаксонский континуитет выступал в роли единственно прогрессивной тенденции. Эта концепция варьировалась по-разному у разных историков. Известный историк и публицист Т. Карлейль (хотя он не был вигом) сожалел о былом величии саксов, ушедшем безвозвратно. Честертон, Грин, Поллард пошли дальше, оформляя постепенно идею о том, что завоевание и нормандское владычество на двести лет прервали национальную историю, традиции, и т. д.[10]
XIX век — время массовой публикации источников, подлинного открытия архивов — дал либеральным историкам обширную источниковую базу. Если общие позиции вигской историографии не раз подвергались критике и пересмотру, то заслуги их в разработке событийной истории непреходящи, поскольку многотомные труды этих историков базировались на серьезном анализе источников. В этом отношении, вершина своего расцвета либеральная историография достигла в 70–80-е гг. XIX в. в лице Э. Фримена, Дж. Р. Грина, У. Стаббса, и др.
У. Стаббс, занимавшийся юридическими и экономическими вопросами на основе «Книги Страшного Суда», сделал ценный вклад в изучение и нормандского завоевания. В целом, оценка Стаббсом нормандского завоевания была такой же уравновешенной, как и вся его концепция конституционного развития, отраженная в «Конституционной истории Англии»[11]. Можно сказать, что Стаббс положил начало концепции англонормандского синтеза, ставшего залогом сбалансированного политического развития Англии в будущем; завоевание, по его мнению, спасло англосаксонскую государственность от политического распада. Концепция Стаббса получила известное развитие в середине XX в. в трудах Стентона и других «англо-норманистов» (см. ниже).
Фримен, горячий сторонник теории англосаксонского континуитета, сделал нормандское завоевание основным научным интересом своей жизни, результатом чего стал обширный шеститомный труд «История нормандского завоевания Англии, его причины и результаты» (1877–1885)[12]. Несмотря на некоторую предвзятость, обусловленную типичным для вигов модернизаторским подходом и личными германистскими пристрастиями Фримена, этот известнейший труд, по словам Д. Дугласа, «является непревзойденным в качестве детального описания нормандского завоевания и истории Англии XI в. в целом»[13]. (Имеется в виду политическая история). Книга Фримена — подробное и красочное повествование, яркий образец «описательной» истории XIX в. Концепцию же автора лучше всего характеризуют слова самого Фримена о том, что он сам был бы рад сражаться при Гастингсе за «старую, добрую свободу»[14]. Лидеры саксов — Гарольд, эрл Вальтьоф — выглядят у Фримена эпическими героями; Фримен отождествляет древнюю германскую свободу, за которую, по его мнению, они пали, со свободой в либерально-демократическом понимании вигов.
Наконец, Дж. Р. Грин, в отличие от вигских историков больше заострявший внимание на роли именно народа в истории, отдает дань проблематике нормандского завоевания в книгах «Краткая история английского народа» (1874), «История английского народа» (1877–1880) и «Завоевание Англии» (1883). В целом, описательный стиль повествования роднит труды Грина и Фримена, но у Грина гораздо меньше подробностей, событийной скрупулезности, а также отсутствует какая-либо четкая концепция. В частности, это характерно для «Завоевания Англии», где Грин рассматривает и англосаксонское, и скандинавское, и нормандское завоевания Англии в качестве последовательных этапов, предпочитая не столько анализ, сколько этнографические экскурсы. В «Краткой истории английского народа» Грин все же делает ряд принципиальных выводов, противоречащих Фримену: так, он говорит, что феодализм зародился и «уничтожил прежнюю английскую свободу» еще в англосаксонское время, до нормандского завоевания, только завершившего этот процесс[15]. Нетипично для вигов также то, что Грин позитивно оценивает некоторые результаты завоевания, в частности, установление в стране правопорядка и политической стабильности взамен прежней анархии и сепаратизма, что дало импульс к развитию экономики, культуры, городской жизни, укреплению авторитета церкви[16]. Вместе с тем, он сдержанно сочувствует англосаксам, понесшим большие жертвы, и эта сдержанность в корне отличает его от пламенного германиста Фримена.
Главным оппонентом Фримена был видный консервативный историк Дж. Х. Раунд, выдвинувший теорию «феодальной революции», заключавшейся в распространении рыцарских земельных держаний, с сопутствующими этому социальными и правовыми изменениями. Нормандское завоевание с этой точки зрения означало слом патриархального англосаксонского уклада и смену его развитым феодализмом континентального типа. Что касается саксов, то Раунд считал английскую государственность середины XI в. нежизнеспособной; она разложилась, по его мнению, от «избытка свободы», отсутствия сильной центральной власти, дисциплины и порядка, как позднее Речь Посполитая, хотя при этом Раунд не отрицает достижений англосаксонской демократии. Вместе с тем, торийская школа была не меньше вигов склонна к конъюнктурной либерализации истории в угоду политическим симпатиям; в установлении жесткой монархической власти торийские историки видели прогресс, декаданс англосаксонской политической системы объясняли ее «вигской» либеральной ориентацией[17]. Концепция Раунда (наряду с концепцией Стаббса) получила развитие в работах Стентона и других консервативных историков «пронормандского» направления, доминировавших в середине XX в. — приверженцев королевской власти и «нового порядка», принесенного нормандцами в Англию.
Что касается неанглийской историографии нормандского завоевания в XIX в. — начала XX в., то здесь прежде всего следует упомянуть книгу известного французского историка О. Тьерри «Завоевание Англии норманнами» (1825, перевод на русский 1904) — типичный образец «описательной» истории, довольно популярного характера. Тьерри рассматривал процесс оседания нормандцев в завоеванной Англии, разделив его на ряд этапов. Однако, в описании событий политической истории он целиком следовал сюжетным линиям нормандских и англо-нормандских авторов, механически перенеся в свою работу многие недостоверные сведения — в частности, легенду о клятве Гарольда (см. ниже), выдуманную нормандскими хронистами.