– Как-то само собой получилось, на автомате. Какой уж тут героизм… – немного засмущался я.
– Хорошо, когда у человека есть такой автоматизм. – Громоздкий АКСУ ему всё-таки мешал, и капитан поставил его рядом у стены. – Потому я к вам, товарищи таёжники, и пришёл.
– Наливай и нам, Никита, не спи, – подсказал Новиков.
– Слышали, что у Мифтаховой случилось?
Дмитрий лишь покачал головой, издав некий неопределённый звук типа «кхе», а я ответил:
– Вроде слышал что-то… Днём Бурят сказал, что у неё обстоятельства. Семейные, без расшифровки.
– Были семейные обстоятельства, а стало чрезвычайное происшествие, – озабоченно произнёс капитан. – С сыном они поругались, вот что. Даниле тринадцать лет, возраст начала партизанского сопротивления, плюс безотцовщина. Слово поперёк не скажи, бычится, замыкается, всё поперёк.
– Тинейджерство, – вставил я.
– Что ж вы за люди такие, москвичи! – медленно покачал головой Храпунов. – Не можете простыми словами, обязательно нужно что-нибудь от английских учёных притащить в разговор! Ну да, переходный возраст. Юлия Ринатовна говорит, что вроде бы всё успокоилось, вместе позавтракали, а когда пришла вечером с работы, то увидела, что отпрыска нет как нет! На тумбочке записочка лежит…
Новиков придвинул стул поближе, я тоже. Оказывается, участковый к нам не на огонёк заглянул, тут дело серьёзное.
– Хорошенько слушайте, – воззвал к вниманию Храпунов, переходя у существу дела и доставая из кармана смартфон. – Я для порядка сфотографировал. Значится, так. «Мама, меня не ищи, вернусь сам, когда всё сделаю. Мы вместе со Степаном Рожко и Стешей Тюриной поехали на заброшенную военку за секретным оружием типа гаусс-пушки…»
Я не выдержал и фыркнул. Сталкеры у нас объявились!
– «Стёпа примерно знает, где она может лежать. И не паникуй, я уже взрослый, а не ребёнок»… Вот такие семейные обстоятельства, хуже не придумаешь.
– Как я понял, назад они до сих пор не вернулись? – поинтересовался Дмитрий.
– Надеюсь, что эти охломоны поймут, что ночью передвигаться нельзя, – с некоторым сомнением ответствовал полицейский. – Тюрина живет со стариками, родителей после отпуска в зону не впустили. У Степана родители есть, да тоже застряли они в Енисейске, на беду. Теперь не пускают, до окончания карантина. Они там бодаются, по инстанциям ходят, но вы же знаете, что это может длиться очень долго. Пацан жил тут с бабкой-родственницей, а она возьми да помри неделю назад. Такой раскладец у нас получается, товарищи. Теперь мы с главой кумекаем, куда его определить под присмотр.
– Долго кумекали, – заметил я.
– А ты поучи нас, учёных! – возвысил голос капитан.
– И поучу! Докумекались? Что ты на меня орёшь, вы родителям про свою учёность расскажете. На чём они уехали?
– На «шестёрке» отцовской, белой, одна такая у нас была, им все завидовали. Машина после смерти Геннадия осталась, – первым ответил промысловик.
– У Юлии Ринатовны «Паджеро-Спорт», а «шестёрка» рядом в гараже стояла, – сдался участковый, меняя тон. – Хотела было продать по дешёвке, а потом решила, что пусть Данила с ней ковыряется, приобщается к механике. Ему нравилось.
Стало понятно, что у него за дело. И оно меня ничуть не захватывало.
– Ребята, кроме вас мне послать некого. Ни одного человека с блокпостов снять не могу, я их наоборот усилил после крайнего прорыва… Нет у меня резервов, и сам не имею права бросить посёлок. Ни на час.
– Погодь-ка, Поликарпыч, тебе же помощника на усиление прислали! – вспомнил, несколько воодушевляя меня, Дмитрий.
– Оболтуса негодного прислали, на отвяжись! Недотёпу какого-то. Негоден! – отрубил Храпунов, безжалостно попирая все нормы защиты чести мундира, как и правила корпоративной солидарности. – Умудрился упасть с первой ступеньки крыльца и сломать ногу.
– В ФАПе откармливается? – спросил Новиков.
– Хрен ему, а не каш казённых, я его санрейсом в карантинный лагерь отправил! – злорадно ответил Сидор Поликарпович. – В общем, кто, если не вы. Такие дела.
Мы переглянулись. В глазах друга мерцал непонятный пока интерес.
– Интересно, почему их на блоке не тормознули? – спросил он.
– Никто не подумал, в том числе и я, старый хрен, что блокпост в обе стороны работать должен! Мужики ничего не поняли, даже когда «шестёрка» мимо прокатила, они и тревогу-то не подняли. Потом уже начали связываться по рации. Меня не зацепили, вышли на Песегова, там радист какое-то время не мог врубиться, в чём проблема… Начали разбираться, а там уже и Мифтахова прибежала, бледная, как смерть. Так как?
Не моё это дело, точно не моё.
Меньше всего я ожидал, забравшись для уединения и философских размышлений на берега тихой реки Таймуры, стать участником рискованных спасательных операций в набитой монстрами тайге при живой полиции и армии по соседству. Но с другой стороны, Юля Мифтахова – человек мне не чужой… Страшно представить, каково ей сейчас приходится. А каково женщинам, стоящим с оружием на блоках? Пацанве безусой, которую призвали перед монстрами ровно стоять?
– Сейчас выдвигаться нельзя, темно, – пробормотал Храпунов, посмотрев на свои командирские. – Только с рассветом.
Новиков выжидающе смотрел на меня.
– «Ксюху» дашь? – требовательно, даже шантажирующе поинтересовался я, кивнув на стоящий возле старого истрёпанного колеса АКСУ.
– Не могу! – неожиданно опять заорал участковый. – У меня три «укорота» было, теперь два из них на «золотые» блокпосты выданы для усиления, один на плече. Патронов хоть завались, а оружия нет! Сами видите, какие у нас прорывы бывают, и это только прыгуны! А если другие твари полезут?
– Зашибись… – буркнул я, дополнив реплику крепким матом. – А если в заброшке не прыгуны, как ты совершенно справедливо заметил? Я и других видел.
– Мужики, ну я ж не деревянный, понятие имею, не с совсем пустыми руками к таким орлам пришёл, кое-что припасено, – заторопился участковый, быстро выговаривая слова извиняющимся голосом. Он нагнулся, доставая из-под стола принесённую суму, а затем поставил её на стол.
– Вот, чем могу.
На свет божий появились две хорошо знакомые кобуры светло-коричневого цвета.
– Только не говорите мне, ребятки, что впервые слышите про эти ТТ. Про них разве что ленивый не слышал.
– Да мы и не говорим ничего, – усмехнулся я. – А патроны?
Вместо ответа Сидор Поликарпович вытащил две увесистые бумажные пачки с потёртыми уголками. Взяв одну из них, я прочитал надпись, сделанную чёрной краской: «Пистолетные патроны калибра 7,62 мм. 70 шт.».
– Можете с утра потренироваться немного. Ночью лучше не палить, людей напугаете без причины.
– Чего тут тренироваться, только патроны в напраслину жечь, в армии не служили, что ли… – заворчал Новиков, медленно извлекая легендарный самозарядный пистолет. – Разобрать, осмотреть, почистить… Мощная штука, иной раз и броник прошибает! Вот только останавливающее действие у такого патрончика слабое.
– Слышал, что сейчас «Техкрим» даже охотничьи делает, да где же их взять-то, – посетовал участковый. – Что имею, мужики. От всего сердца, значится, но под расписочку, для порядка. Когда-нибудь вернёте.
Впрочем, последнюю часть фразы он произнёс как-то уныло. Без особой надежды. Подтянув ближнюю кобуру, я привычным движением вытащил ТТ, первым делом посмотрев на левую сторону рамы, где расположен рычаг затворной задержки, а за ней – серийный номер. Его не было, зачищен дремелем. Ясно, пистолетики из одного военторга.
– Вещара! – по-детски радовался Новиков, крутя пистолет в руках. – И всё-таки, откуда такие раритетные дровишки, шериф?
– Изъяты у спецконтингента. И на этом всё.
– Понял, не дурак, – удовлетворился промысловик. – Ну, что, Никитос, впрягаемся?
Не моё это дело.
Было не моё… А на блокпостах ночью стоять, это как, задача для мирняка? Там точно Гумоз должен нечисть выпасать?
– Берётесь? – тихо спросил участковый. Мы посмотрели друг на друга.
– Согласен, – выдохнул я, засовывая оружие в кобуру. – Поможем обчеству.
– От! Правильные ты слова говоришь про обчество, хорошие, нашенские! И обчество всегда тебе поможет, Енисей-Батюшка испокон веку на том держался. Знал, что вы не подведёте! – торжествующе загудел капитан полиции, стукнув по столу обоими кулаками. – Хорошо бы к вам и Сарсембаева пристегнуть, да пропал он куда-то.
– Ильяс на моторке к Косте Семёнову пошёл, он собачью проблему решает, – поведал я. – А вообще-то, товарищ капитан, это полный бардак и беспредел. Где, скажи, Росгвардия, где Центр специальных операций и все хвалёные спецназы? Здесь не Гумоз должен на блоке дыбиться, а БТРы, бронепатрули на дорогах, зачистка с воздуха! Где всё это?
Храпунов сам подвинул бутылку и стаканы, зло щёлкнул ногтем по гранёному стеклу, скрипнул зубами.
– Я вам сейчас популярно объясню. Мы с вами, как и все остальные в посёлке и на предприятиях, находимся в непонятной серой зоне, где меры и последствия неочевидны. Больше, скажу и всё горькое – нас наполовину уже списали по акту. БТРы, говоришь? Есть и бронетехника, и авиация, и спецназовцы. Вот только работают они сейчас на рубеже, которым является граница зоны отчуждения, там вся работа! Потому как за спиной у них не серая зона, а белая, территория жизни. Представляете, какова протяжённость границы при радиусе в триста километров? И проходит она, между прочим, по тайге! Это Эвенкия, братцы, Затерянный мир. Главная задача властей – не допустить прорывов нечисти дальше, за периметр. Поэтому никто нас в ближайшее время спасать не будет, не до того им. Группы учёных и разведки по-прежнему будут лезть в эпицентр для этого, как его, беса…
– Мониторинга, – помог Дмитрий.
– Именно. Пропавшую вертушку какое-то время будут искать, видать, непростые люди были на борту.
– Наши-то, которые в погонах, почему не помогают?! – разозлился я.
– Не знаю. Завтра у меня запланированы переговоры с командиром части. Встреча на КПП, дальше, сказали, не пустят. Буду терпеливо убеждать его поделиться нормальным оружием.