– Ну, мы знали, куда отправляемся, так ведь? Кстати, вот тебе капитальная агитация, обрати внимание, осталась на месте, всё в порядке.
Да, все эти «Слава КПСС!», «Наша Родина – СССР», «Народ и армия едины!» и прочие подобные лозунги в монументальном исполнении всё же присутствовали. В виде примитивной мозаики, выложенные в стене кирпичом или написанные облезлой краской по бетону.
Неподалёку что-то негромко пискнуло или скрипнуло. Чёрт, мороз по коже!
– У нас домовой, кхе-кхе… – с неестественным спокойствием провозгласил в тишине голос промысловика.
– Где?! – крикнули мы вместе с Гумозом.
– Третье окно от меня, на подоконнике.
В проёме окна и в самом деле сидел домовой!
Он вполне мирно смотрел на машины экспедиции, свесив наружу кривые ноги в лаптях, был вполне антропоморфен и выглядел, как седой бородатый живчик-старичок очень маленького, почти игрушечного роста. Порты в полоску, серая рубаха, которая некогда могла быть и белой. Таким его на русских северах обычно и представляют: постоянно взъерошенным, с длинной бородой, добродушным, относительно безвредным и большим шутником. Ничего звериного в его облике я не заметил, ни шерсти, ни длинных когтей. Разве что длинные, торчком стоящие уши.
Удивления я почему-то не испытывал. Домовой, совершенно нас не опасаясь, качал головой из стороны в сторону, смешно двигал ручками и попискивал.
– Дедок, падший ангел, которого Бог в наказание сбросил на землю. Кто угодил прямо в жилища, стал домовым, – восхищённо сказал Гумоз, открывая дверь и выходя наружу. – Вот и свиделись!
– Это арэнки, – произнёс я в микрофон, припомнив рассказ Петра и пантеон эвенкийских духов, – они совершенно безвредны.
– Нечего сюда тунгусов приплетать, это наш родной домовой! – махнул на меня рукой Гумоз и крикнул: – Дедка, здорово! Конфетку хочешь?
Однако домовой ответного дружелюбия не проявил и сладкое предложение не принял. Его маленькое лицо неожиданно исказила гримаса ненависти. Резво вскочив на подоконник, он зло потряс крепко сжатыми кулачками, пропищал гораздо громче и одним прыжком скрылся с глаз. Вот тебе и на!
Пш-ш…
– Мужчины, надо бы отъезжать отсюда, вокруг слишком много окон, – прозвучало мудрое предложение Мифтаховой.
– Господи, как я уже устал от всей этой нечисти… Работаем дальше! – отдав команду, я сразу тронул машину с места, излишне бодрому Гумозу пришлось запрыгивать в неё на ходу.
– Знаешь, командир, может, он и безвредный, конечно, – добавил из салона «шнивы» Новиков, – только, похоже, что лохматый бес отправился за подкреплением.
– Верно, Дима, в самый корень зришь! – поддержал промысловика Гумоз. – Не-етушки, детушки! Не для того медведь до кабана лезет, чтоб разузнать, о чём тот грезит. Домовёнок-то наш стукачом оказался!
– Ну, значит, скоро начнётся, – зло буркнул я, примеряя на себя роль провидца.
И ведь не ошибся.
Глава тринадцатаяУжасы военной заброшки
Очередной переход, и мы нашли искомое.
Тут было все: вот прожекторная вышка, за ней – простенькая спортплощадка, а заодно и убогая полоса препятствий, вдали виднелись кирпичные ангары с рядами боксов. А вот и бойлерная. Маловата она будет для секретного объекта с разветвлённой сетью подземных галерей и помещений, маловата…
Здание из силикатного кирпича, что слева, оказалось блоком с жилыми рубками. Наверное, здесь было жильё офицерского состава, своеобразный ДОС. За прожекторной вышкой – подстанция, там трансформаторы и медь, центнер, самое меньшее. И он никому не нужен. Где-то шестьсот «зелёных» – две зарплаты бюджетника, по местным меркам хорошие деньги.
Справа стояло небольшого здание штаба гарнизона, неплохо сохранившееся строение, единственное двухэтажное в части. Угол первого этажа занимала дежурная часть или караулка с отдельным входом, к нему я внедорожник и подогнал. Второй экипаж остановился рядом и терпеливо ждал команды, не предпринимая самостоятельно никаких действий. Это меня порадовало, боевая слаженность группы растёт на глазах.
А между этими строениями темнел вход в катакомбы.
Путь в преисподнюю начинался с прямоугольного бетонного устья с уходящим вниз лестничным маршем. На боковых стенах лестницы для чего-то были нарисованы крупные белые стрелы, будто и без них кому-то не понятно, куда нужно идти. Устье входа прикрывал выступающий на полтора метра козырёк, тоже из железобетона. Холм над входом в подземелье был застлан давно прижившимся дёрном, прикрывающим объект красивой зелёной шапкой. Кусты, которых на территории было много, на этом искусственном холме за все годы запустения почему-то так и не проросли. Может, какая-то особая трава не даёт? Первый увиденный мной вентиляционный колодец под жестяным грибком торчал над землёй примерно в тридцати метрах дальше входа. А где же находятся другие? Что-то не видно. Нет, вряд ли это подземелье сколько-нибудь велико.
Сам вход больше напоминал промысловые ледники в мерзлоте на промысловых точках, в которых сезонные бригады заготовителей хранят выловленную сетями рыбу и туши забитых на переправе диких северных оленей. Гуся и лосятину тоже заготавливают и сберегают. Всё добытое вывозят крупными партиями, чаще всего баржей. Хранить продукцию в вечной мерзлоте можно очень долго и без потери качества. Поговаривают, что первые хранилища Госрезерва СССР на северах выглядели именно так – примитивненько, зато дёшево, надёжно и практично.
Конечно, всё самое ценное с объекта давно умыкнули, вывезли: как сами вояки, так и местные. Кто-то из взрослых всё же и сейчас наведывается, я приметил место, где стену разбирали на кирпичи. Но основной контингент сталкеров составляли дети, на вопросы вольного досуга которых плюнули родители. Следы костров в пустых железных бочках, горки окурков, скамеечки из ящиков… Возле одной из них я увидел сломанный деревянный автомат, такой же, как у поселковой детворы, зацело выпиленный из доски. Чувствовалась сложившаяся традиция посещения места тинейджерами. Удивляться тому, что группа подростков в очередной раз удрала на заброшку, не приходилось. Просто ребята пришли сюда не в то время.
Пожалуй, что-то секретное в этих катакомбах некогда действительно водилось. Рядом с устьем военные построили будку караульного поста, да не деревянную, а из кирпича. Возле обычного продовольственного склада небольшой войсковой части такую не поставят.
Чёрный провал пугал и притягивал одновременно.
– А ведь придётся лезть… – вполголоса сказал Гумоз с тяжёлым вздохом.
– Придётся, – мрачно признал я.
Угловые окна дежурки выходили на две стороны дома. Стёкол в них давно не было, даже зубастых осколков не видно, а вот затейливые решётки из толстой арматуры остались. Интересный вариант. Я тщательно осмотрел оконные проёмы обоих этажей тепловизором и никого не зафиксировал.
– Проверь-ка ты аккуратно эту клетушку, решётки оцени, посмотри там, насколько всё надёжно закрывается, – приказал я напарнику.
Тот, не требуя пояснений, выбрался из машины с помповиком. Не могу понять, из каких соображений Гумоз берёт на дело то или иное оружие. Из нагрудного кармана его куртки торчали хвосты двух взрывпакетов, которые я по две штуки раздал членам группы. Себе не оставил, у меня и так максимальная огневая мощь: дриллинг и два ТТ на ремне.
Пш-ш…
– Никита, слышь, хорошо бы эту вышку всё-таки проверить для спокойствия души, – рассудительно предложил Новиков. – Может, увижу, где наша крестовская лоботрясина пасётся.
– Принимается! Только вот что… Меняемся напарниками, отправляй-ка ты Юлю ко мне, – тут же подправил я следопыта. Не стоит ей туда ездить, чтобы при самом катастрофическом варианте развитии событий воочию увидеть обглоданные детские косточки, разбросанные тварями вокруг стальных опор. Я как-то до бесстыдного легко представил себе эту пугающую картину.
– Дверь прочная, двойная, металл тройка. Закрывается исправно, есть щеколда, – быстро начал докладывать в форточку вернувшийся после разведки Гумоз, перед этим поставив на землю два подрезанных в дежурке стула. – Решётки такие, что трактором не вырвешь, на сквозных штырях. Проход в холл центрального входа закрыт с другой стороны, похоже, на врезной замок. Немного ломаной мебели, полки какие-то, барахло…
– Ну вот скажи мне, ради господа бога, ты зачем стулья взял? Самое время! – перебил я разведчика.
– Какие, эти? Скажи, классные!
Простенькие, но очень прочные стулья были сварены из трубчатого профиля, сиденья и спинки жёсткие, из стабилизированной фанеры.
– Вы не ошиблись музеем, Воробьянинов? Это точно не гамбсовская работа, Киса! – не удержался я.
– С собой заберу, мне такие как раз в келью, они ж вечные, – как ни в чём не бывало ответил куркуль.
– Ясно, садись к Диме, сгоняйте к вышке, проверьте там.
Мифтахова села на переднее пассажирское. В течение всего времени проведения мужиками разведки я убеждал её в необходимости остаться на поверхности одной, для чего ей придётся покинуть салон и закрыться в этой самой дежурке.
Во второй раз напомнил ей про наш договор, рассказал, что, в случае чего, салон неподвижно стоящего автомобиля с единственным человеком внутри может оказаться весьма ненадежным убежищем – там не отсидишься. В дежурке есть очень удобные окна, защищённые от проникновения кондовыми решётками, из которых можно вести огонь на две стороны здания.
Не забыл сказать, что женщина не должна подменять мужчин в такой операции…
А вниз идти нужно. Вдвоём лезть под землю стрёмно, а вчетвером тесно, в темноте можно запросто перестрелять друг друга, если ситуация из просто стрессовой перерастёт в боевую. Юлия уже привычно для меня молча всё выслушивала, не показывая сразу своего отношения к теме. И при этом, не произнося ни звука, постоянно шевелила губами, мелко так, почти не заметно… Я не сразу понял, что это за синдром, а потом прорубило! Чёрт возьми, да она же молится! Постоянно читает молитву! И до этого читала. Просто раньше наружу вообще ничего не прорывалось. Но сейчас, с постоянн