Три ствола заговорили одновременно, и я понял, что на этот раз обязательно оглохну. Урон, нанесённый твари десятком картечных выстрелов почти в упор, оказался страшным, на пол опустилась уже развороченная туша. Я тут же поставил на пол третий фонарь и облегчённо вздохнул, работать беспомощным осветителем мне не нравилось.
– Опасный талант у этой мрази, – зло констатировал Новиков. – Дальше идём?
– Подожди…
Странный гул вдалеке не давал мне покоя. Он стал чуть громче. А ну-ка, попробуем!
– Ребята! Вы здесь?! Мы из посёлка, пришли за вами! Данила!
В ответ, как мне показалось, я услышал слабый вскрик.
– Слышите?
– Пискнул кто-то! – делая стойку, поднял палец вверх Новиков.
– А гул?
– Есть такой, словно панели резонируют, – кивнул мне Сомов, сам поднимая с пола последний фонарь и забирая его с собой. – Разберёмся, Никита, разберёмся… Здесь шесть дверей, надо осмотреть.
Обретя слаженность и опыт, очередные помещения мы проверили быстро. И во всех случаях всплывало удивительное обстоятельство – все они были пусты. Даже мусора на полу не обнаружилось. Лишь в двух комнатах осталось по паре тяжеленных стальных шкафов, сваренных на месте, и какие-то вмоноличенные в бетон тяжёлые станины с непонятными насадками. Конструкции клёпаные, причём головки заклёпок были натыканы так часто, что почти сливались в сплошную линию. Если в солдатской столовой вояки оставили старую алюминиевую посуду в промышленных объёмах, то здесь не нашлось даже сломанного карандаша. Два последних на отрезке помещения – настоящие залы с длиной в пятнадцать метров – были почти стерильны. Там не осталось ничего, что позволило бы определить их предназначение.
– Особисты следы заметали, – со знанием дела молвил Гумоз. – Очень я не люблю особистов.
– Готов поверить, – поддакнул Новиков, оставив за скобками, какой именно части заявления.
Я не знаю, почему именно военные строители выкопали здесь целый лабиринт, может быть, такую странную, кривую и нерациональную планировку убежища предопределял характер залегающих грунтов со скальными выходами… Гранит долбить – то ещё удовольствие. Но за подземными залами возник ещё один поворот, как позже выяснилось, последний.
Дальше обзор закрывала стальная баррикада – не менее четырёх поваленных шкафов, вытащенных служивыми подземелья из помещения наружу и брошенных тут с руганью и проклятиями – мне подумалось именно это. Психанули бойцы. Фонари обозначили большую нишу справа, откуда, скорей всего, эти шкафы и выволакивали согласно не очень умному приказу командира. Напротив виднелось ещё одно помещение с дверью и, что удивительно, с окном!
– Мы тут сидим! – теперь надсадный мальчишеский крик хоть и с трудом, но уже можно было разобрать на слова.
Здесь всё из стали и бетона, никакого дерева. Дверь, за которой они прятались, была такой же, как и в других отсеках, она хорошо глушит звук.
– Где именно?! – нетерпеливо рявкнул Гумоз.
– За дверью, мы закрылись! – отозвался ребёнок.
– Точнее скажи! За какой?!
– Ржавая, с ручкой! – мальчишка чуть не плакал от отчаяния.
– Тут все с ручкой!
– Прекрати, Мишка, не заводи детей, – Новиков сердито остановил Сомова. – Они просто драпали что есть мочи, до упора, пока было, куда бежать. Значит, в самом конце, найдём без крика. И крикнул уже сам: – Мы скоро, ждите!
Да, подростки влезли сдуру в самую кашу и почти сразу побежали в предсмертном ужасе. Глядя на тело расстрелянного монстра-ибага, несложно было представить, что пережили неокрепшие детские души… Здесь и взрослого инфаркт хватит.
Гул возвысился до громкого, а чвякающие переливы вызывали нехорошие ассоциации с работой гигантской стиральной машины. Лишь бы она отжимать не начала с дроблением костей в порошок… Скоро стало понятно, что непонятный гул исходит из странного помещения с окном, больше подобных в подземелье не было. Гумоз уже успел найти под линией внешней электропроводки крюк, вбитый в стену чуть ниже серых керамических катушек, и повесил фонарь на него. С учётом налобников света хватало.
– Осторожно подходим, парни, не нравится мне эта комнатка. Дверь не открывать! – предупредил я.
А дверь была чуть приоткрыта. Из коридора к ней тянулся чёрный след пролитой крови, в плохую комнатку недавно кого-то затащили.
– Дима, тылы контролируй. Вот бы где твои капканы пригодились, – вспомнил я.
Под углом было видно, что стекло этого небольшого окна очень толстое, сантиметров восемь. Значит, пуленепробиваемое. Что у них здесь находилось, чёрт возьми?
– Камера пыток, – подсказал Михаил, держа помповик направленным в сторону двери. – Здесь военные врачи-убийцы пытали подопытных.
– Да перестань ты хохмить! – потребовал я.
– Какие тут шутки, – проворчал он. – Есть другие версии? Броневое окно зачем?
Он чуть опустил ружьё, подошёл к окну, посмотрел и что-то увидел. Такое, что даже рот открыл. Хотел сказать, да не смог. Гумоз так и застыл с открытом ртом.
Посреди комнаты на полу стоял большой плоский контейнер – гигантская кювета, в которой были кости, свежие, с багровыми ошмётками мяса: рёбра, странной формы грудная клетка, длинные трубчатые кости и маленький череп… Я даже испугаться не успел, потому что понял – грудина не человеческая.
Это была не последняя жертва. Возле контейнера на длинной лавке сидело невообразимого вида волосатое чудовище, не дай бог такому присниться в кошмарных снах. Сначала мне показалось, что перед нами огромная мутировавшая в результате экспериментов горилла. Только вместо ног у неё тоже росли руки, длинные, бугристые от прокачанных мышц, невероятно мощные. И только на них не было этой длинной и тонкой шерсти, под которой легко просвечивалась кожа монстра на остальных частях тела. Свет фонарей этому порождению ада ничуть не мешал.
Устроившись поудобней, существо, ухватив нижними лапами-ручищами тушу прыгуна, которого оно же и затащило к себе, неторопливо копалось во внутренностях. Примерившись, оно легко отрывало целые куски толстыми и длинными пальцами, потемневшими от засохшей крови. Тварь кайфовала – добывала из вскрытой туши что-то особенно вкусное, деликатесное, с видимым наслаждением обсасывала, выжимая самый сок, а затем небрежно швыряла остаток в кювету. Это был десерт, так сказать.
Вот существо оторвало целый кусок грудины и, недовольно рыкнув, отбросило его в сторону. Мы с Гумозом наблюдали за этим беспредельно жутким пиршеством, как завороженные. Вот исчадие остановилось, выпрямилось – устало! Затем куском оторванной шкуры прыгуна тварь спокойно вытерла пот со лба. Пот! От такой дикой антропоморфности мне стало безумно, отчаянно страшно. Большая круглая голова в уродливых шишках, тугой загривок со складками жира и зубастая пасть до ушей – ещё один символ вселенского кошмара!
Продолжив рвать свежую плоть, тварь, звучно чавкая, каким-то образом непрерывно и громко гудела, именно это звук мы и слышали в коридоре.
– Не слушайте его! – раздался издали мальчишеский вопль. – Заткните уши!
Существо наконец-то насторожилось, отложило на скамью склизкий ливер и принялось то ли прислушиваться, то ли принюхиваться. Гумоз инстинктивно отшагнул от оконца, присел и потянул вниз меня. Рядом никак не мог набрать в лёгкие воздух Новиков.
И тут тварь заревела по-настоящему, переводя низкие частоты своего гудения в инфразвук. В голове что-то щёлкнуло, и всё вокруг поплыло.
Я почувствовал, как этот адский голос отдаляется, уходит в сторону, как будто поднимается куда-то… Или это я лечу в пропасть? Словно на гигантских качелях двигались стены и потолок бетонного коридора, всё так же пульсировал страшный, но почти уже плохо слышимый рёв, мерцал свет какого-то фонаря… Менялось само пространство вокруг меня, и вместе с этим утрачивалось чувство реальности. Словно сквозь вату, приседая ещё глубже, болезненно охнул Сомов, начавший бить себя руками по голове, и только Димка каким-то чудом словно включился в реальность. В его руках возник взрывпакет. Дикий сюрреализм сцены не позволял реагировать быстро.
– Дверь откройте, – прошептало пространство его раззявленным ртом.
И нас словно что-то подстегнуло, немного отгоняя нестерпимую боль в ушах. Наверное, именно слова Новикова – призыв к сопротивлению этому ужасу, к борьбе за свои и детские жизни. В трещавшей от накатывающих волн инфразвука голове возникла злость на отсутствие воли, судорожный порыв, жажда действия.
Чудовище что-то сообразило. Может, эта мерзкая тварь умела читать, если не мысли, то человеческие рефлексы и порывы. Вскочив, она за секунду оказалась у двери, вцепившись лапищами в ручку.
– Держи! – Новиков сунул мне взрывпакет и бросился помогать Михаилу.
– Сильней тяните! – истерично орал я, запаливая шнур.
Два физически крепких мужика, находящихся в состоянии боевой ярости, никак не могли перетянуть эту мифологическую скотину!
Вот щель чуть увеличилась.
– Ещё!
Оба заорали в голос и потянули на разрыв спины – щель приоткрылась, дымящийся взрывпакет улетел в камеру пыток. Хлоп! Дверь с резким стуком захлопнулась.
Бум! Створка отлетела в обратную сторону, стукнув в бетон рядом с прижавшимися к стене мужиками. Я тут же влетел в помещение и с трёх метров влепил из двух стволов по твари, почти не целясь – тут не промахнёшься! И в башку из нарезного!
Рев прекратился. Меня скрутило спазмом, за которым последовала страшная тошнота. Если бы поел перед рейдом – выплескало бы все кишки… Исчезло ощущение гигантских качелей, смещения параметров пространства, пульсации света и звука. Гумоз монотонно бормотал ругательства, раз за разом поворачивая голову из стороны в сторону, а Димка нашаривал выпавшую из рук «Сайгу».
– Полезли, что ли, – с трудом прохрипел я, кивая в сторону груды шкафов. – Надо всё это заканчивать, хватит…
– Мужики, вы поняли, кто это был? – спросил Сомов и сам же ответил: – Леший.
– Кто? Да иди ты, – вяло откликнулся Новиков. – Леший? Несколько другим его представля