– И одну гранату возьми, на земле пригодится.
Из кабины в салон выглянул второй пилот, он же правак, приглашая кого-нибудь из нас, махнул рукой. Я хлопнул по плечу Сомова.
– Знакомься, раз остаёшься!
Вскоре Мишка вернулся.
– Подходим к точке!
Вместе с бортмехаником они открыли дверь, бортач показал Сомову систему страховки и передал переговорное устройство. Свежий таёжный воздух вместе с новой порцией шума лопастей влетел в салон, мы приготовились.
Пилот пошёл по кругу, давая возможности осмотреть место высадки с воздуха.
Упавший Ми-2 я заметил почти сразу же. Да уж… Жутковато было с борта летящего вертолёта наблюдать другой вертолёт, рухнувший на землю. Машина воткнулась носом в еловую рощицу, хвостовая балка с винтом торчала наружу, возвышаясь над невысокими деревьями. Сама роща стояла возле каменистого гребня, окаймляющего долину с причудливо изогнутым болотцем.
– Вижу тварей! – заорал глазастый Сарсембаев. Я попытался что-то высмотреть, поворачиваясь то к одному иллюминатору, то к другому, но никого не увидел. А вот пулемётчик цели засёк. Развернув «печенег», Гумоз дал первую короткую очередь, и понеслось!
Не знаю, попадал Сомов или нет, но лупил он азартно, быстро и с видимым удовольствием. Взяв своего «тигра», Ильяс тоже попытался пристроиться в проёме, но бортач тут же замахал на него руками, показывая, что это опасно и вообще лишено практического смысла.
Я же подозвал Новикова и проорал ему в ухо:
– Любуйся, вот так твоё зимовье с воздуха и расстреливали!
Открыв рот, тот какое-то время впитывал услышанное, а потом, с большим подозрением поглядывая на Михаила, действительно принялся наблюдать за итогами. Вертушка шла по кривой, что давало возможность полностью оценить обстановку на земле, и наконец-то я увидел бегущую вдоль болота группу прыгунов, которых почти сразу накрыли очереди из «печенега». Классно стреляет!
Наконец Гумоз оторвался от пулемёта и ладонью показал, что можно садиться, подчистил, мол. Пилоты уже выбирали на гряде место, Ми-8 опускался всё ниже.
– Приготовиться! – прокричал бортач.
Мишка снял пулемёт с турели, но ремни пока не расстёгивал. Колёса коснулись земли, тяжёлая туша осела, качнувшись на амортизаторах. До места падения «двойки» отсюда было метров сто.
– К машине! – проорал Сомов и первым вывалился наружу, братва за ним.
Шум винтов начал быстро ослабевать, но двигатели пилоты не глушили. Бортмеханик схватил меня за рукав и, постукивая пальцем по циферблату «ориента», предупредил, что нам нужно поторапливаться, а экипаж на землю спускаться не намерен.
Группа рассыпалась вокруг вертолёта.
– Вижу агента! На деревьях сидит! – крикнул Новиков.
– Чистим! – гаркнул Гумоз, укладываясь на землю с пулемётом. Какое-то время мы внимательно осматривали подходы в оптику. Горячка первых секунд после высадки быстро прошла.
– Есть плоскоголовый, – спокойно доложил Сарсембаев. – Сто тридцать, сам его сниму.
Хороший образчик! Высокий ибага стоял возле леса и внимательно рассматривал вертолёт, прятаться монстр не собирался. Это было его первое, скорей всего, знакомство с достижениями человеческой цивилизации. Оно же и последнее. Тварь быстро определилась с действиями – тело резко дёрнулось. Я не увидел ни взметнувшей лапы, ни летящего в нашу сторону предмета. Коряга материализовалась, только потеряв скорость, и упала всего в двадцати метрах от вертолёта! Вот это силища!
Позади громко хлопнул пистолетный выстрел, пуля прошла чуть выше меня. Оглянулся. В проёме стоял бортмеханик и, удерживая ПМ двумя руками, опять целился поверх моей головы! Идиот!
– Ты тупой? – зло рявкнул я. – Спрячь пушку, в горло вобью!
Мы давно подозревали, что ибага у них кем-то вроде старшин, эти черти умеют управлять прыгунами. Первая же пуля Ильяса нашла цель. Мне рассказывали, как умирает стоящий человек, получив пулю в голову. После мгновенной смерти мозга колени подгибаются, подкашиваются. Собственно, потому и говорят: «Упал, как подкошенный». Ибага обвалился так же, но его войско уже выскочило из-за деревьев и резво поскакало по кочкам в нашу сторону! С десяток!
«Печенег» отозвался на атаку короткими очередями, а Сомов отдал следующую команду:
– Пошли-пошли! Забирайте Безумного Макса, меньше их не станет!
– За мной! – крикнул я, и мы втроём понеслись к месту крушения. Вот и роща. Мне сразу показалось, что там кто-то шевелится, и я, не размышляя, всадил в ближние ёлки две длинные очереди.
Испуганный до полусмерти «агент», как назвал его Новиков, обеими руками мертвым захватом вцепился в балку и отпускать её явно не собирался.
– Слазь! – хором заорали промысловики.
– Не могу-у! – протяжно завыл сверху агент. Он совершено не походил на какого-нибудь доктора наук или доцента, какими я их представляю. Странный типаж, уж очень необычен он для нашей глухомани. Этот молодой парняга с испуганным детским лицом выглядел не как опытный полевой исследователь, а как модный горнолыжник, гость престижного австрийского курорта. Так же был и одет. Вместо камуфляжа, геологички или горки – весёленький костюмчик из современных тканей с причудливыми оранжевыми и синими разводами да яркими логотипами.
– Балку отпусти, Максим! – тщетно уговаривал его Ильяс, тревожно оглядываясь на близкие заросли. – Быстрей, валить надо!
– Не могу я! – оправдывался горнолыжник. – Ноги онемели! Помогите-е!
– При чём тут ноги?.. – пожав плечами, спросил у меня Новиков, после чего поднял СКС и крикнул несчастному человеку, который за эти дни натерпелся в тайге всего мыслимо страшного:
– Сползай, тебе сказали!
Бум! Пуля из карабина сочно воткнулась в балку повыше висящего, руки агента от страха разжались, а тело безвольно сползло на корпус, а потом и на землю. Отличное решение, что и говорить… Но ведь сработало!
– Где информация?
Вместо ответа Ильясу парень кивнул в сторону, и мы увидели лежащий возле большой тёмной дыры с торчащими наружу кусками дюралюминия разорванного фюзеляжа кейс. Рифлёный металлический ящик защитного цвета, Димка его тут же схватил.
– Здесь всё? – быстро спросил он.
– Да! Мне отдайте, не положено! Ноги затекли…
– Сам идти можешь, не ранен? – не отставал Новиков, протягивая ему чемоданчик. – Ничего не забыл?
Тот помотал головой и тут же истерически вскричал:
– Евгений Львович лежит, мёртвый, там, за вертолетом! Его топтун на моих глазах ел, ногу… Надо похоронить!
Новиков отреагировал мгновенно и гениально:
– Это Эвенкия, брат, здесь принято хоронить на земле.
Высший класс!
Сбоку открыл огонь из полуавтомата Сарсембаев, шпигуя заросли тяжёлыми пулями двенадцатого калибра. Ох, накопилось их тут, уходить надо…
– Ты уверен, что забрал всё нужное? – переспросил я охрипшим голосом.
– Уверен. А вы кто?
– Спецназ КГБ СССР, отдел работы с монстрами, – ответил я. Глядя в округлившиеся от удивления карие глаза, щёлкнул пальцами перед лицом, выводя его из ступора, и крикнул: – Уходим, парни!
Мы с Димкой схватили обессилевшего учёного под микитки и бесцеремонно поволокли его к вертолёту, а за нашими спинами Сарсембаев размеренно сажал в зелёнку патрон за патроном, не давая нечисти высунуться.
– Пустой! – крикнул он.
Я тут же развернулся и начал бить короткими, предоставляя ему время для перезарядки. Затем, отметив бодрое шевеление и треск в самом центре еловых зарослей, сильно размахнулся и навесом положил туда гранату. Бахнула хорошо, гораздо лучше, чем взрывпакет.
Новиков уже энергично крутил рукой над головой, показывая пилотам, что пора рвать когти, а Гумоз, как и собирался, вертелся вокруг вертолёта с «печенегом», успевая стрелять во все стороны.
– Принимай науку! – крикнул я бортачу и, подтолкнув заползающего в салон горнолыжника под задницу, сам забрался следом, сразу вскидывая от двери автомат. Двигатели заревели, корпус задрожал. Вертушка качнулась и оторвалась от земли, поднимая вокруг себя вихри из травы и прелых листьев. Приподняв машину, пилот опустил нос, и Ми-8 полетел прочь от этого кошмара.
– Стрелять будешь? – буднично поинтересовался у Сомова бортач.
– Не закрывай, может, и шмальну для красивой коды, – так же спокойно ответил тот.
Полетели.
Новиков, что-то сказав на ухо Ильясу, поднялся с места и сел рядом со спасенным ученым.
– Там что, бумаги? Или флешка какая?
Максим зыркнул на промысловика волчонком и ничего не ответил, чуть отстраняясь и крепче прижимая руками лежащий на коленях секретный кейс.
– Что ты, как не родной, – не отставал Димка, – в чём ценность-то, хоть намекни.
– У вас допуск есть?
– Где-то я уже это слышал… – бросил я в сторону набивающего пулемётную ленту Сомова. Мишка пальнул вниз всего два раза и пока успокоился. Но дверь не закрывал, будучи наготове. Мы были не против: патронов много, а чем больше он убьёт тварей, тем меньше их подскочит к посёлку.
– Откель же он возьмётся-то, допуск, нас ведь только в рейды припахивать можно… – вздохнул Дмитрий. – Но дело нас всех касается, мы местные, из Крестов.
– Не положено! – снова пискнул упрямец, но всё-таки хоть что-то добавил: – Там приборы и носители.
Гумоз расстегнул страховочный ремень и присел напротив него.
– А что за вундервафлю вы сваяли, Макс? Супертанк, боевое отравляющее вещество? Или данные с носителей будете заливать в самонаводящиеся пули?
Агент хихикнул, но тут же выдал стандарт:
– У вас допуск есть?
Зря он это сказал.
Тук! Сомов, не вставая, резко и сильно впечатал кулак в грудь секретного учёного, отчего тот глубоко согнулся и принялся хватать ртом воздух, словно налим, вытащенный из воды. Тяжёлый кейс с металлическим стуком упал на пол. Сграбастав яркую куртку в кулак под горлом, Мишка рывком выпрямил жертву и усадил на место.
– Если ты ещё раз это повторишь, то я могу сорваться и выстрелить тебе в колено. Ты что думаешь, Мазохистский, мы сюда погулять пришли? Нет, мы ради науки.