Но тут мама куда-то исчезла, и я проснулся. Со всех сторон меня окружала кромешная тьма. Так это был сон… Сколько же я проспал? Луна уже поднималась на небосводе. Я задрал голову и уставился на огромный лунный диск. Я застыл. Неужели через лунный свет мама и правда пошлет мне какую-то силу?
Луна в заснеженных горах не сравнится ни с чем. Она словно омыта чистейшей водой: ясная, чистая, ни пылинки. На ее лике можно отчетливо разглядеть и дерево османтуса, и нефритового зайца[6]. В полнолуние на заставе не жгут фонарей: все и так видно почти как днем. Братишка Хуан говорил: «На заставе луна, точно лампа, заливает землю белым светом. Когда она полная, в дозоре даже фонарик не нужен». А еще говорил: «Луна – верный спутник заснеженных гор».
Я различил вдалеке голос братишки Хуана:
– Дава! Дава! Ты где?
Он искал меня! Ну, наконец-то. Я осторожно выглянул наружу проверить, что происходит. Вдруг я вылезу, а он снова станет меня пинать? Нет уж, сперва я должен увидеть, что он успокоился.
Братишка Хуан с ватной курткой в руках подошел к палатке. Присел на корточки, забрался внутрь. Пропадал он там довольно долго, а потом все-таки вылез, уже без куртки, и остался сидеть на земле.
Я спрыгнул с поленницы, тихонько приблизился и прошелся перед палаткой слева направо, потом наоборот, искоса поглядывая на него. Наконец он поднял голову:
– Ладно, ладно! Я знаю, что ты не нарочно!
Я, конечно, тут же запрыгнул к нему на колени. Как здорово! Братишка Хуан простил меня! Мы сидели в обнимку, озаренные лунным светом. Братишка Хуан гладил меня по голове и приговаривал:
– Не стоило на тебя злиться. Просто это деревце и правда очень много для меня значит! Не смотри, что оно и на дерево-то не похоже. Вот придет весна – оно распустит почки, а затем покроется листьями. Я так на это надеюсь!
Я понял, что деревце дает братишке Хуану надежду. Ту самую, от которой его глаза наконец заблестели. Надежда – отличная штука! Я вылизал ему руки, затем встал на задние лапы и принялся за лицо. Прости меня, я был так неправ! Наконец он заулыбался и отогнал меня.
– Ну хватит, хватит! Вот дурачок… Всего меня обслюнявил!
Продолжая улыбаться, он достал из кармана те самые веточки, что я отгрыз от дерева:
– На самом деле, ты принес мне отличные новости. Взгляни сюда, на места разрыва: древесина не сухая, а влажная! Значит, это деревце не погибло. Понимаешь? Оно живое!
Осторожно, словно величайшую драгоценность, он спрятал веточки обратно в карман. Я не понимал, что значит «сухая» и «влажная», но очень радовался уже оттого, что он улыбается.
Луна в гордом одиночестве царила на темно-синем небосводе. Ее безудержное сияние лилось бесконечным потоком на снежные горы: даль и близь сливались в единый ослепительно-белый пейзаж, напоминавший поверхность необитаемой планеты. В этих обледенелых горах, где нечем дышать и куда не долетали даже птицы, лишь пограничники несли свой дозор вдали от домашних очагов. Небо было им крышей над головой, а земля – постелью. Так они охраняли свою родину.
Братишка Хуан внезапно расхохотался:
– Три луны! Слышишь, Дава? В этих снежных горах сейчас целых три луны: мы с тобой и вон та, которая в небе!
Я задрал голову. Так и есть! Мы с братишкой Хуаном купаемся в бледном сиянии, сливаясь с третьей луной воедино… Какое редкое явление природы!
Но вот луна скрылась за облаками. Небо тут же потемнело.
– Неужели снегопад? – пробормотал братишка Хуан.
Раздался клич взводного:
– Командиры первого и второго отделений!
Командиры стремглав подбежали к казармам.
– Здесь!
– Только что звонили из роты, – сообщил взводный, – ротный велел сегодня ночью сократить время дежурства. Будете меняться каждый час. Если через два часа снегопад не прекратится, дежурство переносится в помещение. Нельзя допустить, чтобы кто-то из бойцов обморозился!
– Ясно!
Взводный обратился к братишке Хуану:
– Позови Сэнгэ, Найю и Ламу, пусть ночуют на кухне. Этой ночью никто не должен остаться на улице.
– Есть!
Взводный – хороший человек, не забывает про нашего брата. Он тут же распорядился:
– Когда пойдет снег, температура может упасть ниже минус двадцати. В обеих казармах нужно занавесить окна ватными шторами, чтобы сохранить тепло внутри!
И бойцы немедленно бросились завешивать все четыре окна толстой материей. Ватных штор на заставе раньше не было, их привезли только в сентябре, вместе с запасами на зиму. С такими шторами дышать в казармах становилось трудно, но было гораздо теплее. Во всяком случае, нагретый воздух из помещения они точно не выпускали. Братишка Хуан как-то рассказывал, что из всех испытаний на горной заставе самое тяжелое – это мороз. Все эти обморожения, которые приводили к ампутации ушей или пальцев, как и все народные байки, ходившие о сильных морозах, здесь случались на самом деле.
Как же хочется, чтобы все солдаты нашей заставы были живы и здоровы!
Укутанное деревце
Последние пару дней Юэляна обуревала досада, причин для которой было как минимум три.
Во-первых, когда привозили запасы на зиму, сам комполка заметил, что Юэлян «не в духе». Да, в обычные дни юноша успешно сдерживал свои эмоции, но в тот день все-таки дал им волю. Конечно, ни командир, ни взводный ничего ему не сказали, но он отругал себя сам. «Ты же боец, – повторял он себе, – как можно быть таким неженкой? Визит комполка – такая редкость! Неужели нельзя было показать себя в лучшей форме?»
Во-вторых, он поколотил Даву. С одной стороны, за дело: щенок погрыз то, что так дорого его сердцу. Цапни он самого Юэляна – и то было бы легче! Но в то же время он понимал, что щенок всего-навсего хотел его порадовать, а Юэлян, рассвирепев, ответил ему увесистым пинком и теперь ужасно в этом раскаивался. Его маленький преданный друг, щеночек, приносивший столько радости, пережил пинок армейским ботинком. А уж ботинки у Юэляна – ох, какие тяжелые! И хотя никаких следов от того пинка не осталось, от стыда за содеянное это не избавляло никак.
И в-третьих, досаду вызывала его стычка с Чжоу. Тот нарвался сам, но ведь именно Юэлян пнул обидчика. Чжоу не стал никому жаловаться, но конфликт видел командир отделения: он отозвал Юэляна в сторонку и сделал выговор.
Три этих досадных случая наложились один на другой, и вот теперь Юэлян раскаивался до посинения кишок.
«Нельзя повторять ошибки, – думал он. – Для начала надо взять себя в руки и двигаться к осуществлению своей маленькой цели. А еще – обращаться получше с Давой. И наконец, неплохо бы помириться с Чжоу, какую бы чепуху он ни городил. Все-таки служим на одной заставе – чем меньше ссор, тем лучше для всех».
Он погладил Даву по голове:
– Прости меня. Я не должен был тебя бить. Но если бы ты знал, как много это деревце для меня значит! Оно дает мне силы двигаться вперед… Хорошо еще, что ты, дурачок, не выкопал его с корнями, а только отгрыз пару веток. Иначе не оставил бы от моей мечты вообще ничего!
Дава смотрел на него с понимающим видом, хотя не понимал ни слова. Чувствуя, что Юэлян больше не сердится, пес положил морду ему на колени и закрыл глаза.
История с деревцем началась полгода назад, весной, когда Хуан Юэлян только прибыл на заставу: из полка прислали сорок саженцев тамарикса – высокогорного дерева, особо устойчивого к засухе и морозам.
– Говорят, их удалось вырастить в уезде Гамба, – сообщил тогда прибывший с автоколонной завхоз, – на высоте четыре с половиной тысячи метров! Так что попробуйте и вы…
Юэлян ужасно обрадовался. Конечно, он уже видел такие деревья и в Шигадзе, и в Ядуне, но главное – о здешних деревьях ему писал отец. Так что истории об этих героических растениях согревали Юэляну душу задолго до приезда в Тибет.
Но попав на заставу Годунла, он узнал, что даже такие деревья здесь не приживаются. Уж слишком холодно и чересчур высоко. Вот было бы здорово, сумей он вырастить на заставе настоящее дерево! Ведь тогда бы осуществилась мечта отца…
Дитя мое,
Давай я расскажу тебе о тибетских деревьях. В горах Тибета деревья – настоящая драгоценность и воплощение диковинной красоты. Путешествуя по Тибету, ты почти не увидишь деревьев, но если все-таки встретишь – это непременно будут богатыри, покрытые буйной листвой. Под корнями у них – каменная крошка, ветви и стволы покрыты снегом и льдом, а они все равно зеленеют, полные сил. По-настоящему крепкие деревья – лишь те, что перенесли снега с дождями и выстояли в самых непригодных для жизни условиях.
Тибетские горы подпирают собой небеса, но их деревья устремляются еще выше. Это они первыми из всех деревьев встречают ветра и снегопады и первыми приветствуют восход солнца.
На горных равнинах деревья – лучшие друзья человека. Они умеют задерживать солнечный свет и дождевую воду, защищают от снегов и ураганов.
Здесь, в горах, все совершенно не так, как дома, и лишь деревья такие же, как в родных краях. Именно они делают все вокруг знакомым и близким сердцу. Крепкие деревца, выживающие под всеми снегами прямо на каменной крошке, дают мне утешение, которое не передать словами. Как жаль, что наш брат-солдат расквартирован на такой высоте, где дерево вырастить невозможно! Сейчас мы как раз пытаемся вырастить в теплице овощи, а если это удастся – посадим еще и деревья. Я так надеюсь, что когда-нибудь и за моим окном будет расти высокое дерево!
Эти надежды отца давно уже превратились в страстную мечту Юэляна, а тут еще и завхоз объявил о награде тому, кто сможет вырастить дерево. Юэлян как раз и искал себе цель, за которую стоит бороться. Так вот же она – нашлась!
Под руководством взводного они посадили саженцы: тридцать перед казармами и десять на заднем дворе. Вырастить дерево в заснеженных горах оказалось совсем не так просто, как внизу, на равнине. Температура здесь несравнимо ниже, со всех сторон – сплошные голые камни. Любой ураган не встречает ни малейших преград, но даже при полном безветрии морозы просто смертельные.