Вот и тесто для пампушек не хотело подниматься даже под двумя одеялами: слишком холодно. Не смерзлось в комок – уже хорошо. Шеф Кун, не сдаваясь, упорно месил его и в итоге, нажарив целый котелок пресных пампушек, состряпал для бойцов какой-никакой завтрак. «Отсутствие вкусной еды, – думал Юэлян, – вот самая насущная проблема тяжелой жизни на заставе!»
Юэлян строго прикрикнул на Даву, чтобы тот не выбегал наружу. Не хватало еще, чтобы этот мелкий утонул в бездонном сугробе. Хотя и в казармах согреться не получалось. Внутри было чисто и опрятно, но очень холодно, никаких обогревателей: ни батарей, ни масляных ламп, ни дровяной печи. Все источники тепла – электричество, масло, уголь, дрова – на заставе ценились на вес золота. На крышу падали солнечные лучи, но их тепла хватало разве что на подогрев воды. Еще бойцы грелись, сжигая коровий навоз. До наступления зимы застава успевала заготовить немного навоза, но его приберегали для самых лютых холодов.
Перед сном все укрывались поверх одеял двумя куртками. У каждого бойца было по две куртки: один ватник, одна дубленка. И все равно было холодно. По утрам, когда солдаты вылезали из своих коконов, у них зуб на зуб не попадал.
Юэлян почувствовал, что совсем коченеет. Он выскочил на улицу, и ледяное царство в мгновение ока высосало из него остатки тепла. Одежда не грела, будто ее и не было, мороз пробирал до мозга костей. Он стиснул зубы и взял лопату. В такие моменты нужно браться за энергичную работу – только так и согреешься. Вдруг до него донесся крик Цыжэня:
– Эй, глядите! Они помогают мне чистить снег!
Юэлян поднял голову и оторопел. Сэнгэ, Найя и Ламу, понемногу раскапывая сугробы, прокладывали своими телами дорожки в снегу. Настоящие бойцы, старательные и заботливые, растрогали Юэляна, и он, ощутив прилив сил, уже подумывал, не сбегать ли на задний двор, проведать заветное деревце.
Дорогу до ворот, наконец, расчистили, причем именно прокопали. Едва коснувшись земли, снег тут же застывал глыбами и буквально деревенел. Солдатские брови и бороды с усами покрывались сосульками.
Взводный созвал общий сбор и распределил задания на день:
– Наверх сегодня подняться непросто, да и дозорный пункт наверняка завалило по самую крышу. Так что мы со стариной Суном составим компанию дежурным, а остальные пускай расчищают двор. Юэлян и Цыжэнь, ступайте помогать шефу Куну. На кухне сегодня много работы, надо обеспечить каждого горячей едой.
– Разрешите доложить! – отчеканил Юэлян. – Перед тем, как идти на кухню, прошу разрешения сначала проведать дерево!
– Разрешаю, – ответил взводный, но не успел Юэлян развернуться, как взводный снова заорал: – Стоять!
Юноша оцепенел. Что могло так разозлить командира? Взводный подошел и распахнул на нем дубленку:
– Где твой ватник? Почему без ватника?!
Юэлян напрягся: вот черт, заметил же! Разумеется, под курткой у него был только тельник. Ведь ватником он укрыл дерево…
Взводный рассвирепел.
– Мороз минус двадцать! Почему так легко одет?! Простудишься к чертям, что делать будешь? А если воспаление легких? Забыл, что из этих снегов еще полгода не выбраться? Кто тебя здесь лечить будет, а? Почему ты к здоровью относишься, точно к мусору? Почему без ватника? Куда ты его дел?
– Вчера я понял, что скоро пойдет снег. Испугался, что деревце не переживет холода, и укутал его ватником, – вполголоса объяснил Юэлян.
– Что за бардак! О чем ты думал? Защитить себя – вот задача номер один!
Юэлян никогда не слышал, чтобы командир так бушевал. Он и сам понимал, что совершил ошибку. Для деревца и правда следовало придумать что-то другое. Ведь если он простудится, хлопот для всей заставы не оберешься!
– Виноват! – бесстрастно отчеканил он.
Взводный шумно выдохнул и постарался взять себя в руки:
– Иди, забирай свой ватник! Я найду, чем укутать дерево.
Юэлян вытянулся в струнку:
– Слушаюсь!
По приказу взводного командир отделения нашел для Юэляна старое одеяло. Схватив его, Юэлян помчался к поленнице. Дава спешил за ним так, словно прекрасно понимал, что происходит. Через задний двор вела только что прокопанная дорожка, а точнее, глубокая траншея в снегу с обочинами аж до пояса. Юэлян добрался до поленницы и ошалело уставился на палатку: под тяжестью снега она покосилась и грозила совсем упасть.
Юэлян забыл, что нужно перевести дыхание. Он отбросил одеяло, кинулся к палатке и принялся яростно разрывать снег, но сколько ни рыл, меньше снега не становилось. Сугроб был слишком глубокий, пальцы у Юэляна покраснели от холода и потеряли чувствительность. Стоявший рядом Дава помотал головой и куда-то исчез, а чуть погодя привел Лобу Цыжэня с лопатой в руках. Юэлян восхитился: чего-чего, а сообразительности Даве было не занимать.
Тибетец орудовал лопатой, пока наконец не расчистил снег. В четыре руки, хотя и с огромным трудом, они поправили палатку. К счастью, укутанное деревце не упало. Юэлян с облегчением выдохнул: «Что ни говори, все-таки хорошо, что я вчера укутал его».
Цыжэнь уставился на это подобие метлы, а затем произнес:
– Дружище, а может, мы зря тратим силы? Может оно уже погибло?
– Да ты что? – возмутился Юэлян. – Смотри, накаркаешь! Неважно, что оно без листьев. Если корни в порядке – весной оживет!
– Ладно… Верю, – отозвался Цыжэнь.
Они подняли распорку, на которой держалась палатка, воткнули ее поглубже в землю, отряхнули полиэтилен от снега и расчистили сугробы вокруг. Затем укутали деревце одеялом так, что оно стало похоже на хорошенько спеленатого младенца.
«Лента местных новостей»
Сегодня счастливый день: я искупил свою вину – помог братишке Хуану спасти деревце. Как только повалил снег, я понял: теперь братишка Хуан будет больше всего беспокоиться о своем деревце. И действительно, палатку сильно придавило сугробами. Поняв, что в одиночку ему не справиться, я побежал за помощью. Сперва Цыжэнь не понял, чего я хочу. Тогда я ухватил его зубами за штанину и потянул наружу. Наконец он все-таки сообразил, что от него требуется, взял лопату и пошел со мной за казармы.
Уже вдвоем они водрузили палатку на место, укутали деревце одеялом, и только тогда братишка Хуан забрал свой ватник обратно. Правда, куртка эта промерзла насквозь, так что надевать ее было нельзя. Тибетец предложил братишке Хуану отогреть ее на кухонной печке, но тот улыбнулся: «Да ничего страшного, со мной все будет в порядке. Лишь бы деревце не замерзло!»
Блаженно щурясь, с бесконечной заботой в глазах, братишка Хуан смотрел на деревце, тепло укутанное, тщательно закрепленное. Таким же ласковым, согревающим взглядом на меня когда-то смотрела мама.
На склоне рядом остальные собаки помогали солдатам расчищать снег. Я хотел присоединиться к ним, но не пробежал и пары шагов, как услышал крик братишки Хуана:
– Дава! А ну назад!
Я остановился.
– Ты еще маленький, – пояснил братишка Хуан. – Расчищай двор!
Мне было обидно, но ослушаться я не мог. Я понаблюдал за старшими, улегся на снег меж турников и брусьев, где бойцы обычно тренировались, и тоже заработал лапами. Так довольно скоро мне удалось освободить от сугробов небольшую площадку для их упражнений.
Ближе к полудню все, наконец, ощутили тепло солнечных лучей. С огромным облегчением и за себя, и за деревце, и за братишку Хуана я наконец-то перевел дух. Но, как и опасался взводный, братишка Хуан все-таки заболел: с кашлем, насморком и температурой. С угрюмым видом взводный велел поставить братишке Хуану укол, а затем напоил целой кружкой чего-то горячего от простуды и велел оставаться в постели под двумя одеялами.
– И чтобы пропотел у меня! – прорычал он.
Беда в том, что в такой снежный день да еще при серьезном минусе не вспотеешь даже под сотней одеял.
– Товарищ командир, со мной все в порядке… Сейчас посплю и буду как огурчик! – проговорил братишка Хуан, но голос его звучал на редкость хрипло и слабо.
– Температура тридцать девять, а с тобой «все порядке»?! – рассвирепел взводный. – Чушь собачью несешь! Я по сколько раз на дню вас предупреждаю? Все равно не слушают. И вот вам, пожалуйста, залихорадил. Интересно, если до сорока подскочит, я что с тобой, дружочек мой, делать буду?
Я не верил своим ушам. Вроде культурный человек, а так непристойно выражается, говорит «чушь собачья»… Его будто подменили. И что это за чушь такая? Какое отношение болезнь братишки Хуана имеет к нам, собакам? Лично я никакую «чушь» никуда не приносил, а Сэнгэ с Майей тем более – их здесь вообще нет!
Обдумав все это, я решил, что люди не вполне справедливо относятся к собачьему роду и, злясь, поминают его дурными словами. В китайском языке про собак есть целая куча ругательств: «метаться, как собака загнанная», «такую чушь и собака не проглотит», «генерал с собачьей башкой»[7], «цеплять соболю собачий хвост»[8], «смотреть на людей глазами собаки»[9]… Хотя почему-то про других животных – лошадей там, быков, драконов – эти двуногие говорят в основном хорошо. Тем не менее внутри своих жилищ они предпочитают держать именно собак: вряд ли кто-то заводит себе коня, корову и уж тем более дракона там же, где спит и кормится сам.
Странно все это.
Но глядя на обессилевшего братишку Хуана, который безропотно сносил всю эту брань, я напрочь забыл о собственных обидах и недовольно гавкнул на взводного. Тот тут же взорвался:
– Дава! А ну, прочь отсюда!
Но ни в какую «прочь» я не убежал, а юркнул под кровать. Я подумал, что раз уж взводный велел братишке Хуану пропотеть, значит сперва ему нужно согреться? Раз болезнь его заморозила, надо помочь ему оттаять. Я решил подождать, пока взводный уйдет, чтобы дать братишке Хуану хоть немножко тепла.
Из-за болезни к братишке Хуану было особое отношение: днем он отдыхал в постели, уборку отложил на потом, а командир первого отделения даже притащил ему кислород подышать. Но от кислорода братишка Хуан отказался. Сказал, что ему пока не настолько плохо и лучше оставить для совсем тяжелых случаев.