Я услышал, как братишка Хуан, отогревающий старине Суну ногу, спросил, почему тот не любит снеговиков. Старина Сун ответил, что, когда он только поступил в армию, на заставе приходилось жить в ужасных условиях, да и связь была еще хуже. В одну из зимних ночей начался снегопад. Они не подготовились и, как ни старались, не могли связаться с двумя сослуживцами, которые находились на срочном задании. К утру нападало больше метра снега. Когда бойцов нашли, они уже превратились в двух замерзших снеговиков – погибли.
Забыв про усталость, братишка Хуан лег на кровать и что-то долго записывал. На одном дыхании он написал целый рассказ и зачитал его мне, попутно правя некоторые места. Он начал с раскатов грома и вспышек молний, с оборванных телефонных проводов. Написал, как они получили важное задание и выдвинулись к месту аварии; как оборванный провод повис над пропастью, как чинили поломку, как сошла лавина; как, выбираясь из-под завалов, он потерял ботинок, как старина Сун самоотверженно отдал ему свой. Как Лобу Цыжэнь тащил старину Суна на спине, как тот отморозил ногу, а все бойцы грели ее по очереди…
Я слушал и невольно кивал головой. Это означало: «отлично написано, за душу берет».
Братишка Хуан закончил работу, прикрепил текст в ленту новостей, и все помчались читать. Они были впечатлены не меньше меня, ведь эта история происходила у них на глазах. Пост братишки Хуана получил кучу лайков. Но больше всего его тронул комментарий старины Суна:
– Братишка Хуан, ты тоже смелый человек. Ты проявил себя достойно.
Похвалы от старины Суна звучали гораздо реже, чем слова одобрения от взводного.
На выходных в отделении прошел общий сбор. Взводный отметил заслуги Сун Чжигана, Хуан Юэляна и Лобу Цыжэня, которых отправляли устранять аварию, похвалил их за успешное вопреки множеству трудностей выполнение задания, похвалил за храбрость, единство и дружбу, проявленные при непредвиденном сходе лавины. И наконец он особо похвалил братишку Хуана за его рассказ, сказал, что написано очень живо и эмоционально.
– Я думаю, можно отправить в редакцию.
От этих слов братишка Хуан смущенно залился краской, покраснели даже отметины, оставшиеся после обморожения.
– Я еще кое-что поправлю, там нужно переписать… – забормотал он.
– Да переписывай на здоровье, – улыбнулся взводный. – Все равно ждать, пока снег растает.
– Эй, – воскликнул тибетец, – сидел там, писал что-то целыми днями и взял да и стал настоящим писателем! Не ожидал! Круто!
– Да куда мне, – отмахнулся братишка Хуан. – Вот ты и правда крутой: в такой снегопад дотащил на себе старину Суна! Он же такой тяжелый!
– Да уж… – заулыбался Цыжэнь. – И правда тяжелый!
В разговор вклинился стоявший рядом Чжоу:
– Стоят, нахваливают тут друг друга. Бу-э, аж тошнит.
Братишка Хуан не отреагировал и снова обратился к товарищу:
– А ты камушек тогда взял?
– Да где там было думать о всяких камнях, – ответил Цыжэнь.
Братишка Хуан с загадочным видом достал из кармана пуговицу:
– В тот день она оторвалась с твоей куртки, а я поднял. Мне кажется, сгодится вместо камушка.
– О, просто супер, – обрадовался Лобу Цыжэнь.
– Зачем это вы камни собираете? – вновь вмешался Чжоу.
– Ой, тебе этого лучше не знать, – отозвался Цыжэнь. – А то опять затошнит.
И они дружно расхохотались. Я стоял рядом и радостно вилял хвостом.
Братишка Хуан взрослел, и я вместе с ним. Не успел я и глазом моргнуть, как мне уже минуло семь месяцев. Ростом я, конечно, пока уступал трем моим старшим, но все равно считался уже серьезным малым.
Но самое главное – я наконец понял одну вещь: оказывается, мама действительно передала мне силу – великую любовь. Любовь не имеет формы, но ей можно согревать других. Видите ли, всякий раз, когда солдаты попадают в беду, я стараюсь помочь им изо всех сил, и у них получается избежать опасности. Любовь – вот моя сила! Ха!
Я рос, и вместе со мной незаметно менялось все на заставе: слой снега на земле, крышах и склонах становился все толще, в лучах солнца ярко блестели свисавшие с карнизов сосульки. Не менялось только деревце братишки Хуана. Оно безмолвно стояло на месте, и никто не понимал, живо оно или уже погибло.
Но я знал, что оно стоит, что пока еще не упало, и что братишка Хуан продолжает заботиться о нем. Он ходил проведать его каждый день, и я каждый день ходил с ним. Особенно торопился он после снегопадов или если на улице холодало. Он разгребал снег и теплой водой отогревал замерзшую землю. Когда выходило солнце, он тоже спешил к деревцу, складывал палатку и давал ему понежиться под лучами. Его усердие и преданность трогали даже меня, наверняка, деревце тоже не оставалось равнодушным.
В один ясный денек братишка Хуан сфотографировал, как деревце принимает солнечные ванны, попросил взводного распечатать кадр и прикрепил его на ленту новостей. Он сделал подпись: «Держись, деревце, нужно выстоять! Нужно протомиться здесь до "открытия" гор!»
Эти слова он как будто бы обращал к самому себе.
«Новогодний огонек» в снежных горах
Дни сменяли друг друга. Обитатели заставы томились.
Взводный говорил, что, если ты остаешься охранять заставу Годунла зимой, слово «томление» нужно выгравировать прямо на сердце: томиться придется день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, пока не вытерпишь до лета. В целости и сохранности протомиться до «открытия» гор без единого происшествия считалось настоящей победой.
Да, на заставе в заснеженных горах действительно приходилось томиться. Хуан Юэлян уже успел остро прочувствовать это на себе. Здесь было слишком холодно, слишком безлюдно, слишком тяжело. А еще он глубоко осознал прежние слова взводного. Тот говорил: «Жертва тибетских солдат-пограничников состоит именно в рутинной работе, они приносят на алтарь свою молодость и здоровье, но только храбро выдержав и протомившись здесь до конца, можно стать закаленным бойцом, взрослым мужчиной».
Так они протомились до января. Приближался Китайский Новый год.
Раньше Юэляну казалось, что в этих безлюдных снежных горах невозможно создать праздничную атмосферу: тут нет ни беготни по магазинам за новогодними украшениями, ни новогодних огоньков на улицах и переулках. Но – бог знает почему – накануне Нового года у него все-таки появилось праздничное настроение. Если подумать, любое настроение рождается внутри. Душа почувствовала, что скоро праздник, и зашевелилась без всяких новогодних украшений.
За две недели до праздника взводный по согласованию с руководством роты повел весь боевой состав на учения. Перемещаясь с боевых позиций на оборонительные, все усердно участвовали в многочасовой тренировке. Потом каждый выпустил очередь боевых патронов из своего оружия – в ход пошли и винтовки, и пулеметы. Солдаты ежедневно упражнялись в стрельбе по мишеням, и вот наконец пришло время проверить, чему они научились.
Хуан Юэлян сконцентрировал на учениях все силы души и тела. Он орудовал ручным пулеметом и, к собственному удивлению, справился на «отлично». Он страшно обрадовался. С тех самых пор, как старина Сун обморозил ногу, он постоянно пытался справиться с плохим настроением. Каждый день он хлопотал вокруг своего деревца, но ничего не менялось. Каждый день он писал тексты, но непонятно, кто захотел бы напечатать его творчество. Так что сейчас, наконец, произошло хоть что-то приятное.
Конечно, на «отлично» пострелял не только он – Цыжэнь со своим станковым пулеметом тоже получил «пятерку». В качестве поздравления они с тибетцем дали друг другу пять, и Юэлян решил, что теперь они встретят Новый год весело.
В то утро над перевалом Годунла больше двух часов подряд стрекотали пулеметные очереди. Юэлян подумал, что этот звук воодушевляет даже больше, чем треск новогодних хлопушек. К тому же, в подобных условиях, кроме них, встречать Новый год не доведется ни единой живой душе. Сердце понемногу наполнялось гордостью.
После стрельбы даже командир первого отделения, из которого обычно слова было не вытянуть, не удержался и написал стихотворение, которое разместил в ленте новостей. Хуан Юэлян громко зачитал:
Разрывы снарядов прогонят всё зло,
И пули порхают, встречая весну.
И в праздник мы честно стоим на посту
У наших границ со штыком наголо.
А что, пусть по смыслу и неглубоко, зато сколько задора! Лайк, конечно же! Юэлян поспешил приклеить нужный стикер.
Когда учения закончились, все занялись новым делом: стали готовить «Новогодний огонек». Они находились вдали от дома и семьи[11], и взводный уж очень хотел организовать для них веселый Новый год. Он собрал бойцов на совещание и объявил, что в концерте участвуют все: выступить должен каждый. Затем добавил, что те, кто совсем не умеет ни петь, ни танцевать, пусть выходят на сцену и маршируют! Кто бы осмелился заявить, что не умеет маршировать?
– Мы проведем в этих снежных горах собственный «Новогодний огонек»! – громко объявил он. – Для каждого, кто выступит с номером, я подготовил подарок! Никто не откажется от подарка?
Все оживились. Даже Чжоу Цзюньцзе изъявил желание показать пару фокусов. Цыжэнь, который умел петь и отлично танцевал, подготовил целых два номера: тибетскую песню «Кавэймэйдо» и тибетскую чечетку. Шеф Кун и старина Сун решили выступить с юмористическим диалогом. Они часто обменивались репликами за мытьем овощей и сами веселились пуще некуда. Командир второго отделения владел ушу[12]: до службы в армии он даже участвовал в соревнованиях и, конечно, мог продемонстрировать остальным пару ударов. Взводный же собирался исполнить две уйгурские песни. Юэлян не ожидал, что этот мягкий человек способен голосить арии. Что же, ждем не дождемся!
Для себя Юэлян принял решение: не просто участвовать, а выдать нечто совершенно невообразимое. Первым его номером, это все знали, будет губная гармошка. Этим инструментом, кроме него, на заставе никто не владел, так что не сыграть было бы просто неприлично. А вот второй он держал в секрете, и знал его только Дава, которого Юэлян взял выступать с собой.