В любую свободную минуту они с Давой убегали за домики репетировать. Хотя это только называлось репетицией: на самом деле Юэлян дрессировал Даву. Он старательно пичкал его мотивационными речевками, как военачальник перед боевыми действиями:
– Соберись-ка с духом и выступай блестяще! Если все получится, выдам тебе награду!
Дава подпрыгивал и делал два сальто подряд.
Наконец, наступил последний день года по китайскому календарю. Прошлый Новый год Юэлян отмечал в роте. Это сильно отличалось от домашнего празднования: в роте было целых девяносто человек, торжество проходило в огромном дворе, поэтому получилось очень шумно и весело. Теперь же он первый и, скорее всего, единственный раз в жизни будет встречать Новый год на заставе, высоко в горах. Он надеялся, что сможет собраться с силами, чтобы посвятить сослуживцам все эти воспоминания, которые никогда не сотрутся из памяти.
Утром взводный, как фокусник, выудил откуда-то пять красных китайских фонариков и приказал повесить их перед казармами. Он сказал, что заранее вешать было нельзя: их бы сильно побило метелью, так что повесим сегодня, а уже завтра надо будет снять.
Еще взводный велел Юэляну сделать парные надписи[13] и украсить ими ворота. Немного подумав, Юэлян слева написал: «На границе светит луна и мороз обнажил свой меч», справа: «Но в горячих душах бойцов тает самый глубокий снег», а сверху: «Родина в нашем сердце».
Чжоу Цзюньцзе смотрел-смотрел и наконец хмыкнул:
– Мне кажется, «бойцов» можно заменить на «полка», чтобы рифмовалось с «луна».
Хуан Юэлян призадумался и показал ему большой палец:
– И правда! Спасибо, мастер, довел мою работу до совершенства!
– Да я просто так ляпнул, ты особо внимания не обращай… – смутился Чжоу.
Но Юэлян все же последовал его совету.
После завтрака часовые отправились на вахту, а остальные разделились на две группы: первая наводила чистоту, а вторая помогала шефу Куну на кухне. Предстояло наготовить целую кучу блюд да еще и цзяо-цзы[14] налепить. Новогодний стол высоко в горах отличался от традиционного: в меню, как обычно, было восемь блюд, но их не выставляли на стол все сразу, а ели по готовности. Стоило промедлить пару минут, как масло застывало и белело, а еда становилась абсолютно несъедобной.
Помимо собственного концерта, бойцы собирались вместе со всем китайским народом смотреть «Новогодний огонек» по телевизору. Это было главным новогодним «блюдом». Для этого Хуан Юэлян с остальными уже три дня подряд не включали телевизор вообще: экономили топливо генератора. По словам взводного, сегодня их ожидало не меньше трех часов перед телевизором.
В два часа дня на заставе начался собственный концерт. Проводили его на площадке перед входом в казармы, поскольку в тесном помещении не получалось встать свободно. Да, лишь небо и земля могли послужить сценой бойцам заставы Годунла.
Дава был взбудоражен еще сильнее Юэляна. Он носился туда-сюда в нетерпеливом ожидании их номера. Юэляну пришлось поймать его, чтобы щенок успокоился и сперва посмотрел выступления остальных.
Первым номером шло хоровое пение. Все бойцы вышли на сцену, а взводный занял место дирижера. Они исполнили песню «Мы солдаты»:
Мы солдаты, бойцы; мы такие, так вы,
Только носим солдатскую форму…
Героический дух захлестнул их с головой. В этот момент в горах напротив, будто бы отвечая на пение, взметнулся снежный буран.
Дальше последовали юмористическая сценка и показательное выступление по ушу, а потом взводный исполнил «Первый снег 2002 года» и «Братья навек». Он пел мастерски, как будто на сцену вышел настоящий уйгур. После него Хуан Юэлян сыграл на губной гармошке. Следующим был номер Лобу Цыжэня. Он отвесил торжественный поклон, взял в руки невидимый микрофон, закрыл глаза и с чувством начал свое выступление. Песня была на тибетском языке, но заворожила всех с первой же строчки. Он пел «Кавэймэйдо»:
Белоснежная снежинка
Тихо в вышине летает
И в безмолвии порхает,
Где же твой родимый кров?
Где блуждают твои думы?
Поскорее вниз стремишься
И спешишь к земле в объятья,
Чтоб растаять за любовь.
– Вот это да! Ну дела! – первым горячо зааплодировал Юэлян.
На заставе насчитывалось всего около двадцати человек, но им удалось подготовить целый концерт! После каждого номера звучал задорный свист и буря аплодисментов. Даже Чжоу Цзюньцзе не ныл: «Ску-у-учно», – а воодушевленно шумел, свистел и хлопал в ладоши. Юэлян подумал: «Сегодня важно не номер показать, а порадовать других. Значит наше с Давой выступление точно понравится залу больше всего».
И действительно, их номер вызвал не только овации, но и дружный хохот солдат. Артистов не отпускали со сцены, и Юэляну с Давой пришлось дважды выступить на бис. Дава уже не прикидывался мертвым, а выполнял упражнения: бегал, прыгал в длину, преодолевал препятствия. К величайшему удивлению всего взвода, этот щенок перепрыгивал через нагнувшегося Юэляна, ложился и ползал по-пластунски.
Даже трое старших уставились на него в изумлении, а потом завиляли Даве хвостами и залаяли.
Тут в поисках взводного появился дежурный:
– Товарищ взводный, вас рота к телефону!
Взводный помчался отвечать на звонок. Чуть погодя он высунулся на улицу и заорал:
– Командир второго отделения! А ну-ка быстро тащи сюда мегафон, который ты на днях смастерил. Скорее!
– Какой еще мегафон? Зачем нести? – недоумевающе переговаривались между собой солдаты.
Командир отделения принес какой-то предмет. Это и был так называемый «мегафон», сделанный из множества бумажных стаканчиков и картонной трубки. Командир просверлил в стаканчиках отверстия, соединил их между собой трубкой, а в самой трубке сделал дырку. Стоило направить на эту дырку микрофон телефона, как звук усиливался во много раз. Командир позаимствовал принцип работы резонатора: под воздействием звуковых волн стенки прибора колебались в такт, и он усиливал голос на публике чуть ли не троекратно.
И вот теперь взводный объявил в мегафон:
– Товарищи! Ротный, политрук штаба и их бойцы хотят исполнить для нас песню! А ну-ка, собирайтесь в круг…
Юэлян был поражен. Он не ожидал, что само руководство роты будет петь для них по телефону.
Солдаты окружили взводного, а тот направил телефонную трубку на самодельный прибор, и из «мегафона» раздался голос политрука:
– Товарищи на заставе Годунла, держитесь! Мне известно, что у вас идет «Новогодний огонек». У нас тоже сейчас концерт. В эту минуту я от лица товарищей всей роты поздравляю вас с Новым годом! Желаю вам здоровья, успехов и исполнения желаний! Пусть служба на заставе будет спокойной. А теперь мы с командиром роты, его заместителем и пятью начальниками из нашего штаба споем для вас «Полную луну». Приготовились, начали!
Разливается лунный свет
Над отчизной, над нашей границей…
Чжоу Цзюньцзе развеселился:
– Мимо, мимо! Политрук фальшивит!
Хуан Юэлян обернулся и уставился на Чжоу, но внезапно обнаружил, что у того глаза на мокром месте. Заметив взгляд Юэляна, Чжоу поспешно вытер лицо, смахивая слезы. Юэлян посмотрел на старину Суна: тот, не стесняясь, закрыл глаза ладонями. О ком он думал: о супруге или о своем милом сынишке Годуне? Следующий Новый год он наверняка сможет встретить в кругу семьи. Старина Сун был ветераном заставы и ох как немало пережил.
Голоса в трубке смолкли, и солдаты разразились аплодисментами. Взводный взял телефон и сказал:
– Уважаемые руководители! Разрешите от лица всего нашего состава сердечно поблагодарить вас и служащих роты за внимание и поздравления! Поздравляем вас с Новым годом! А мы, в свою очередь, исполним для вас «Тополек». Юэлян, доставай гармошку! Цыжэнь, выходи вперед и запевай.
Юэлян заиграл. Взводный поднял трубку повыше, и послышался звучный голос Лобу Цыжэня. Правда, никто не знал, как его пение, прошедшее через телефон, доходило до другого конца провода.
На заставе тополек
Корнем в землю врос.
Мощный ствол на страже
Северных краев.
Ветерок подует —
Зашумит листвой,
Под лучами солнца
Зеленью блеснет.
Лаааа, ла-ла-лай, ла-ла ла-ла-ла-лай…
Тополек ты мой,
Я стою с тобой,
Вместе охраняем край родной.
Настанет день, и на заставе Годунла вырастет свой белый тополек – маленький тамарикс. Здесь обязательно будет дерево. Оно врастет корнем в землю, а мощный ствол будет стоять на страже северных краев.
И Юэлян невольно стиснул кулаки.
Звонки домашним
– Ну вот, теперь, когда Новый год прошел, весна не за горами, – говорил братишка Хуан.
После сезона начала весны наступали сезоны дождевых вод, пробуждения насекомых, весеннего равноденствия[15]… Каждый из них был одним шажком весны, которая подбиралась к заставе Годунла все ближе и ближе.
Весна приходила каждый год. Юный братишка Хуан готовился встретить двадцатую весну в своей жизни, а для меня весна наступала впервые. Ха-ха!
Эта весна вселяла и в братишку Хуана, и в меня огромную надежду. Мы ждали, когда растают снега, ждали, когда потеплеет, ждали, когда ветра станут ласковее, а на земле зазеленеет трава.
Пришел март. К югу от реки Янцзы в это время уже вовсю распускались цветы и шумели листвой деревья, колосились травы и щебетали весенние иволги. В уезде Ядун ветви ив тоже подергивались зеленоватой дымкой, обочины дорог покрывались цветами. А заставу Годунла со всех сторон окружала белоснежная пустыня.