Дава в заснеженных горах — страница 21 из 28

И все же с осторожным приближением весны толщина снежного покрова начала понемногу спадать: сугробы, раньше возвышавшиеся до пояса, уже еле доставали до колен, а потом и до щиколоток. Теперь, случись мне оступиться и упасть в снег, я не застрял бы навсегда, а смог бы выбраться сам.

Приход весны был заметен и по состоянию солдат. Следы обморожений на ушах и ступнях понемногу пропадали, трещины на руках заживали.

Каждое утро братишка Хуан первым делом смотрел на термометр, висевший на стене казармы:

– Сегодня минус пятнадцать…

– О, а сегодня уже минус десять…

– Ого, минус шесть!

Вот так к нам и приближалась весна.

Одним утром солнце светило ярко-ярко и согревало нас своими нежными лучами. Я вышел с солдатами на зарядку, потом сходил с братишкой Хуаном проведать деревце. Я сильно прибавил в росте, скоро мне исполнялся год, но я по-прежнему хвостиком таскался за братишкой Хуаном.

С деревцем ничего не происходило. Бурый ствол все так же неподвижно стоял на своем месте, верхушкой указывая в синее небо. Братишка Хуан разрыхлил землю лопатой: почва уже не была такой закостеневшей. Он полил деревце теплой водой, сделал фотографию и долго смотрел на него, как мать смотрит на сына.

– У меня такое ощущение, что оно вот-вот проснется. – Братишка Хуан потрепал меня по голове. – Вот-вот выйдет из зимней спячки. Прямо как я разомнется и бросится в бой.

Что значит «разомнется»? Когда это братишка Хуан разминался? Я битый час смотрел на деревце, но не замечал никаких изменений. Но словам братишки Хуана я верил безоговорочно. Я сделал вокруг деревца несколько кругов, чтобы подбодрить и его, и братишку Хуана.

Перед казармами несколько солдат занимались спортом: поднимали гантели, висели на турнике, оттачивали армейские боевые приемы. Они сбросили тяжелые куртки и вкладывали в тренировку все силы. Братишка Хуан начал с отжиманий, на одном дыхании он мог отжаться тридцать раз. Он рассказывал, что в роте получалось даже пятьдесят, но здесь высота не позволяла.

Я улегся рядом и наблюдал за ним. Хулиганить не стал, а просто блаженно грелся на солнышке.

Тут до меня донесся разговор взводного с командиром первого отделения.

– Сегодня отличный день, – говорил взводный. – В марте снег шел всего один раз, и температура была на несколько градусов выше, чем в феврале. Если так и дальше пойдет, глядишь, в апреле и горы откроются.

– Да, надеюсь, снег больше не выпадет, – отвечал командир. – Тогда получится спуститься к перевалу и поймать сеть.

– Думаю, через пару дней можно отправить кого-нибудь на разведку…

Вдруг у меня перед глазами промелькнула чья-то тень. Это еще что? Шлепнув хвостом, я вскочил и погнался за ней. Тень направилась вниз по склону, я не отставал, забыв, что братишка Хуан наказывал мне не выходить за пределы заставы. Просто я отродясь не видел ничего подобного. На заставе, кроме солдат и четырех собак, не было ни души.

Я стремглав мчался вниз и заметил, как тень юркнула под камень и высунула морду, чтобы разглядеть меня. У нее были маленькие блестящие и острые зубки. Полевка? Я подбежал к ней и хотел сказать: «Я не съем тебя. Я хочу поиграть. Не убегай, прошу!» Но существо скрылось в норке и испарилось без следа.

Я заглянул внутрь: там было темно, ничего не видно. Я приуныл. Сверху донесся крик братишки Хуана:

– Дава! А ну быстро обратно!

Я развернулся и пошел наверх, как вдруг заметил на снегу красные пятнышки. Опять что-то, чего я никогда не видел? Неужели следы какого-нибудь зверька?

Я осторожно разрыл снег. Ух-ты! Под ним по земле стелились ветки с листочками черно-зеленого цвета. Они казались очень крепкими – неудивительно, что смогли справиться со снегами и ветрами. На ветках росли красные шарики величиной с ядро арахиса. Бутоны цветов?

Я так разволновался, что сердце грозило выпрыгнуть из груди, и я разразился отчаянным лаем. Братишка Хуан стремглав побежал вниз по склону: он, видимо, решил, что я застрял в снегу, и спешил ко мне на помощь. Добравшись, он бросил взгляд мне под лапы и вдруг сам разволновался еще сильнее меня. Он затрясся мелкой дрожью:

– Рододендрон? Дава, да это же рододендрон… Рододендроны расцвели! Рододе-е-ендроны расцвели-и-и! – он заорал во все горло и побежал делиться радостью со взводным, командирами отделений и сослуживцами.



Первым из казармы выскочил Чжоу. Хотя и возмущаясь: «Ты чего так завелся?!» – он все-таки быстрее ветра помчался вниз по склону, как будто под ногами были рассыпаны угли. Остальные солдаты последовали за ним, вопрошая:

– Где? Где?

Братишка Хуан бежал им навстречу, за домики. Я знал, что он хочет проверить: как там деревце, не пустило ли почки? Не теряя ни минуты, я кинулся следом.

Но деревце под покровом пластиковой пленки выглядело в точности как всегда. Братишка Хуан присел на корточки, приблизил глаза к веткам и внимательно изучил их. Эх, жалко, под рукой не нашлось лупы. По его выражению лица я понимал, что почек не было. Но он все равно вскопал землю, старательно укутал ствол одеялом, по-матерински бормоча:

– Вот и весна пришла. Скоро потеплеет и ты проснешься.

Но что ни говори, а раз рододендрон зацвел, весна действительно наступила.

Горные рододендроны пережидают зимние холода под толстым слоем снега и являют небесам свою трогательную улыбку. Они гонцы, приносящие весть о весне на заставу, каждому из солдат и мне лично.

От вида цветов взводный пришел в неописуемый восторг, но все же сумел собраться и спокойно приказать:

– Командир первого отделения! Сходи с кем-нибудь проверить, получится ли спуститься. Если получится, я доложу в роту, и можно будет идти вниз ловить связь.

– Есть! – командир отделения закричал так громко, будто вложил все силы, накопленные за эту долгую зиму.

Вскоре он принес обнадеживающие вести: очертания тропинки хоть и смутно, но проглядывались. Снег лежал тонким слоем, не выше ботинок, и, если быть осторожным, можно добраться до перевала, где ловила связь.

Взводный не стал медлить и решил тотчас же отправить двух бойцов вниз – связаться с внешним миром. Все повынимали мобильные телефоны, но вдруг обнаружили, что те не включаются: то ли батарейка села, то ли зимние морозы повредили механизм. Тогда взводный и старина Сун со знанием дела достали свои телефоны и спокойно включили их. Старина Сун сказал, что днем он клал мобильный под подушку, а на ночь прятал его в складках одеяла. Взводный же сообщил, что постоянно носил его во внутреннем кармане ватной куртки и подзаряжал каждую неделю.

– Эге-е, старый волк знает толк, – заулыбался Чжоу Цзюньцзе.

Солдаты воодушевились. Они записали на листочках телефоны родителей и девушек, что хотели рассказать им, о чем нужно было спросить, и вручили кипу крупных и мелких обрывков взводному. Я смотрел, как они радуются, и думал, что в этом есть и моя заслуга: ведь это я заметил рододендроны. Но шуметь не стал и просто тихонько лежал, наблюдая, как они переговариваются.

Каждый мечтал стать тем самым гонцом, кого отправят на перевал звонить, но из вежливости готов был уступить другим. Это поставило взводного в затруднительное положение, однако в конце концов он все-таки выбрал двоих.

Одним был старина Сун. Против него никто не имел возражений: все знали, что его супруге приходится нелегко, ведь она одна воспитывала трехлетнего ребенка, да и здоровье подводило. А вот вторым, ко всеобщему удивлению, взводный почему-то выбрал братишку Хуана. Братишка Хуан разгадал мысли взводного и с покрасневшими глазами торжественно кивнул.

– Ну, идите! – сказал взводный. – Будьте осторожны. Да не сболтните лишнего, конфиденциальность никто не отменял. Сообщите, что все в порядке, и передайте привет!

– Так точно! – во весь голос воскликнули старина Сун и братишка Хуан. – Будет исполнено!

Я во что бы то ни стало хотел пойти с ними. Как братишка Хуан ни топал ногами и ни кричал на меня, я не обращал внимания. Я хотел бежать за ним хвостиком, хотел посмотреть, как он будет звонить. С приходом весны солдаты засветились молодостью, вот и из меня энергия забила ключом. Кроме того, я уже был взрослым псом и, кто знает, мог бы помочь пробираться сквозь снег.

Спустившись, старина Сун и братишка Хуан достали телефоны и принялись их высоко поднимать и вертеть туда-сюда в поисках сигнала. Но сеть не появлялась.

Они не сдавались и разделили между собой зоны поиска. Братишка Хуан попытался забраться на высокий сугроб, но поскользнулся и упал, выронив телефон из рук. Мобильный блеснул в лучах солнца и утонул в снегу. Но не успели они оглянуться, как я с шумом вскочил, раскопал снег и принес устройство братишке Хуану. Тот даже не пытался подняться, а первым делом распахнул куртку и сунул телефон за пазуху, повторяя:

– Только бы вода не попала, только бы не промок!

К счастью, все обошлось. Я был счастлив: не зря увязался! Раздался крик старины Суна:

– Скорее сюда! Здесь ловит!

Мы поспешили к нему. Братишка Хуан поднял телефон повыше: сигнал был слабый, но для звонка хватало.

– Звони скорее своей, а я за остальных позвоню, – предложил братишка Хуан.

– Да нет, – ответил тот, – мне не к спеху. Давай сначала всех обзвоним.

Они достали кипу бумажек. Братишка Хуан шустро забрал себе на два клочка больше: ему хотелось оставить старине Суну время спокойно поговорить с женой. Но старина Сун стал набирать номер матери взводного:

– Здравствуйте, вы мама Байшаня? Я его солдат, Байшань – командир моего взвода. Он просил передать, что у него все в полном порядке! Мы тут все живы-здоровы. Дома как? Как вы с отцом? Он спрашивает, получили ли вы его письма?… Получили, да? Отлично!.. Он тоже очень скучает. Да, не переживайте, он просил передать, что скоро горы откроются, и он сможет сам звонить вам почаще… До свидания!

Следующим он позвонил домой шефу Куну:

– Вы отец Кун Ули? Я его сослуживец и друг. Да, он до сих пор у нас на кухне. Нам по душе его стряпня: