[21]. Аромат ароматом, но самыми буйными красками одаривает мороз лепестки рододендронов. Никогда они не стали бы такими прекрасными и не излучали бы столько энергии, если бы не пережили эти долгие холода.
Вернувшись в казарму, Юэлян уселся за письменный стол и лихорадочно застрочил:
Дорогой папа,
Сегодня я ходил смотреть на рододендроны, о которых ты писал мне. Я смотрел вверх от подножия горы и повсюду видел бесстрашные цветы, буйно растущие на этих заснеженных землях. Я подошел поближе и пригляделся: они не завораживали ни яркостью цвета, ни хотя бы изысканностью, а их листья и лепестки всерьез потрепало ветрами и снегопадами. Из-за яростных морозов и нехватки кислорода они лишились прелести, присущей обычным цветам, покрылись шрамами от перенесенных невзгод, но остались красивыми и отважными, готовыми потратить все свои силы и все-таки распуститься высоко в горах, на тысячелетнем снегу, который никогда не растает.
Папа, я заметил, что высокогорные рододендроны совсем не похожи на те, что цветут в городах. Они никогда не растут по отдельности, но образуют собой поляны, сливаются в цветочные моря. Противостоять этим снежным горам в одиночку невозможно, поэтому они поддерживают друг друга и греются сообща. Другие цветы распускаются, чтобы похвастаться своей красотой или ознаменовать приход весны, но горные рододендроны цветут отчаянно во имя жертвы и во имя подвига.
Я ведь прав, папа?
Лично я вижу в этих цветах стойкость духа. Для меня они символ смелости, силы, единства и невероятного бесстрашия. Мне кажется, они очень похожи на солдат нашей заставы. Пускай у всех нас обгоревшие и потрепанные лица, наши сердца прекрасны, как рододендроны – цветы жизни, распускающиеся на снегу.
Папа, за два года службы в Тибете я с каждым днем все четче осознавал, какой это волшебный, неимоверно красивый край. Поэт найдет здесь идеи, которые рождаются лишь во снах, художник – краски, которые встречаются только в стихах, певец запоет голосом самой Природы, а танцор наконец ухватит ощущение полета.
Но есть люди, которые рвутся повыше не из любопытства, не за красивыми пейзажами и не затем, чтобы писать, танцевать, рисовать, музицировать. Не за какими-то надеждами и даже не по собственному желанию. Забравшись наверх, они крепко врастают в землю и делают горы еще чуточку выше, приближают снежные вершины к небу. Их любовь к Тибету зиждется не но чувствах, а на ответственности. Это тибетские пограничные войска. Это тибетские пограничники, папа, такие же несгибаемые и самоотверженные, как ты.
Когда письмо было дописано, Юэляну страшно захотелось с кем-нибудь поделиться, и он показал эти строки взводному.
Взводный дочитывал их с покрасневшими глазами.
– Да, Юэлян, отлично написано. Считай, «крик души тибетского пограничника» тебе выразить удалось! Честное слово, это лучшее из всех произведений о рододендронах, что мне доводилось читать. Можно, я сделаю себе копию? Будут перечитывать на досуге.
Слова взводного воодушевили Юэляна гораздо сильнее, чем грядущая публикация в газете. Он восторженно отозвался:
– Серьезно? Вам правда так понравилось?
– Конечно, понравилось, – покивал взводный.
– Это большая честь для меня, – ответил Юэлян.
А взводный добавил:
– За этот год ты сильно повзрослел и достиг больших успехов.
– И все это благодаря вам, товарищ взводный. Ваши слова очень мне пригодились. Многое я даже записал в тетрадь, – сказал Юэлян.
Взводный улыбнулся, а потом, отчего-то смутившись, спросил:
– Кстати, Юэлян! У меня к тебе личное дело. Хотел узнать твое мнение по одному вопросу…
Юэлян резко выпрямился:
– Что за дело?
– Как ты знаешь, я уже давно пишу письма одной девушке… Написать успел очень много, получилась практически книга с описанием нашей жизни на заставе – как есть, без прикрас.
– Да, я знаю, – ответил Юэлян. – Я даже как-то сказал Цыжэню, что вы можете попасть в книгу рекордов Гиннесса за самое длинное любовное послание.
Взводный зарделся, как юный новобранец:
– Теперь, когда горы «открылись», я хотел отправить ей это длиннющее письмо, но вдруг засомневался. Как считаешь, это ее не отпугнет? Ведь она узнает, как на заставе трудно, холодно и одиноко, что здесь тяжело дышать…
Сердце Юэляна бешено заколотилось. И правда… Сами-то они-то уже привыкли к суровым будням, выстояли и живут себе дальше. Но городской девушке принять такое будет ох как нелегко. И все же…
Подумав, Юэлян сказал:
– Мне кажется, вам все-таки нужно его отправить. Во-первых, это ваш жизненный опыт. Из письма она лучше узнает о вас, так чего же скрываться? Во-вторых, хорошая девушка, узнав, что после таких испытаний вы сохранили и силу духа, и улыбку на лице, полюбит вас еще сильнее и станет вами гордиться! А если испугается – значит она недостойна вашей любви…
Юэлян уже и сам воодушевился от своих слов. Помолчав, взводный протянул руку и стиснул его запястье:
– Так и есть, я это понимаю. Юэлян, тебе до демобилизации осталось всего полгода. Надо продержаться!
От подступивших слез у Юэляна защипало в носу. Отдав честь, он поспешил исчезнуть.
После «открытия» гор хлопот на заставе прибавилось: за короткие лето и осень предстояло успеть все то, что невозможно сделать зимой.
Во-первых, на заставе решили вновь посадить деревья. Когда сиротливое деревце, так старательно оберегаемое Юэляном, распустило первые листочки, взводный позвонил в гарнизон и попросил еще. И однажды утром им привезли пятьдесят саженцев – завхоз гарнизона доставил их лично.
– Эти пятьдесят тамариксов еще лучше прошлогодних, – пояснил завхоз. – Еще устойчивее к холодам, сухости и нехватке кислорода. Руководство гарнизона поддерживает ваше начинание. Не получится в этом году – в следующем высадим снова, и так далее, пока не приживутся.
Весь прошлогодний солдатский опыт был проанализирован и учтен. Теперь, вкопав саженцы в землю, они возводили вокруг каждого каменную оградку, чтобы их не снесло ветром. Из-за этого работы прибавилось: приходилось собирать камни и скреплять их между собой цементом.
Как и прежде, они выкапывали глубокие и широкие ямки, жгли в них хворост, отогревали замерзшую землю. Как и прежде, обматывали ствол толстым слоем соломы, а потом строили оградки. И хотя процесс был хлопотным и продвигался медленно, все запаслись терпением, и на посадки в общей сложности ушло с полмесяца.
Юэлян считал, что на этот раз деревья выстоят наверняка. Он с замиранием сердца представлял, как они вырастут и застава будет стоять под сенью зеленой листвы. Тогда он сможет, усевшись под это дерево, читать или блуждать в своих мыслях, а Дава – носиться меж стволов.
Правда, к этому моменту срок его службы уже закончится. От одной мысли, что однажды ему придется покинуть эти места, оставив здесь Даву и деревце, у него щемило в груди. Он качал головой, не желая об этом думать. Теперь он понимал и отца, и взводного: их привязанность к погранпосту заразила теперь и его. Плечом к плечу пройдя через столько невзгод, бойцы стали друг другу родными братьями.
Когда все деревья были посажены, на заставу прибыл стройотряд: его прислали из военного округа, чтобы установить современный громоотвод. Теперь, если начнется гроза, им не придется больше прятаться в кровати от молний. Но больше всего солдат обрадовала новость о том, что на следующий год стройотряд приедет снова и смонтирует для них, ни много ни мало, веранду из стали!
Юэлян поинтересовался, как эта веранда будет выглядеть. Старший техник достал телефон и показал ему картинку. Светлая, красивая, открытая солнцу и воздуху!
– А еще в ней будет отопление. Братцы, вам в горах и так тяжело приходится, а так будет хоть чуть-чуть полегче.
– Ничего тяжелого… Служба такая, – небрежным тоном бывалого солдата ответил ему Юэлян.
Уезжая, стройотряд оставил деревянную форму для изготовления кирпичей: об этом их попросил шеф Кун.
– Давайте построим небольшую теплицу! – предложил он взводному. – Будем там выращивать овощи, а также тесто для пампушек готовить, а то в мороз оно совсем не поднимается! Солнечного света на заставе хоть отбавляй. Но если будет теплица, мы сможем его использовать!
Лепить кирпичи шефа Куна научил стройотряд: роешь в склоне ямку, плавишь снег и замешиваешь глиняную массу. Эту массу кладешь в форму, чуть позже форму снимаешь – вот кирпич и готов. Остается лишь высушить его на склоне под солнцем. Если солнце жарит сильно, глина высыхает за пару дней.
Взводный счел это отличной идеей и передал ее ротному. Ротный не просто поддержал, но и самолично съездил в Шигадзе за стеклом с арматурой и доставил их на заставу, намотав больше тысячи километров. Вместе со всеми он складывал стены, резал арматуру, пилил стекло, собирал рамы… И вот наконец теплица была готова: светлая, теплая, просто дворец.
– Когда овощи вырастут, обязательно приеду к вам на обед! – заверил ротный.
– Конечно, приезжайте! – отозвался шеф Кун. – Свои овощи гораздо вкуснее покупных. Возьмем какой-нибудь редис, отварим как следует да замаринуем в чили-соусе «Лаоганьма»… Пальчики оближете!
Шеф Кун стоял посреди теплицы и, лихо дирижируя пальцами, указывал, какая грядка пойдет под капусту, какая – под редис, какая – под острый перец… Вылитый полководец, расставляющий войско на поле боя.
А Юэлян думал, что, когда они соберут урожай, он сможет написать отцу: «Папа, мы вырастили овощи выше снеговой границы…» О чем только ему не хотелось поведать отцу! Писательница Лу подала ему отличную идею: направила творческую мысль в нужном направлении, и с тех пор его уверенность в себе только росла.
Но никакое счастье не вечно. Череда радостных дней прервалась внезапным происшествием.
Как-то ночью на них обрушилась буря, если не восемь баллов, то шесть или семь наверняка. На сей раз боги обходились с ними сурово, насылая все новые и новые испытания. Длился тот шторм очень долго, ветер сорвал с теплицы крышу и перебил все стекла.