В полдень шеф Кун стучал по краешку котелка и громко кричал: «Обед готов!» Сэнгэ уже исправно сидел в дверях кухни, дожидаясь приказа. Шеф Кун ставил термосы с едой в большую корзину, а затем протягивал поклажу псу. Сэнгэ зажимал плетеную рукоятку в огромной пасти и трусил к генераторной, чтобы уже за ней по ступеням подняться на вершину.
Я наблюдал эту сцену два дня подряд, и возмущение мое нарастало. Неужели выслуга лет делает его настолько особенным? Мало того, что он питается тем же, чем солдаты, так еще и получает шанс набить брюхо заранее? В то время как нам, остальным собакам, достаются лишь остатки солдатского обеда?
И вот однажды я решил прокрасться за ним вверх по лестнице. Заметив это, он кинул на меня сверху презрительный взгляд. Дескать, ну давай, поднимайся за мной, если силенок хватит! И действительно: уже на полпути я пожалел, что увязался за ним. Вот уж не думал, что на свете бывают такие длинные лестницы! Бесчисленные ступени уводили высоко в облака, да и там, похоже, не заканчивались. Я четко понял: продолжу карабкаться – околею от усталости. Дыхание перехватывало так, что пришлось прервать слежку.
Вскоре я стал замечать, что солдаты каждое утро поднимаются по этой лестнице по двое и растворяются в облаках. Пары сменялись по очереди: сегодня одна, завтра другая и так далее. Они уходили поутру и возвращались к вечеру – не иначе как несли дозор. Но что там делал Сэнгэ? Я решил продолжить расследование.
Как-то утром на очередное дежурство отправились братишка Хуан и старина Сун. Заметив, что после завтрака они выдвинулись к наблюдательному посту, я поспешно увязался следом. Увидев это, братишка Хуан затопал ногами, отгоняя меня, но я смотрел на него с такой надеждой, что он смягчился и все-таки позволил их сопровождать.
К моему великому смущению, всю вторую половину пути братишке Хуану пришлось тащить меня на руках. Клянусь, я не мог двигаться дальше! Как же высоко… Лестница буквально парила в облаках. Сам я считать не умел, но братишка Хуан сказал, что тут пятьдесят восемь ступеней – по высоте сравнимо с шестиэтажным домом. Подниматься вверх оказалось куда утомительнее, чем идти по ровной дороге: наверху-то воздуха не хватало! Старина Сун сверлил меня сердитым взглядом, но я не обращал внимания, просто сидел на руках у братишки Хуана. Лишь в конце пути я обнаружил, что на самой вершине стоит каменный домик.
Братишка Хуан объяснил:
– Это наблюдательный пост. Сегодня наша очередь дежурить. Здесь у нас стратегическая высота: видно все, что происходит внизу. А там, под горой, – граница!
Внутри домика оказалась клетушка, а в ней – стол и стул. На столе – телефон. И еще там был длинный, высунутый в окно цилиндр, они называли его «подзорная труба». Братишка Хуан и старина Сун по очереди то смотрели в окно, то прикладывались к глазку трубы и записывали что-то в тетради.
Оба несли дозор очень прилежно, совсем не отвлекаясь на меня. Все, что мне оставалось, – это дрыхнуть, свернувшись под стулом.
В полдень я вдруг почуял запах еды. Тут же вскочил и увидел, что прибыл Сэнгэ! Да не просто прибыл, а с целой корзиной еды в зубах… Так вот оно что! Выходит, еду с кухни он забирал не затем, чтобы съесть самому, а чтобы доставить ее наверх?
И действительно: братишка Хуан, забрав корзину, потрепал Сэнгэ по голове:
– Спасибо!
Оказалось, каждый день Сэнгэ с тяжеленной поклажей преодолевает пятьдесят восемь ступеней, чтобы принести дозорным обед. По словам братишки Хуана, раньше для такой доставки снаряжали кого-нибудь из солдат, но потом эту обязанность взял на себя Сэнгэ.
Старина Сун отвинтил крышку термоса: от еды все еще валил горячий пар. Значит, Сэнгэ не терял в пути ни минуты? Просто нет слов! Неудивительно, что братишка Хуан называет его бойцом…
А я еще думал, что он тайно съедает все в одиночку. Какой позор! Все, что я мог, – это лишь завилять хвостом в знак почтения и раскаяния одновременно.
Но Сэнгэ завалился в угол, чтобы отдышаться, и даже не взглянул на меня.
Усевшись за стол обедать, братишка Хуан, наконец, заметил, что я сижу рядом и выжидающе смотрю на него. Он выудил кусок мяса и бросил мне. Но я не смел наброситься на угощение и лишь трусливо косился на Сэнгэ. Старший брат потратил столько сил, чтобы доставить сюда еду, хотя сам к ней даже не прикоснулся? Как же я могу спокойно есть?
Сэнгэ поднял голову и посмотрел на меня. Я сглотнул слюну и беззвучно попятился от еды. Заметив это, Сэнгэ с облегчением выдохнул и положил морду обратно на лапы.
Я сделал кружок по домику, осторожно подошел к Сэнгэ и улегся рядом. Как ни странно, старший брат не прогнал меня. Тогда я перелег поближе и прижался к нему. Он завилял хвостом с явным дружелюбием! Я зажмурился от счастья, и на душе у меня потеплело.
Мне очень хотелось сказать ему: «Подожди! Вот вырасту, стану таким, как ты и тоже буду помогать солдатам. Я точно смогу!»
Запасы на зиму
Раздался пронзительный свист, и Юэлян проснулся. Он вскочил на ноги, впопыхах нацепил форму, выбежал из казармы на улицу. Примчавшись на построение, Юэлян обнаружил, что его сослуживцы ведут себя чересчур оживленно: глаза горят, голоса звучат с каким-то подъемом… «Ах да, – вспомнил он. – Сегодня же особенный день. Любой воодушевится!»
Накануне на вечерней перекличке взводный сообщил, что сегодня прибудет комполка, который лично привезет им запасы на зиму. Такое на заставе случалось нечасто.
– На посту останутся только дозорные, – добавил взводный. – Остальные будут разгружать машины и переносить запасы на склад!
Зима на горной заставе – самая долгая и самая невыносимая. После первых же снегопадов ты отрезан от внешнего мира. Тропинок не видно, а дороги погребены под сугробами. Ни машинам, ни людям не подняться и не спуститься. Зима превращает заставу в одинокий островок посреди белоснежного океана и длится при этом особенно долго: не три месяца, как внизу, а целых полгода. Как правило, все дороги заваливает снегом уже с конца октября, а «открываются» горы только в позднем апреле, а то и в начале мая.
Само выражение «горы открылись» означает, что уже потеплело, сугробы растаяли и по дорогам можно передвигаться как ногами, так и на колесах. Именно «открытие» гор и знаменует на заставе долгожданный конец зимы.
Поэтому все погранзаставы должны до снегопадов заготовить все, что может понадобиться зимой: еду, одежду, бытовые принадлежности, топливо. И проверить, чтобы всего хватало. Это величайшая ценность, ведь пополнить эти запасы они смогут лишь еще через полгода. К подготовке этих запасов руководство относилось очень серьезно: первую партию привезли еще в сентябре, а сегодня ожидали вторую. В прошлый раз автоколонну возглавлял полковой комиссар, а в этот раз ждали комполка.
В письмах отец не упоминал ни про запасы на зиму, ни про закрытие горных дорог. Может, к лагерю роты, где служил отец, вела большая трасса? Застава, куда попал Юэлян, явно располагалась выше и дальше отцовской. Эта мысль наполняла его еще большей гордостью.
Небеса благоволили им: на фоне чистой сапфировой синевы искрились заснеженные хребты. Уже в девять утра вереница машин подъехала к крутому склону у ворот заставы. Сэнгэ и Найя с радостным лаем помчались им навстречу. Дава поспешил следом. Пыль, растревоженная собачьими лапами, клубилась в лучах солнца.
В итоге прибыл целый грузовик с провизией. В сумме с предыдущей поставкой должно хватить на целый год. Горы «закрывались» на полгода, но в расчетах добавляли еще пару месяцев на всякий случай. В прошлый раз привезли десять свиных туш, в этот – еще десять: итого выходило больше тонны мяса. Никого не пугало, что лишняя еда испортится: застава представляла из себя огромный природный холодильник. Даже летом температура здесь не поднималась выше пяти градусов, а зимой частенько опускалась аж до минус тридцати, и продукты отлично хранились сколько потребуется.
Еще привезли кучу овощей. Старина Сун рассказывал, что раньше в рационе заставы было только три овоща: редис, картошка и капуста. Теперь же меню стало куда разнообразнее: добавились лук, острый перец, помидоры, тыква и пекинская капуста. Скоро повалят снега и температура упадет ниже минус десяти, хранить свежие овощи станет сложно: они быстро перемерзнут. Так что зимуют на заставе все-таки не на свежих, а на консервированных и сублимированных овощах.
Кроме еды, машины привезли им дрова и ватные одеяла для обогрева. В горах стоял жуткий холод, и дополнительное одеяло никогда не казалось лишним. Еще приехали баллоны с кислородом, формой похожие на бомбы. Они могли понадобиться в экстренной ситуации. Содержание кислорода в воздухе на заставе составляло примерно половину от обычного, а зимой опускалось еще ниже. Солдаты к этому давно привыкли и не нуждались в кислородных масках, но, если кто заболевал – простужался, к примеру, – такие маски помогали быстрее поправиться.
Особенно же всех порадовала «пища для ума»: автоколонна привезла новые книги, журналы и диски с фильмами. Кроме того, начальство снабдило их новым устройством для приема телевизионного сигнала. Раньше телевидение обеспечивала «тарелка», но, несмотря на огромные размеры, ловила она ужасно. Однако сегодня им выдали новый прибор, которым нынче оснащали все сельские районы. Он был не больше соломенной шляпы, но работал безупречно. Теперь на Китайский Новый год[5] солдаты могли спокойно смотреть любые концерты и телешоу. Неудивительно, что сегодня все радовались: царил настоящий праздник!
От всего этого у Юэляна тоже поднялось настроение. Конечно, жизнь на заставе давила своей серостью, и восторг от прибытия автоколонны грозил уже очень скоро раствориться в монотонной ежедневности без следа. Но, к счастью, у него появилась новая цель, без которой он точно не видел бы в своем пребывании здесь ни малейшего смысла.
Машины остановились у склона перед воротами. Дальше они проехать не могли, и последний отрезок пути до склада вещи предстояло переносить на себе. Судя по карте, само это расстояние не превышало и километра, но высота в пути менялась на триста метров – подъем экстремально крутой.