– Сдаюсь.
Я отклеиваю со лба стикер, и Зои закатывает глаза:
– Плохой игрок.
Я смотрю на имя на бумажке: «Клеман». Так предсказуемо.
– Прости, не понял шутки.
Наступает тяжелое молчание. Лед топит, поднимаясь, Виолетта:
– Все вы тут лузеры. Сегодня победила я.
Допиваю то, что осталось в бокале, и наблюдаю, как она встает и убирает со стола. Я замечаю злобный взгляд, который она бросает в сторону пожимающей плечами Зои. Теперь точно: Виолетта рассказала ей о случившемся. В глубине души я вздыхаю: только этого мне не хватало. Джейсон присоединяется к моей лучшей подруге на кухне, обсуждая различные ИППП, и я пользуюсь случаем, наклоняюсь ближе к Зои. Сохраняя хладнокровие, я решительно говорю:
– Я знаю, что ты знаешь, и мне плевать. Но ты начинаешь действовать мне на нервы своими намеками. Виолетта и без тебя чувствует себя виноватой.
Зои недовольно кивает головой. Выпив кофе, Джейсон объявляет о своем уходе. Он целует всех на прощание и отчаливает. Почти сразу же убегает и Зои. Полагаю, она хочет оставить нас наедине.
– Спокойной ночи, – отвечает Виолетта, не поднимая глаз от посуды, которую вытирает.
В квартире тихо и спокойно, слышен лишь скрип полотенца о стекло. Прислонившись к кухонной стойке, я скрещиваю руки, не отрывая от нее взгляда.
– Могу ли я услышать шутку? Чтобы вечер закончился на хорошей ноте.
Я беру в руки второе полотенце и помогаю ей. Я наблюдаю за ее реакцией, и мне удается поймать ее полуулыбку.
– Нет. Никаких больше шуток.
– Ну же!
Она вздыхает.
– Ты действуешь мне на нервы, Лоан Милле. Советую сейчас же остановиться, иначе…
– Иначе?
Она поворачивается ко мне лицом, ее щеки и губы краснеют. Мне стоит огромных усилий не смотреть на них. Их хочется поцеловать.
– Иначе я скажу… слово.
Я сдерживаю смех. Слово. Она знает, что я его ненавижу. Не знаю, единственный ли я душевнобольной, кто ненавидит какое-то конкретное слово, но Виолетта часто пользуется этой угрозой, чтобы заставить меня молчать.
– Не говори это слово, – тихо умоляю я.
Ее пухлые губы растягиваются в демонической улыбке.
– Какое слово?
– Ты знаешь, какое слово.
– Слово, которое, ты знаешь, я знаю?
– Именно.
– Это слово?
– Да.
– Тогда я не скажу это слово.
– Спасибо, – говорю я, весело улыбаясь.
Она отворачивается, не без победного выражения лица, но вдруг передумывает:
– Погоди! Ты ведь говоришь о слове «слипы»?
Я рычу, запрокидывая голову и пытаясь забыть то, что она только что сказала. Это слово выводит меня из себя.
– Виолетта, – угрожающе ругаюсь я.
– Давай-ка еще разок.
Я бросаюсь к ней, прежде чем она успевает закончить предложение. Она вскрикивает и бросается наутек, лавируя между мебелью в гостиной.
– Иди сюда!
Она хохочет еще заливистее, и как бы я ни пытался противиться, мое сердце реагирует на этот смех. Он рикошетит от стен и отдается глубоко в моей груди.
– Слипы, слипы, слипы, слипы, слипы! – кричит она на всю квартиру, как ребенок.
Она выбегает в коридор и открывает дверь в мою комнату, когда я, наконец, ее догоняю. Моя рука обхватывает ее за талию и поднимает в воздух – достаточно сильно, чтобы закружить ее вокруг себя.
– СЛИПЫ!
Мы вместе падаем на кровать, и она все еще смеется. Но вдруг будто осознает, в каком мы оказываемся положении, поскольку ее смех стихает, а улыбка тает, как снег на солнце. Я нависаю над ней, наши пальцы сплетены над ее головой, мое колено между ее ног. Я безотрывно смотрю на ее губы в нескольких сантиметрах от моих. Ее грудь поднимается и опускается, искушая меня при каждом вдохе.
Смотря прямо в ее глаза, я выдыхаю ей в губы:
– Предпочитаю слово «трусики».
На несколько секунд мы замираем, а затем я встаю, отпуская ее руки. Виолетта не двигается: наверняка пытается прийти в себя. Ее струящаяся юбка слегка задралась к животу, обнажая белые трусики под колготками. Я подхожу и сажусь рядом, аккуратно поправляя юбку.
– Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?
Она тоже садится, по-прежнему краснощекая – под цвет блузки, и заправляет прядь светлых волос за ухо.
– Почему бы и нет…
Я позволяю ей устроиться у изголовья кровати и заползти под одеяло, а сам ищу DVD и вставляю его в дисковод. Я выбираю «Король говорит!», потому что знаю, что она безумно любит Колина Ферта (также известного как Дарси – для несведущих).
Когда начинаются титры, я выключаю свет и открываю прикроватную тумбочку, протягивая Виолетте плитку шоколада «Милка». У меня есть привычка хранить в ящиках шоколад: я знаю, что без него смотреть с Виолеттой фильм просто невозможно.
Она радостно одаривает меня лучезарной жадной улыбкой.
– Предупреждаю, я ничего тебе не дам.
– Я уже смирился, не парься, – отвечаю я, приобнимая ее за плечи рукой.
Первый час проходит в тишине. Вопреки своему же предупреждению иногда она поднимает голову и просовывает мне в рот кусочек шоколада.
Я слышу, как в квартире хлопает дверь. Я слышу это, но не обращаю внимания. Но уже через десять минут мы с Виолеттой застываем на месте. Я не решаюсь ничего сказать, опасаясь, что это мне лишь мерещится, но выражение лица моей лучшей подруги, когда она поднимает на меня взгляд, говорит само за себя. Мне это не снится.
– Мне кажется, или… – шепчу я, желая услышать, что она скажет.
– Нет-нет, ну или мы оба параноики…
Виолетта хватает пульт и выключает звук. Теперь в комнате становится достаточно тихо, и мы слышим доносящиеся из комнаты напротив стоны. Зои не одна. Конечно, не впервые она приводит сюда парня, пока мы с Виолеттой спим вместе. Мы даже смеемся на этим. Но в этот раз все по-другому. Потому что Зои занимается сексом совсем рядом, и я не только завидую ей (я бы тоже хотел), но еще и злюсь.
Хрипы и вздохи становится все труднее игнорировать.
– Умоляю, сделай погромче! – говорю я Виолетте.
Она кивает и почти выполняет мою просьбу, как вдруг до нас долетает то, что приводит в настоящий ужас:
– О, Джейсон, да… пожалуйста… о…
Виолетта широко распахивает глаза, прикрывая рот рукой. Черт! Меня! Побери! Эта сволочь была права! Мы с моей лучшей подругой смотрим друг на друга. Внезапно меня охватывает такое желание рассмеяться, что я не могу ему противостоять. Мы с Виолеттой одновременно разражаемся хохотом.
Стоны становятся все громче и громче, но я пытаюсь не обращать них внимания. Я просто надеюсь, что они не начнут встречаться, иначе мы с Виолеттой не выдержим их плотских порывов.
– Полагаю, это должно было случиться, – бормочет Виолетта с отсутствующим взглядом.
– Что ты имеешь в виду?
Она задумчиво пожимает плечами. Мне хочется вернуть звук телевизора, чтобы больше не слышать отдающихся друг другу Джейсона и Зои, но мне интересно узнать, о чем думает Виолетта.
– Они ведь одинаковые, поэтому было очевидно, что когда-нибудь они попытаются. Рыбак рыбака, понимаешь?
Все складывается слишком хорошо, чтобы это было правдой. Я не уверен, хочу ли поднимать эту тему, потому что, в конце концов, ее отношения с Клеманом – совершенно не мое дело, но она сама дает мне возможность поговорить об этом прямо, поэтому я действую решительно.
– Значит, следуя твоей логике, вы с Клеманом одинаковые?
Она удивленно смотрит на меня. Сначала я не хотел говорить ей этого, но меня раздражает, что она пытается притворяться кем-то, кем не является. Виолетта морщит лоб, и я тут же понимаю, что дальнейший разговор мне не понравится.
– В каком смысле?
– Ну ты считаешь, что вы с Клеманом похожи? Считаешь, что вы встречаетесь, потому что подходите друг другу?
Она продолжает разглядывать мое лицо, но оно по-прежнему непроницаемо. Она догадалась, к чему я веду, так что назад дороги нет. И если она поняла, о чем я, то значит, она и сама прекрасно знает, что я прав. И это уже полпобеды.
– А что не так? – контратакует она, отодвигаясь.
Она занимает оборонительную позицию, становясь на колени и скрещивая руки на груди, она сверлит меня взглядом и сжимает челюсти. Господи, как же она красива. А если бы я уложил ее и поцеловал бы каждую из ее веснушек?
– Это глупый вопрос, Виолетта, – продолжаю я спокойным голосом.
– Нет, мы не очень похожи. Ты это хотел услышать? И что с того? Противоположности притягиваются!
Я бы рассмеялся, если бы не знал, что разозлю ее этим. Эти ее поговорки…
– Согласен. Тогда почему ты пытаешься сделать из себя кого-то другого?
Я попадаю в самое яблочко. Виолетта приходит в ярость, а Зои и Джейсон в это время продолжают от всего сердца развлекаться. Господи, неужели они не могут делать это где-нибудь в другом месте? Я понимаю, что Виолетта не знает, что сказать, и поэтому продолжаю давить. Мне действительно хочется знать.
– Скажи, пожалуйста, почему ты сама себя ломаешь?
Она осознает, что не может отрицать очевидного, прекрасно осознает, что я слишком хорошо ее знаю и что она не сможет меня обмануть. Она вздыхает и, поверженная, расцепляет руки.
– Потому что если я буду вести себя так достаточно долго, есть шанс, что это войдет в привычку. И что я стану более-менее нормальным человеком: спокойной, сдержанной и чуть менее странной.
Эти откровения ошеломляют меня. Все хуже, чем я думал. Я открываю рот, не зная, что сказать, и отхожу включить свет. Есть у меня ощущение, что до конца мы фильм не досмотрим. А жаль, он классный.
– Но почему? Почему ты хочешь стать нормальной?
Она поднимает бровь:
– Ты серьезно спрашиваешь?
– Да, я серьезно спрашиваю. Почему ты хочешь из уникальной стать нормальной? Я, например, не хочу, чтобы ты становилась нормальной, я хочу, чтобы ты была собой, Виолетта: странной, импульсивной, веселой, неловкой, той, кто может пошутить про инвалидов. Быть нормальным не так уж и весело, – вздыхаю я, качая головой. – Поверь мне!
Виолетта глядит на меня как на сумасшедшего, хотя я знаю, что я вполне адекватен. В тот канун Нового года меня привлекла в ней именно ненормальность. И я хочу, чтобы она поняла: если Клеману не нужно такое НЛО, как Виолетта, то она нужна многим другим. Например, мне.